Республика Шкид (сборник) - Белых Григорий Георгиевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/107
- Следующая
Эланлюм любила свой немецкий язык до самозабвения и всячески старалась привить эту любовь своим питомцам, поэтому ей было очень приятно слышать назойливое гудение класса, зазубривавшего новый рассказ о садовниках.
– Воронин, о чем задумался? Учи урок.
– Воробьев, перестань читать посторонние книги. Дай ее сюда немедленно.
– Элла Андреевна, я не читаю.
– Дай сюда немедленно книгу.
Книга Воробьева водворилась на столе, и Эланлюм вновь успокоилась.
Когда истек срок, достаточный для зазубривания, голос немки возвестил:
– Теперь приступим к пересказу. Громоносцев, читай первую строку.
Громоносцев легко отчеканил по-немецки первую фразу:
– У реки был берег, и на земле стоял дом.
– Черных, продолжай.
– У дома стояла яблоня, на яблоне росли яблоки.
Вдруг в середине урока в класс вошел Верблюдыч и скверным, дребезжащим голосом проговорил, обращаясь к Эланлюм:
– Ошень звиняйсь, Элла Андреевна. Виктор Николайч просил прислать к нему учеников Черний, Громоносцев унд Воробьев. Разрешите, Элла Андреевна, их уводить.
– Не Черный, а Черных! Научись говорить, Верблюд! – пробурчал оскорбленный Янкель, втайне гордившийся своей оригинальной фамилией, и захлопнул книгу.
По дороге ребята сосредоточенно молчали, а обычно ласковый и мягкий Верблюдыч угрюмо теребил прыщеватый нос и поправлял пенсне.
Невольно перед дверьми кабинета завшколой шкидцы замедлили шаги и переглянулись. В глазах у них застыл один и тот же вопрос: «Зачем зовет? Неужели?».
Викниксор сидел за столом и перебирал какие-то бумажки. Шпаргонцы остановились, выжидательно переминаясь с ноги на ногу, и нерешительно поглядывали на зава.
Наступила томительная тишина, которую робко прервал Янкель.
– Виктор Николаевич, мы пришли.
Заведующий повернулся, потом встал и нараспев проговорил:
– Очень хорошо, что пришли. Потрудитесь теперь принести табак!
Если бы завшколой забрался на стол и исполнил перед ними «танец живота», и то тройка не была бы так удивлена.
– Виктор Николаевич! Мы ничего не знаем. Вы нас обижаете! – раздался единодушный выкрик, но завшколой, не повышая голоса, повторил:
– Несите табак!
– Да мы не брали.
– Несите табак!
– Виктор Николаевич, ей-богу, не брали, – побожился Янкель, и так искренне, что даже сам удивился и испугался.
– Вы не брали? Да? – ехидно спросил зав. – Значит, не брали?
Ребята сробели, но еще держались.
– Не-ет. Не брали.
– Вот как? А почему же ваши товарищи сознались и назвали вас?
– Какие товарищи?
– Все ваши товарищи.
– Не знаем.
– Не знаете? А табак узнаете? – Викниксор указал на стол. У ребят рухнули последние надежды. На столе лежали надорванные, помятые, истерзанные семь пачек похищенного табаку.
– Ну, как же, не брали табак? А?
– Брали, Виктор Николаевич!
– Живо принесите сюда! – скомандовал заведующий.
За дверьми тройка остановилась.
Янкель, сплюнув, ехидно пробормотал:
– Ну вот и влопались. Теперь табачок принесем, а потом примутся за нас. А на кой черт, спрашивается, брали мы этот табак!
– Но кто накатил, сволочи? – искренне возмутился Цыган.
– Кто накатил?
Этот злосчастный вопрос повис в воздухе, и, не решив его, тройка поползла за своими заначками.
Первым вернулся Янкель. Положил, посапывая носом, пачку на стол зава и отошел в сторону. Потом пришел Воробей.
Громоносцева не было.
Прошла минута, пять, десять минут – Колька не появлялся.
Викниксор уже терял терпение, как вдруг Цыган ворвался в комнату и в замешательстве остановился.
– Ну? – буркнул зав. – Где табак?
Цыган молчал.
– Где, я тебя спрашиваю, табак?
– Виктор Николаевич, у меня нет… табаку… У меня… тиснули, украли табак, – послышался тихий ответ Цыгана.
Янкеля передернуло. Так вот чей табак взял он по злобе, а теперь бедняге Кольке придется отдуваться.
Рассвирепевший Викниксор подскочил к Цыгану и, схватив его за шиворот, стал яростно трясти, тихо приговаривая:
– Врать, каналья? Врать, каналья? Неси табак! Неси табак!
