Крест и нож - Вилкерсон Давид - Страница 6

— Эй, парни, это тот самый священник, которого выгнали из зала суда по делу Фармера.

Ребята один за другим подходили посмотреть на меня, и только один не двинулся с места. Он взял нож и начал выцарапывать нецензурное слово на металлической рамке дорожного знака. Пока мы разговаривали, к нам присоединилось несколько девочек.

Томми расспрашивал меня, как я попал в суд, и я сказал ему, что хочу помогать подросткам, входящим в различные группировки. Меня слушали очень внимательно и многие из них сказали, что я "свой".

— Что вы понимаете под "своим"? — спросил я.

Их логика была проста. Их не любили полицейские, меня тоже. Мы находились в одинаковом положении, и для них я был одним из своих. В дальнейшем я часто встречался с такими умозаключениями. Внезапно я вспомнил, как меня тащили по проходу в зале суда, и всё предстало для меня в другом свете. Я почувствовал лёгкий холодок, который обычно сопровождал появление направляющей силы Божией.

У меня не было времени поразмышлять об этом, так как тот парень с ножом направился ко мне. Его слова, произнесённые языком уличного мальчишки, пронзили моё сердце значительно сильнее, чем это мог бы сделать нож.

— Дэви, — начал он. При этом он чуть расправил плечи и я заметил, что остальные при этом отошли немного назад. Подросток демонстративно щелкнул ножом и начал небрежно срезать пуговицы моего пальто. Пока не кончил, он не произнес ни слова.

— Дэви, — наконец сказал он, впервые посмотрев мне прямо в глаза, — если с нами что-нибудь случится...

Я почувствовал прикосновение кончика ножа и понял, что не будь той истории в суде, я никогда бы не смог разговаривать с этими подростками.

— Как тебя зовут?

Его звали Вилли, но об этом мне сказал другой парень.

— Вилли, я не знаю, зачем Господь привел меня в этот город. Но я хочу сказать тебе, что Он за вас, это я говорю тебе точно.

Вилли продожал пристально смотреть мне в глаза. Затем он убрал нож и отвел взгляд в сторону. Томми ловко переменил тему разговора.

— Дэви, если ты хочешь познакомиться с ребятами из разных группировок, ты можешь сделать это сейчас. Все эти ребята из "мятежников". Я также могу познакомить тебя кое с кем из Джи-Джи-Ай.

— Джи-Джи-Ай?

— Это означает "Трест великих гангстеров". Итак, не пробыв в Нью-Йорке и получаса, я уже имел возможность познакомиться с группировкой с другой улицы. Томми объяснил мне, как туда пройти, но я ничего не понял, и тогда он попросил одну из девочек, стоявших в стороне, которую звали Ненси, проводить меня к Джи-Джи-Ай. Члены этой шайки встречались в подвале одного из домов 134-ой улицы. Чтобы попасть в их центр, нам пришлось спуститься по темной лестнице мимо мусорных куч с отощавшими кошками, мимо нагромождения пустых водочных бутылок.

Наконец Нэнси остановилась и слегка постучала в двери. Два быстрых и четыре медленных удара.

Нам открыла какая-то девочка. Вначале я подумал, что она нас разыгрывает. Уж очень маскарадной бродяжкой она выглядела, босая, в руке бутылка с пивом, во рту сигарета, волосы не убраны, плечо намеренно обнажено. Я чуть было не рассмеялся, но меня удержало от смеха то, что лицо девушки не выражало веселья и беззаботности и она была еще совсем ребенок. Девушка-подросток.

— Мария, — сказала Ненси, — разреши нам войти. Я хочу познакомить тебя с другом.

Мария пожала плечами и открыла дверь пошире. В комнате было темно, но когда мои глаза привыкли к темноте, я смог различить в ней парочки молодых людей и девушек. Они сидели вместе в этом холодном, зловонном помещении. Кто-то зажег свет. Дети смотрели на меня тем же пустым взглядом, который я видел на лицах "мятежников".

— Это тот самый священник, которого выгнали из суда по делу Фермера.

