Трепет - Малицкий Сергей Вацлавович - Страница 18

Он приблизился к спутнице, обнял ее и на ходу поцеловал Ирис в губы. И почувствовал ее слезы на языке.

– Это все? – спросил он, не отстраняясь.

– Опасность. – Она прошептала чуть слышно.

– Когда ее не было? – спросил Игнис.

– Такой ощутимой она не была никогда, – ответила Ирис.

– Значит, будем еще осторожнее, – пообещал жене Игнис.

…Шесть лет назад, когда он и Ирис вышли из пределов Светлой Пустоши, как будто ничего не изменилось ни в нем, ни в ней. Разве только незаметно для самих себя они стали если не одним целым, то уж сроднились ближе, чем сроднились бы, если бы вышли из одного лона и провели каждый прожитый день рядом друг с другом. Ирис не стала хуже выпускать стрелы, ее рука не потеряла твердость, но кроме твердости в руках появилось что-то и в ее глазах. Не твердость. Тревога. И когда Игнис спросил ее о причине этого, она ответила не сразу. Долго молчала. Молчала, когда устраивала вместе со спутником лошадей на неприметном, окраинном постоялом дворе Эбаббара, молчала, когда сидела за столом, молчала, когда стелила постель в снятой комнатушке на втором этаже. Потом наконец произнесла:

– Странное ощущение. Чувство, которого я никогда не испытывала. Словно котел с водой повешен над очагом, и я вижу, как пузырьки отрываются от его стен. Вода вот-вот закипит. Что-то откроется. Начнется. Случится. Неизвестно, что. Но случится. Я уверена.

Игнис выслушал Ирис, сдвинув брови, но не позволил себе даже тени улыбки. Тут же начал затягивать распущенную завязь на рубахе.

– Ты что? – не поняла Ирис.

– Сколько раз ты спасала меня там? – Он мотнул головой в сторону Светлой Пустоши, которая лежала всего лишь в десятках лиг от окраины Эбаббара. – Или ты думаешь, что осторожность, опаску и внимательность можно снять с себя, как снимают одежду? Не думаю, что мы можем позволить себе такую роскошь. Одну ночь можно поспать и одетым.

Опасения Ирис оправдались в полночь. За дверью раздались тихие шаги, затем в дверной щели блеснуло лезвие узкого ножа. Звякнул накидной крючок, и дверь открылась. С минуту неизвестные выжидали, затем из коридорной тьмы в темноту комнаты ввалились черные тени и поспешили пронзить ножами прикрытые одеялами тюфяки. Только после этого из дальнего угла комнаты полетели стрелы.

– И что же мы теперь будем делать? – с дрожью проговорила Ирис, когда Игнис зажег лампу и обнаружил, что среди нападавших были и хозяин постоялого двора, и его сын, и двое дюжих работников.

– Ничего, – пожал плечами Игнис, бросая на пол одеяло, чтобы кровь не просочилась сквозь доски в зал. – Ничего особенного. Кажется, у этого трактирщика были собственные представления о гостеприимстве. К его несчастью, они не совпали с нашими. Поэтому делать мы ничего не будем. К сожалению, спать этой ночью нам тоже не придется. Но нам следует возблагодарить богов за твой дар и отправиться в ближайший храм, где ведется ночная служба, а после него в порт. Первой же баркой мы покинем Эбаббар. Куда бы она ни пошла. Хоть в Самсум, хоть в Туршу, хоть в Фиденту.

– Зачем же нам в храм? – удивилась Ирис. – Возблагодарить богов можно в любом месте. Лучше всего в собственной голове и сердце.

– Хочу присоединить тебя к роду Тотумов, – произнес Игнис. – Храм мне для этого, разумеется, не надобен, но нужный ярлык дадут только там. Надеюсь, ты не будешь очень уж упираться?

Она не упиралась. Ни тогда, ни после, когда оказалось, что судьба уготовила ей странствия и опасности. Ни даже тогда, когда Игнис привел ее в те края, в которых она хлебнула горя и в которых однажды утратила способность иметь детей. Как надеялась сама и как надеялся Игнис – на время. И вот теперь, через шесть лет, она была все еще рядом с Игнисом и снова чувствовала, как пузырьки отрываются от стенок котла. Опасность была близка и столь отчетлива, как никогда раньше.