Янкелю казалось, что трясут его, но сознаться не хватало силы. Вдруг он нашел выход.
– Виктор Николаевич! У Громоносцева нет табака, это правда.
Викниксор прекратил тряску и гневно уставился на защитника. Янкель замер, но решил довести дело до конца.
– Видите ли, Виктор Николаевич. Одну пачку мы скурили сообща. Одна была лишняя, а одну… а одну вы ведь нашли, верно, сами. Да? Так вот это и была Громоносцева пачка.
– Да, правильно. Мне воспитатель принес, – задумчиво пробормотал заведующий.
– Из ванной? – спросил Громоносцев.
– Нет, кажется, не из ванной.
Сердце Янкеля опять екнуло.
– Ну, хорошо, – не разжимая губ, проговорил Викниксор. – Сейчас можете идти. Вопрос о вашем омерзительном поступке обсудим позже.
Кончились уроки; с шумом и смехом, громко стуча выходной дверью, расходились по домам экстерны.
Янкель с тоской посмотрел, как захлопнулась за последним дверь и как дежурный, закрыв ее на цепочку, щелкнул ключом.
«Гулять пошли, задрыги. Домой», – тоскливо подумал он и нехотя поплелся в спальню.
При входе его огорошил невероятный шум. Спальня бесилась.
Лишь только он показался в дверях, к нему сразу подлетел Цыган:
– Гришка! Знаешь, кто выдал нас, а?
– Кто?
– Гога – сволочь!
Гога стоял в углу, прижатый к стене мятущейся толпой, и, напуганный, мягко отстранял кулаки от носа.
Янкель сорвался с места и подлетел к Гоге.
– Ах ты подлюга! Как же ты мог сделать зто, а?
– Д-д-да я, ей-богу, не нарочно, б-б-ратцы. Не нарочно, – взмолился тот, вскидывая умоляющие коричневые глаза и силясь объясниться. – В-ви-ви-тя п-п-п-озвал меня к се-бе и г-говорит: «Ты украл табак, мне сказали». А я д-думал, вы сказали, и с-сознался. А п-потом он спрашивает, к-как мы ук-крали. А я и ск-казал: «Сперва Ч-черных и Косоров п-пошли, а п-потом Громоносцев, а потом и все».
– А-а п-потом и в-все, зануда! – передразнил Гогу Янкель, но бить его было жалко – и потому, что он так глупо влип, и потому, что вообще он возбуждал жалость к себе.
Плюнув, Янкель отошел в сторону и лег на койку.
Разбрелись и остальные. Только заика остался по-прежнему стоять в углу, как наказанный.
– Что-то будет? – вздохнул кто-то.
Янкель разозлился и, вскочив, яростно выкрикнул:
– Чего заныли, охмурялы! «Что-то будет! Что-то будет!» Что будет, то и будет, а скулить нечего! Нечего тогда было и табак тискать, чтоб потом хныкать!
– А кто тискал-то?
– Все тискали.
– Нет, ты!
Янкель остолбенел.
– Почему же я-то? Я тискал для себя, а ваше дело было сторона. Зачем лезли?
– Ты подначил!
Замолчали.
Больше всего тяготило предчувствие висящего над головой наказания. Нарастала злоба к кому-то, и казалось, дай малейший повод, и они накинутся и изобьют кого попало, только чтобы сорвать эту накопившуюся и не находящую выхода ненависть.
Если бы наказание было уже известно, было бы легче, – неизвестность давила сильнее, чем ожидание.
То и дело кто-нибудь нарушал тишину печальным вздохом и опять замирал и задумывался.
Янкель лежал, бессмысленно глядя в потолок. Думать ни о чем не хотелось, да и не шли в голову мысли. Его раздражали эти оханья и вздохи.
– Зачем мы пошли за этим сволочным Янкелем? – нарушил тишину Воробей, и голос его прозвучал так отчаянно, что Гришка больше не выдержал. Ему захотелось сказать что-нибудь едкое и злое, чтобы Воробей заплакал. Но он ограничился только насмешкой:
– Пойди, Воробышек, сядь к Вите на колени и попроси прощения.
– И пошел бы, если бы не ты.
– Дурак!
– Сам дурак. Сманил всех, а теперь лежит себе.
Янкель рассвирепел.
– Ах ты, сволочь коротконогая! Я тебя сманивал?
– Всех сманил!
– Факт, сманил, – послышались голоса с кроватей.
- Предыдущая
- 8/107
- Следующая