И сразу же внимание ребят было приковано ко мне. Более того, они симпатизировали мне. В этот вечер у меня была возможность впервые проповедовать нью-йоркским хулиганам. Я не старался много говорить. Сказал, что они любимы. Любимы такими, какие они есть, несмотря на их пристрастие к наркотикам, алкоголю и сексу. Бог понимает, что ищут их души в то время, как они напиваются или ищут развлечения в сексе. Бог хочет дать им все то, что они ищут: радость, веселье и цель жизни, но не из дешевой бутылки в этом гнилом подвале. У Господа есть для них более высокие планы.

Когда я сделал паузу, один подросток сказал:

— Давай, давай, продолжай, мы врубаемся. Я впервые слышал такое выражение и оно означало, что их сердца тронуты, а это было самым дорогим комплиментом моей проповеди.

Я бы покинул этот подвал с чувством воодушевления и радости, если бы не одно. Здесь, среди членов Джи-Джи-Ай. я впервые столкнулся с применением наркотиков. Мария, которая оказалась как бы главарём женской части группировки, прервала меня, когда я сказал о том, что Господь может помочь изменить их жизнь.

— Только не мою, Дэви, только не мою. Она поставила стакан и снова обнажила плечо.

— Почему же, Мария?

Вместо ответа она закатала рукав и показала свою руку. Я не понял и сказал ей об этом.

— Иди сюда, — Мария подошла к свету и снова показала мне свою руку. Я увидел небольшие ранки, похожие на укус комара. Некоторые из них были уже засохшие, а другие совсем свежие. И вдруг я понял, что она хотела этим сказать. Она была наркоманкой.

— Я конченый человек, Дэви. У меня нет никакой надежды, даже на Бога.

Я окинул взглядом всех остальных, надеясь, что это мелодрама. Но никто не улыбался. Тогда я понял то, что позже вычитал и в статистике полиции, и в сообщениях больниц: у медицины нет эффективных средств против наркомании. Мария выразила мнение специалистов: нет ни малейшей надежды для тех, кто, как она, впрыскивали героин прямо в кровь. Мария была обречена.

Когда, наконец, я добрался до стоянки на Бродвее, Майлз был искренне рад видеть меня.

— Я боялся, что ты опять ввязался в какую-то историю.

Когда я рассказал ему о двух преступных группировках, с которыми познакомился в течение часа, у Майлза возникла та же мысль, что и у меня.

— Теперь ты понимаешь, что ты никогда не смог бы встретиться с ними, если бы тебя не вышвырнули из суда и не напечатали твое фото в газетах?

На этот раз мы поехали прямо в прокуратуру округа. Не потому, что мы надеялись, будто нас хорошо там примут, а потому, что путь к тем ребятам в заключении лежал только через нее.

— Мне хотелось убедить вас в том, что единственное, о чем я забочусь — это благополучие этих ребят.

— Пастор, даже если бы каждое ваше слово исходило прямо из вашей Библии, мы и тогда не смогли бы разрешить вам свидания с ними. Единственная возможность увидеть этих ребят без разрешения судьи Дэвидсона — это получить письменное разрешение родителей.

Передо мною открывалась новая возможность.

— А вы не смогли бы дать мне их имена и адреса?

— Простите, но мы не можем этого сделать. Выйдя на улицу я вытащил из кармана потрепанную страницу "Лайфа". Там была только фамилия руководителя шайки, Луиса Альвареса. Майлз остался в машине, а я зашел в кондитерский магазин и разменял пятидолларовую бумажку на десятицентовые монеты. Затем я взял телефонный справочник и стал звонить всем Альваресам, которых только в Манхаттане было более двухсот.

— Это квартира Луиса Альвареза, который обвинялся в убийстве Майкла Фермера? — спрашивал я. В ответ — обиженное молчание. Разгневанные речи. Брошенная трубка.

Я израсходовал сорок монет, и мне стало ясно, что таким способом я никогда не попаду на свидание с ребятами.

Я вернулся к Майлзу в машину. Мы оба были обескуражены. Мы не имели ни малейшего понятия, что нам предпринять. Там, в машине, среди небоскребов нижнего Манхаттана, возвышавшихся над нами, я склонил голову. "Господи, — молился я, — если мы здесь по Твоей воле. Ты должен Сам направлять нас. Мы больше не знаем, что делать. Скажи, куда мы должны пойти, потому что мы сами не знаем"