Научная фантастика. Возрождение - Иган Грег - Страница 15

Да, подумал Калава, полезно было бы предостеречь людей и напомнить им, что пустыня продолжает наступать на север. Но не довольно ли им того, что они видят? Не слишком далеко к югу он бывал в городах, что во времена его дедов процветали, а ныне запустели, и развалившиеся дома наполовину утонули в пыли, а окна без стекол напоминали глазницы иссохшего черепа.

Губы его сжались. Он был не из тех, кто станет безвольно ждать решения судьбы.

День близился к вечеру, когда пришел служитель Ильянди сказать, что госпожа примет Калаву. Шагая следом за проводником, Калава видел, как восток затягивает пурпурная дымка. На западе кончился шторм, и небо на время расчистилось. Солнце было едва различимо, но туман на закате обратился в красно-оранжевую пирамиду. От горизонта через Залив тянулся огненный мост, а облака словно озарили отблески горящей серы. Мимо Калавы тенью пронесся свистокрыл. В остывающем воздухе его перья чуть слышно звенели. Ничто больше не нарушало священную тишину, лежавшую на склонах Гор.

Внутренний двор окружали трехэтажные строения — в них находились кельи вилкуи, святилища, библиотеки и лаборатории. Посредине расположился сад, где росли цветы и целебные травы. В одной из арок горела лампа, но все окна были темны.

Ильянди стояла на пороге, ожидая гостя.

Легким жестом она отослала служителя, тот склонил голову и исчез. Калава приветствовал Мыслящую-о-Небе, вдруг почувствовав себя страшно неуклюжим, но решимость не оставляла его.

— Здравствуй, о мудрая и прекрасная госпожа, — сказал он.

— Здравствуй и ты, отважный капитан, — ответила Ильянди. — Не сесть ли нам?

Она указала на пару скамей. Разделить с ней чашу вина Мыслящая не предложила, но хотя бы намеревалась выслушать Калаву.

Они опустились на каменные скамьи и долго смотрели друг на друга в сгущавшихся сумерках. Ильянди была стройной женщиной лет сорока, с тонкими правильными чертами, большими ярко-карими глазами, бледным лицом — как закопченная медь, подумал Калава. Волнистые волосы, коротко остриженные в знак обета безбрачия, напоминали бронзовый шлем. На левом плече к простой белой тунике была приколота булавкой с изображением сплетенных круга и треугольника веточка текина — знак вилку.

— Чем могу я помочь твоему делу? — спросила Ильянди.

Калава удивленно выдохнул:

— Уф-ф! Ты откуда знаешь о моих задумках? — И тут же добавил поспешно: — Разумеется, госпоже моей ведомо многое.

Она улыбнулась:

— Саги о тебе уже не первый год разносит ветер. Вести достигли нашего уединения. Ты втайне разыскиваешь своих бывших матросов. Приказал починить оставшийся у тебя корабль. Встречался с торговцами — несомненно, затем, чтобы обсудить с ними цены. Это мало кто замечает. Не в твоем обычае подобная таинственность. Куда ты собрался, Калава, и почему скрываешь приготовления?

Усмешка его была горькой.

— Госпожа моя не только мудра и учена, она умна. Раз так, отчего бы не перейти сразу к главному? Я замыслил путешествие, которое почти все назвали бы безумным. Иные попытались бы мне помешать, решив, что я разгневаю богов того края, — ведь оттуда никто еще не возвращался, а старые байки про виденных издалека чудовищ люди помнят до сих пор. Но я в них не верю: верил бы — не пытался бы туда ходить.

— О, полагаю, отвага все равно повела бы тебя туда, — полушепотом произнесла Ильянди, а громче сказала: — Но ты прав, страх скорее всего не имеет под собой оснований. До Сияющих Полей тоже никто прежде тебя не добирался морем. Но тогда ты не просил ни заклятий, ни благословений. Почему теперь ты обратился ко мне?

— На сей раз дело другое. Я не стану тереться вдоль берега. Я… ну, мне нужно раздобыть и обучить нового ху-укина, а на это потребуется немало времени и денег. — Калава почти беспомощно развел своими большими руками. — Знаешь, госпожа, я и не собирался больше в плавание. Может, это и вправду безумие — старый человек со старой командой на одном-единственном старом судне. Я надеялся, госпожа моя, что ты дашь мне совет.

— Маяк не нужен тому, кто намерен пересечь Дорогу Ветров, — ответила она.

На сей раз его не застали врасплох.

— Могу ли спросить, что знает моя госпожа? Ильянди взмахнула рукой. Длинные пальцы, блеснув в свете лампы, пронзили сумерки, словно когти ночного ястреба.

