Мир Ашшура. Дилогия - Мазин Александр Владимирович - Страница 61

• Предыдущая
• 61/195
• Следующая

Спуск по ней дался эгерини нелегко. Внизу ему пришлось остановиться и, держась за стену, ждать, пока прояснится в глазах.

Алый тоже терпеливо ждал.

– Где это я? – спросил Фаргал, когда ему чуть полегчало.

Воин ответил не сразу, но все-таки ответил:

– Царский Гладиаторский Двор.

– А… кто я тут?

– Никто,– буркнул Алый.– Потерявший Жизнь. Давай двигай.

Длинный зал с низким потолком, темный и душный. От дверей до дальней стены – стол. На скамьях вдоль него – люди. Потерявшие Жизнь. Гладиаторы.

– Вперед!– скомандовал Алый, и Фаргал вошел в трапезную.

Воин остался снаружи.

– Новичок? – Мускулистый малый с черной повязкой на руке подошел к эгерини.– Зовут как?

– Фаргал.

– Твое место с края, Фаргал,– сказал малый и засмеялся.– Но это ненадолго, судя по твоей роже. Иди, парень, набивай брюхо, пока оно у тебя есть!

И захохотал над собственной шуткой.

Немногим раньше Фаргал заставил бы шутника набить брюхо собственными зубами, но теперь – не то. Эгерини заковылял в указанном направлении и примостился на краю скамьи.

Раб поставил перед ним глиняную миску с чечевичной кашей, приправленной луком и чесноком. Фаргал лениво ковырялся в ней деревянной ложкой: есть совсем не хотелось.

– Ну,– произнес за спиной Фаргала хриплый голос с гортанным самерийским акцентом.– Где новичок?

– Встань!– Сосед эгерини толкнул его локтем.– Потом дожуешь!

Фаргал медленно поднялся. Обернулся.

Он сразу узнал говорившего. И тот тоже его узнал, хотя не один год прошел с тех пор, как они встретились.

– А-а, волчонок,– сказал Хархаздагал из клана Горы Ветров.– Вижу, ты вырос!

Вокруг засмеялись: Фаргал был на голову выше самерийца.

Хархаздагал повернул голову, и смех стих.

– Готов со мной сразиться, волчонок? – спокойно спросил горец.

Фаргал перешагнул через скамью, перенес вес тела на здоровую ногу и выпрямился.

– Видишь, у меня опять нет меча,– сказал он.– Дай мне меч – и ты узнаешь.

Самериец медленно оглядел его с ног до головы. Взгляд его задержался на бурой от крови повязке, на старых шрамах и свежих рубцах, оставленных львиными когтями.

– Вижу,– сказал он.– Я дам тебе меч.

Повернулся и пошел прочь, невысокий, кряжистый, толстая коса на затылке скреплена бронзовой заколкой, рядом – рукоять меча.

Фаргал медленно опустился на скамью. Есть ему по-прежнему не хотелось. Жить – тоже.

«Ладно,– подумал Фаргал.– По крайней мере я умру как воин, а не как раб».

Но встретились они не так уж скоро. К вечеру рана на ноге воспалилась, и жар пополз от нее по всему телу. На ужин Фаргал не пошел, а когда дежурный стражник явился, чтобы приковать эгерини на ночь, тот лежал на каменном полу и слепо глядел в потолок. Стражник наклонился к нему, понюхал бинты и решил парня не трогать. Похоже, до утра новичок не дотянет. Время было – конец четвертой стражи, считая от полудня, и охранник не стал никого беспокоить. Помрет так помрет.

Фаргал бредил. Виделся ему то старик-карнагриец, угостивший его лепешкой, мертвый, с выпотрошенным нутром, то широкое лицо Хархаздагала, то вдруг Мормад, веселый, в новой головной повязке в красную полоску…

А потом пришла Таймат.

– Живой, смотри ты! – с удивлением произнес стражник, отпирая камеру.

– Посторонись! – холодно произнес Хархаздагал.

Он присел на корточки рядом с новичком, потрогал его лоб, пощупал раздувшуюся ногу.

– Почему вчера мне не сказал? – спросил горец.

– Да ладно, какой-то раб…

Самериец молча смотрел на стражника. Не лицо – маска с узенькими прорезями глаз. Стражник отвел взгляд… и наткнулся на отполированную до блеска, непривычно длинную рукоять меча за головой самерийца.

Стражник почувствовал пустоту в животе.

«Убьет!» – подумал он в панике и попятился.

– Марш за лекарем,– негромко сказал горец.– Бегом!

Стражник припустил по коридору, грохоча подбитыми железом сандалиями.