От Иевуса, окружным путем уходя к суровому берегу моря Хал, до Обстинара было не менее пятисот лиг. И до Тимора еще больше сотни. Миновав Валу, за полдюжины лиг до границы Обстинара Игнис уверился, что погони за ними не будет, и все-таки в последнем большом валском селе сменил лошадей и одежду. Сбривать бороду и усы он перестал сразу после Иевуса, надеясь, что никто не узнает в крепком воине с проседью в волосах прежнего красавчика принца Лаписа. Во всяком случае, ярлыки с подлинными именами Игниса и Ирис были надежно припрятаны, а если где и приходилось называть собственное имя, годилась старая деревяшка с чекерским именем Асаш. Ирис не нужна была и она. Мало ли подобных семейных пар бродило дорогами Анкиды после свейской войны? Да, с каждым годом все меньше, но пока еще хватало. К тому же, как понял Игнис на последнем постоялом дворе, именно в Тимор таких неприкаянных или несчастных тянуло чаще всего.

– Врать не буду, а многие туда подались, – клевал носом в дубовый стол захмелевший мытарь в том самом валском селе. – Не скажу, что у этого самого Тимора такие уж широкие долины, но каждому находится и кусок земли, и дело по вкусу. Поверь мне, парень. Несмотря на то что и Аббуту стараниями принца Бэдгалдингира поднимается на левом берегу Азу, его жители еще будут кусать локти, что упустили такого наместника, как Адамас.

– А что с королевой Армиллой? – пододвигал стражнику кубок вина Игнис.

– А что с ней? – хлопал глазами мытарь, обнаруживал перед собой очередной кубок и, прежде чем припасть к нему мокрыми губами, недоуменно бормотал: – Что с ней сделается? Она ж королева! Да, конечно, вдова, да и годков много, чуть ли не пятьдесят, но, по слухам, красоту пока не растеряла. Ты это… – Стражник припадал к кубку, отхлебывал от него столько, что, казалось, вино сейчас брызнет у него из ушей, и натужно шептал: – О ней разговоров лучше не разговаривай. Приключилось там что-то. Нехорошее. Умерла она. Сама или не сама – не знаю. Не моих ушей дело. И не твоих. Но никто об этом не говорит. А у всех тиморцев черные шарфы на горле. И у тех, кто в Тимор движется. Только не для тепла те шарфы, висельные они… Так воины говорят. Чужие воины. Ардуусские. Их полно теперь по границам и Обстинара, и Тимора. Их и инквизиции. В Обстинаре кровь, в Тиморе пока нет, а в Обстинаре кровь. И воины по границам. Чужаки. Одно не пойму, то ли они ждут кого-то оттуда, то ли пускать туда никого не велено. И ужас. Стылый ужас. Огонь. Такой, что легче обделаться, чем устоять. Тройной ужас…

Речь стражника становилась совсем уж неразборчивой, но Игнис его уже не слушал. Поднялся и вышел вон. Ирис, которая сидела в дальнем углу трактира, догнала его через полминуты.

– Что там? – спросил Игнис, разглядев в полумраке тревогу на лице подруги.

– Плохо, – коротко бросила она. – За тобой следили сразу трое. По виду – атеры. По их повадкам – что-то странное. Тени неприметные. Один выскользнул из трактира за пять секунд до того, как ты на ноги поднялся. Двое выйдут, думаю, только после того, как мы уйдем со двора.

– Об этой опасности ты говорила? – спросил Игнис.

– Нет, – качнула головой Ирис. – Это пока только неприятность. Та беда все ярче и пронзительней, но, когда она случится, не знаю. Но точно знаю, что она часть той общей беды, которая как гроза за вершинами гор. Туч еще не видно, но на пиках отблески молний, и гром доносится.

– Ну, если это еще не та беда, так и сберегаться будем как прежде, – улыбнулся Игнис. – Вошли в село со стороны Обстинара? Уйдем в сторону Валы. Где приметили, там и развернемся. Заодно и посмотрим, кто пойдет за нами. Снег начинается опять. Нам на пользу. Но теплый ночлег пока отодвигается. К моему великому сожалению.

Ирис улыбнулась, обняла мужа, ткнулась губами ему в щеку и прошептала быстро:

– Первый за углом конюшни. Но без самострела или лука. Соглядатай.

– Вижу, – ответил Игнис. – И все-таки, пока я не буду уверен в нашей безопасности, кольчужницу снять не позволю.

– Я тебе тоже, – толкнула в плечо мужа Ирис.

Они покинули село уже в темноте и ушли в ту сторону, откуда на самом деле и прибыли. Уловка была привычной. Через три лиги, жмурясь от налетающей круговерти, Игнис подал лошадь к залепленному снегом ивняку. Ждать пришлось недолго. Через несколько минут в сторону Шуманзы промчались несколько всадников.