Леди-послушница - Вилар Симона - Страница 51

• Предыдущая
• 51/139
• Следующая

– Сэр Элиас! – закричал он, по-прежнему стараясь удержать бьющегося графа. – Элиас Джиффард, сюда, разрази вас гром!

Сенешаль явился, когда конвульсии Херефорда стали не такими частыми и сильными. Повернув голову лорда набок, он дал сбежать розоватой слюне, заполонившей рот, и покосился на Артура.

– Скоро это закончится. Ты уже сталкивался с подобным?

– Paduca[63], – произнес название по-латыни Артур. – Читал когда-то.

– Это началось с ним не так давно, – грустно сказал старый сенешаль. – Последствие удара по голове. Но припадков давно не было… Надо же… Однако ты сделал все правильно.

Видя, что Херефорд приходит в себя, Артур поднялся и направился к выходу.

– Артур, никто не должен знать…

– Да, я понимаю, – не оглядываясь, кивнул юноша.

Он устроился на широком дубовом поручне галереи, опершись спиной о столбик подпоры и обхватив колено руками. Артуру нравился Херефорд, он готов был вести с ним дела, верил ему. Эпилепсия не так страшна, если припадки не учащаются. Граф Роджер был силен, богат, хорошо питался и мог жить в роскоши, ни в чем себя не ограничивая. Спрашивается, чего бы ему не успокоиться? Зачем так рваться на войну? В нем говорит рыцарский дух, который не позволяет нормандским баронам жить в мире? Или Херефорд рассчитывает так отвлечься от угнездившейся в нем хвори?

– Артур!

Юноша резко повернулся. Херефорд умел подходить неслышно, как кошка, что казалось даже странным при его стати и огромном росте.

– Это обещанное, – протянул граф ему увесистый мешок с деньгами. – Можешь пересчитать – здесь ровно сорок фунтов серебром.

– О, вот она, моя радость, – взвесил в руке приятную тяжесть Артур.

– Ну и что ты теперь собираешься с этим делать?

– Как что? Копить стану, – придав лицу преувеличенно важное выражение, ответил юноша.

– Послушай, Артур, – как-то смущенно начал Херефорд, даже отвел глаза, скользнул взглядом по хозяйственным постройкам вдоль частокола усадьбы, у которых расположились его люди. Силач Метью чистил у ворот конюшни мулов, Рис сидел в обнимку с мохнатым Гро… – Послушай… Вот что… – нерешительно продолжил он.

– Я никому ничего не скажу, милорд.

– Я не об этом. Но подумай сам, эти деньги – целое состояние. Ты мог бы на них купить себе коня и доспехи, мог бы нанять и снарядить людей. И тогда бы я с охотой принял тебя под свою руку. Конечно, сейчас такое время, что я ничего не стану тебе обещать. Но если задуманное нами удастся, то однажды я возвышусь, а бросать своих людей мне не свойственно. И со мной сможешь возвыситься ты – станешь рыцарем, я наделю тебя землей, и с бродяжничеством будет покончено. А там, если все пойдет как надо, однажды ты сможешь стать и лордом. С твоим умом, образованием, опытом…

– О, милорд, не продолжайте, – юноша поднялся с перил. – Это такая длинная баллада – обзаведись, купи, служи, однажды, когда-нибудь, если все сложится. А я хочу жить сегодняшним днем. Вы посмотрите, граф, какой закат! Стоит ли обременять себя хлопотами, когда можно просто ехать ему навстречу?

– Ты собираешься выезжать прямо сейчас? На ночь глядя? – спросил Херефорд, поняв, что его предложение не принято и продолжать не имеет смысла. – А не опасаешься с такой суммой, что кто-то захочет облегчить твою ношу?

– Это когда я с братом Метью и Рисом Недоразумением Господним? – иронично вскинул под челку брови Артур. – Ну тогда я этим бедолагам сочувствую. Да и Гро с нами. Знаете, милорд, вы подарили нам отменного пса. Лису берет с ходу, на барсука охотник отличный, да и сторож хоть куда. Ну а пока – храни вас Бог, Роджер Фиц Миль.

Он поклонился Херефорду и, прижав к груди увесистый мешок, стал спускаться по лестнице. Но неожиданно повернулся.

– Но если наши услуги еще понадобятся… Вы знаете, где меня искать.

И даже подмигнул грустному графу со всем задором своей юности и бесшабашности.

Однако, когда он вышел во двор усадьбы, лицо его уже стало серьезным. Завидев друга, Рис поднялся и приблизился к стоявшему подле мулов Метью.

– Смотрите, что у меня есть, – Артур покосился на награду и, передав Рису свой груз, погладил мула по длинной морде. – Твои любимчики уже отдохнули, святоша? Тогда запрягай. Ибо чем меньше мы станем мозолить глаза графу Честерскому, тем целее будут наши головы.

– Ну и куда мы поедем? – спросил Рис своим высоким девичьим голосом.

– В Шрусбери, конечно. Ибо такие деньжищи я могу доверить на хранение только одному человеку: нашей доброй покровительнице аббатисе Бенедикте. Да и процент она всегда неплохой выплачивает. Так что запрягай, Метью.

Через какое-то время стоявший на галерее Херефорд услышал, как они напевают, выезжая из широких ворот усадьбы:

Аббатиса Бенедикта корила себя, не находя в душе тепла для своей юной родственницы Милдрэд. Некогда настоятельница была почти влюблена в отца этой девушки, к ее матери испытывала сердечную привязанность, но вот сама Милдрэд – эта милая, красивая и приветливая девушка – вызывала в ней некое тайное раздражение. Аббатиса даже покаялась на исповеди, считая себя плохой христианкой. Но и самой себе она не могла признаться в том, что ее неприязнь основана на зависти старой женщины к молодой и удачливой, у которой все впереди.

Никогда у нее не возникало подобного чувства к какой-либо из воспитанниц монастыря, среди которых были и знатные, и хорошенькие. Все они жили под ее покровительством, ко многим она испытывала привязанность. Милдрэд же казалась ей чересчур яркой и толковой – создавалось впечатление, что этой девушке удается решительно все. И невольно Бенедикта стремилась найти в ней какой-нибудь недостаток, чтобы оправдать свою неприязнь к Милдрэд Гронвудской.

Правда, полного имени саксонки никому в монастыре не сообщали: об этом настоятельно просил аббатису в письме епископ Генри Винчестерский.

«Ввиду некоторых причин пребывание сей девицы в вашей обители должно храниться в тайне. Если вы наречете ее каким-либо иным именем, я буду только признателен».

Мать Бенедикта пыталась найти этому объяснение. Ну, допустим, ей не следовало разглашать пребывание в Шрусбери одной из богатейших невест Англии, чтобы Милдрэд не тревожили претенденты на ее руку, когда родители девушки столь далеко. Но об этом должны были просить именно они, а не епископ Генри. К тому же сам приезд Милдрэд был обставлен так странно! Согласно договоренности, люди Бенедикты ждали ее в Бристоле, а она вдруг является с приближенными епископа, который к тому же внес положенный вклад в монастырь, в то время как это полагалось сделать далеко не бедным лорду и леди из Гронвуда.

В письме пояснялось, что корабль, на котором ранее плыла Милдрэд со спутниками и багажом, погиб во время бури. Аббатиса попыталась расспросить об этом саму девушку, однако та отвечала неохотно, пока полностью не замыкалась в себе. «Похоже, она просто лгунья», – с неким удовлетворением сделала вывод аббатиса.

С самой племянницей Бенедикта предпочла общаться как можно реже и особо не ссылалась на их родство. На срок пребывания той в обители они вместе выбрали ей новое имя – Милдрэд Мареско, что на старом саксонском означало «болотная», или «из болотного края», раз уж она прибыла из фэнленда.

Монастырь Святой Марии, располагавшийся внутри городских укреплений Шрусбери, был невелик, но вполне благоустроен, в нем имелся собственный сад и выход к реке, а шпиль примыкавшей церкви являлся самым высоким в Шрусбери. На момент приезда Милдрэд в монастыре в качестве воспитанниц проживало несколько благородных девиц, среди них даже племянница самого графа Честера, Матильда ле Мешен, или Тильда, как называли ее между собой девушки, а также дочь одного из верных соратников графа Херефорда, Филиппа де Кандос. Были тут дочери и других знатных нормандских семейств, были и саксонки. Именно саксонка верховодила в этом небольшом девичьем мирке – некая Аха, девушка из очень древнего, но полностью обедневшего рода. Ахе вскоре предстояло принять постриг, что она старалась отложить под любым предлогом. Зато она заслужила расположение настоятельницы, донося ей обо всем, чем живут и о чем думают находящиеся в обители девушки.

• Предыдущая
• 51/139
• Следующая