— Ты уже побывал на востоке и не стал бы скрывать, что собираешься туда вновь. На юге древние торговые пути тянутся до самого Зхира. Что там брать, кроме добычи из обворованных могил и мертвых городов, которую приносят нищие грабители? Что искать за безлюдными пустошами, кроме — как говорят — Опаленных Земель и смерти в безвестности? На западе мы знаем несколько островов, за которыми океан пуст. Если на том его берегу и есть что-нибудь, ты умрешь от голода и жажды прежде, чем доберешься туда. Но к северу — да, воды яростны, но порой люди натыкаются на обломки неведомых деревьев или замечают птиц незнакомой породы, унесенных бурей; и легенды говорят о Высоком Севере, и о том, как с мачт кораблей, сбившихся с курса, замечали вершины гор…

Ее голос становился тише и тише, пока не смолк.

— Иные из этих легенд кажутся мне правдивыми, — произнес Калава. — Правдивыми больше, чем россказни о чудовищах. К тому же дикие хуукины кормятся в открытом море, там, где много рыбы. Там же я в сезон видел их меньше, чем в других местах. Там должен быть другой берег. И какой, как не Высокий Север?

— Ты прозорлив, капитан, — кивнула Ильянди. — Что еще ты надеешься найти?

Он опять улыбнулся:

— Расскажу, когда вернусь, госпожа моя.

— Там нет богатых городов и некого грабить. — Ее тон стал резче.

— И не с кем торговать, — согласился Калава. — Иначе разве мы не натыкались бы на работы искусных ремесленников или, скажем, остатки кораблекрушений? Однако… Чем дальше к северу, тем меньше солнца и больше дождя, ведь верно? Тот край может отличаться мягкой погодой, множеством леса, плодородной землей. — Его слова были словно удары в барабан. — И за него не придется ни с кем воевать. Там ведь нет пустыни! Там все можно начать заново, госпожа моя.

Ильянди пристально смотрела на него сквозь полумрак:

— Ты вернешься домой, наймешь людей, создашь с ними колонию на севере и сделаешься ее королем?

— Ага, стану там самым главным, хотя, сдается мне, со мной пойдет такой народ, которому больше по нутру республика. Но главное… — Он вдруг опустил голову. — Свобода. Честь. Вольнорожденная жена и новые сыновья.

Какое-то время они молчали. Спустилась ночь. Было светлее, чем обычно, потому что от запада к зениту тянулись полоски чистого неба. В листве гулял прохладный ветерок, словно мечта Калавы шептала ему слова обещаний.

— Ты уже принял решение, — сказала наконец Ильянди. — Зачем ты пришел ко мне?

— За любым советом, какой ни дашь, госпожа моя. Здесь много книг, в которых может найтись все, что угодно.

— Сомневаюсь. — Она покачала головой. — Разве что труды по навигации… Ведь это главная сложность, не так ли?

— Так, — вздохнул Калава.

— Какими способами капитаны находят верный путь?

— Разве ты не знаешь?

— Я знаю то, что известно всем. Ремесленники хранят секреты своего мастерства, а мореходы едва ли от них в этом отличаются. Если ты расскажешь мне о том, как правишь судном, я никому не пророню ни слова, но, может статься, сумею что-нибудь добавить.

— Бьюсь об заклад, сумеешь! — вспыхнул он. — Луну и звезды мы видим нечасто и лишь урывками. Солнце почти все время скрыто за облаками. Но вы, Мыслящие-о-Не-бе, за сотни лет наблюдений и подсчетов набрались мудрости… — Калава замялся. — Не слишком ли она священна, чтобы делиться ею?

— Нет, нет, — ответила Ильянди. — Ведь календарь вилкуи открыт для всех, не так ли? Причина, по которой мы редко помогаем морякам, в том, что они сами не способны воспользоваться нашими знаниями. Продолжай.

— Верно, ведь это вилкуи открыли путеводные камни… Что ж, ходя вдоль берегов в здешних водах я полагаюсь большей частью на то, что помню ориентиры на суше. Помогают и промеры глубин, особенно если лот приносит песок со дна, чтобы я взглянул на него и попробовал на вкус. Потом, с Сияющих Полей я привез кристалл — ты должна о нем знать, потому что второй такой же я отдал, когда вернулся, ордену, — чтобы глядеть сквозь него на небо, и, если тучи не слишком густые, в нем лучше видно солнце. Вдалеке от земли лаглинь и песочные часы позволяют судить о скорости, а путеводный камень — о направлении. В плавание до Высокого Севера и обратно я, пожалуй, в основном ими и буду пользоваться. Но если госпожа моя придумает что-нибудь еще…