«Зверь, ну зверь,– думал он на бегу.– Дикарь, одно слово!»

– Вчера звать надо было,– равнодушно уронил лекарь.

Стражник у него за спиной поежился. Но Хархаздагал даже не взглянул на него.

– Выживет? – спросил он.

– Вряд ли. Это тот самый разбойник, что задушил льва?

– Да. Делай свою работу, старик!

От голоса Хархаздагала лекаря пробрал озноб.

– Да я же не отказываюсь,– пробормотал он, разматывая вонючие бинты,– только я ведь не маг какой-нибудь… Подержи его.

И принялся копаться в ране.

Фаргал лежал неподвижно. Он не чувствовал боли, он вообще ничего не чувствовал.

Лекарь закончил, наложил новую повязку, порылся у себя в сумке, не нашел того, что искал, пожевал губами.

– Ему еще отвар нужен, – сказал он.– Сделать?

– Ему нужен лосанский бальзам,– сказал Хархаздагал.

– Ты что, воин? – Седые брови лекаря поползли вверх.– Он же стоит столько, сколько три таких раба!

– Старик,– ровным голосом произнес горец,– я знаю, что у тебя есть лосанский бальзам. И ты принесешь его этому гладиатору. Я заплачу.

– Ну раз так…– Лекарь недоуменно оглянулся на стражника, но тот ничего не смог бы ему объяснить.– Ладно, найдем и лосанский бальзам. Только, знаешь, это обойдется тебе в восемнадцать золотых.

– Тринадцать,– отрезал горец.– Больше не пробуй меня обмануть, я знаю цену.

– Тебя обманешь,– пробормотал лекарь. И, выйдя в коридор, добавил: – Самерийский удав…

Но совсем-совсем тихо.

Бальзам он принес, и страшный горец собственноручно развел его в вине и напоил раненого. К следующему утру жар спал, опухоль уменьшилась. Фаргал очнулся и даже попытался встать, но приставленный к нему раб-сиделец не позволил.

– Хозяина запретил,– сказал раб, коверкая слова.

Был он табит, черный длиннорукий дикарь, пойманный соктами и проданный в Великондаре всего полгода назад.

– Лежать, пить.– Табит поднес к губам Фаргала чашку.

Эгерини мотнул головой, часть настоя пролилась ему на грудь.

– Пить, здороветь! – обеспокоился табит.– Умрешь – хозяина мой тоже убить!

Фаргал выпил поднесенную жидкость, пить и впрямь хотелось. Настой, кисловатый, с горечью, сразу утолил жажду.

– Хозяин – кто? – подстраиваясь под дикарский выговор табита, спросил он.

– Большой Меч, Правитель!

Табит плотно сжал губы и оттянул пальцами кожу на висках, имитируя узкие глаза самерийца.

– Хозяина ты очень любит,– доверительно сообщил он.– Ходит твой как сын. Почему, знаешь? – спросил с любопытством.

– Убить меня хочет,– ответил Фаргал.– Сам.

«Вырастай скорей, волчонок, чтоб я смог скрестить с тобой клинки». Как будто вчера сказано, а не пять с лишком лет назад.

Табит с сочувствием глядел на эгерини.

– Убить – да,– согласился он.– Хозяина убивать, как ты – пить.

Фаргал поправлялся быстро. Через восемь дней он уже самостоятельно спустился в трапезную. Еще через день дал по зубам гладиатору, попытавшемуся отнять у него еду. Дружки за пострадавшего заступаться не стали: исполосованное шрамами тело Фаргала о многом говорило тому, кто понимает. Да и про задушенного льва все слышали.

Хархаздагала эгерини не видел ни разу. Но выяснил, что горец здесь – один из хозяев. Помощник Управителя Двора.

На ночь Фаргала приковывали к кольцу в полу его камеры. Это не особое «отличие», как в тюрьме, а обычная мера. Всех гладиаторов после захода солнца сажали на цепь. Днем цепь снимали. Но покидать камеру эгерини мог только трижды в день, чтобы сходить в трапезную. Все, что он видел,– длинный коридор, лестница, мощеный двор, который пересекала канава с проточной водой, и трапезная. Да еще кусок крыши царского дворца в узком окошке камеры. Других гладиаторов сразу после завтрака уводили на тренировку, а Фаргала – обратно в камеру. Так продолжалось до тех пор, пока осмотревший эгерини старичок-лекарь не нашел, что Фаргал поправился.

На следующий день после завтрака стражник повел Фаргала не в камеру, а в небольшой дворик, окруженный глухими стенами.

• Предыдущая
• 61/195
• Следующая