Великан Калгама и его друзья - