Батальон смерти - Родин Игорь П. - Страница 12

• Предыдущая
• 12/72
• Следующая

День уже клонился к вечеру, когда я собралась в обратный путь. До реки добралась уже в сумерках, но успела на паром до острова. Теперь нужно было пройти на другой конец острова, чтобы попасть на второй паром. Но в темноте сбилась с пути.

Я озябла, проголодалась и устала до смерти. Ломило ноги от многочасового блуждания по острову в поисках верного пути. Когда наконец вышла на противоположный берег, была, вероятно, уже полночь. На той стороне воды виднелись огоньки, и я что было сил закричала, вызывая перевозчика. Но ответа не последовало. Лишь шум ветра, раскачивающего ветви деревьев, вторил моим крикам. Я звала целую ночь, но все напрасно.

Когда рассвело, я, собрав последние силы, закричала опять. На этот раз крик услыхали и послали за мной лодку. К несчастью, лодкой управлял мальчишка. Я просто не могла двигаться, а у него не хватало сил дотащить меня до лодки. Пришлось ползти к ней на четвереньках. С помощью мальчика я в конце концов оказалась в лодке. Ему понадобилось немало времени, чтобы перебраться через реку, и, когда мы достигли другого берега, я лишилась чувств. Меня отвезли в Кузнецовскую больницу в Иркутске, где я пробыла шесть недель в состоянии, опасном для жизни. За это время потеряла все волосы на голове и половину своего веса.

О встрече со мной Яша, конечно, рассказал своим товарищам в тюрьме. Он гордился тем, что я верна ему, но по мере того, как проходили дни и недели, а меня все не было, они стали донимать его по этому поводу.

– Хороша у тебя баба, чего уж. Можешь и впрямь ею гордиться, – подтрунивали они. – Она, наверное, нашла себе другого муженька. Больно ты ей нужен, заключенный. Все они одинаковые – что твоя, что наши.

Яша тяжело переживал такие шуточки, принимая их близко к сердцу. Он ничего не знал о том, где я и что со мной, и наконец решил, что я его предала.

Как только меня выписали из больницы, я направилась к генерал-губернатору. В его канцелярии мне сообщили, что Яшу приговорили к четырем годам ссылки. Получив паспорт, я снова поехала в Александровск, чтобы повидаться с ним. Но Яша встретиться со мной не захотел. Поверив россказням своих товарищей, подкрепленным моим двухмесячным отсутствием, он решил порвать со мной. Я, конечно, совершенно растерялась от такого поворота дел и горько плакала. Некоторые из заключенных видели меня в тюрьме. Они заметили, что я плакала, обратили внимание на мой изможденный вид и сообщили Яше об этом. Тогда он согласился на встречу.

Пришедшим на свидание в Александровском централе не разрешалось приближаться вплотную к заключенным. В комнате были две железные решетки. Расстояние между ними – примерно несколько метров. Заключенный оставался за одной решеткой, а посетитель, пришедший на свидание, – за другой. Прикоснуться друг к другу они не могли.

Вот в такой обстановке мне и дозволено было встретиться с Яшей. Мы оба плакали, как дети. Яша не мог без слез видеть мою худобу. Он понимал, как обидел своим подозрением в неверности. Это была трогательная картина встречи людей, разделенных решетками. Яша сообщил, что его не отправят в ссылку раньше мая. Поскольку я предложила сопровождать его в ссылку, мне нужно было найти работу на ближайшие несколько месяцев. Требовалось также выхлопотать разрешение на совместное с Яшей проживание в ссылке.

Я нашла работу в той же самой конторе по укладке асфальта, но на сей раз в качестве простой работницы с жалованьем не более пятидесяти копеек в день. Часто наведывалась в Александровск повидать Яшу. Как-то раз довелось выполнять работу в иркутской тюрьме, и вскоре заключенные узнали, что мой муж сидит в Александровске: между двумя тюрьмами существовала самая совершенная система тайной связи.

В целом заключенные относились ко мне хорошо. Но однажды вечером в вестибюле, где мы выполняли работы, соглядатай из заключенных схватил меня в углу и пытался изнасиловать. Я отбивалась, как могла, но он повалил меня. Мои крики услыхали рабочие из бригады и некоторые заключенные. Вскоре нас окружила толпа, и между теми, кто стоял за меня, и дружками соглядатая возникла ссора. Помощник смотрителя и несколько надзирателей разогнали толпу и составили протокол по моей жалобе, с тем чтобы судить соглядатая за попытку изнасилования.

Когда до суда оставалось уже немного дней, Яшины друзья по тюрьме убедили его уговорить меня взять обвинение обратно.

– Закон тюремной жизни требует, чтобы ты взяла назад свою жалобу, – объяснил Яша.

Было ясно, что мой отказ подчиниться может означать для Яши смерть. Поэтому, когда меня вызвали в суд дать показания против соглядатая, я заявила, что никакого нападения не было и никакой жалобы я не подавала. Дело закрыли, а мой поступок повысил авторитет Яши среди заключенных в обеих тюрьмах.

Зима закончилась. К Пасхе 1913 года удалось получить разрешение быть причисленной к арестованным и получить направление в Александровск, где мне вместе с Яшей предстояло ожидать назначения места ссылки. Меня поместили в женское отделение, где находилось несколько женщин из уголовного мира. То, что я вытерпела от них, почти не поддается описанию. Они били меня нещадно, но я знала, что любая жалоба только ухудшит мое положение. Когда раздавали ужин, старшая надзирательница спросила меня, не издевались ли надо мной товарки. Я ответила отрицательно, но она вряд ли поверила, потому что этим женщинам наказала не трогать меня.

Случай этот несколько улучшил отношение женщин ко мне, но они все же заставляли меня прислуживать им и выполнять за них любую грязную работу. В дополнение ко всем бедам еда была совершенно отвратительной, а нары, на которых мы спали, – грязными. В каждой небольшой камере сидело по восемь человек. Я виделась с Яшей только раз в неделю, по воскресеньям. В этом добровольном заключении прошло целых два месяца, но они мне показались двумя годами, и я с нетерпением и надеждой ждала того дня, когда перед нами откроется дорога в ссылку.

Наступил май. Река Лена вскрылась ото льда и стала судоходной. Распахнулись тяжелые железные двери тюрьмы, и сотни заключенных, в числе которых были и мы с Яшей, выстроились во дворе для следования по этапу в ссылку.

Каждую зиму в стенах огромной тюрьмы в Александровске собирались тысячи искалеченных жизнью людей – убийц, фальшивомонетчиков, воров, студентов, офицеров, крестьян и разных дельцов, преступивших законы тиранического режима. И каждую весну из распахнутых ворот мрачной тюрьмы выплескивалась лавина полуотупевших мужчин и женщин для отправки в дикую сибирскую тайгу и необитаемые районы Крайнего Севера.

Всю весну и лето эти толпы отчаявшихся людей устремлялись из Александровска на заснеженные просторы Севера, где они медленно угасали в невообразимо тяжелых климатических условиях и гибли тысячами в краю, где ночь продолжается шесть месяцев. Десятки тысяч безымянных могил рассеяны по всей территории от Уральских гор до Аляски…

Итак, нам предстояло вдохнуть свежего воздуха. Было много суеты и неразберихи, прежде чем сформировалась наша группа. В ней собралось около тысячи человек, в том числе двадцать женщин. Охрана состояла из пятисот солдат-конвоиров. Мы должны были идти пешком до Качуга, недалеко от истоков Лены, преодолев около двухсот верст. Наши пожитки погрузили на телеги. В первый день надлежало пройти тридцать пять верст по расписанию и остановиться на ночлег в пересыльном пункте на краю одной деревни. На сибирских дорогах много таких пересыльных пунктов – больших деревянных строений амбарного типа с железными дверями и решетчатыми окнами. Внутри помещения – только ряды двойных нар, и больше ничего, а снаружи они обнесены высокими заборами с дозорными вышками на каждом углу. Убежать из них попросту невозможно.

Мы поужинали тем, что взяли с собой из тюрьмы, и решили заночевать. Нашу партию разделили на группы по десять человек, в каждой из которых был выбран доверенный, задача которого состояла в закупке еды. Начиная со второго дня пути каждому выдавалось жалованье по двадцати копеек.

• Предыдущая
• 12/72
• Следующая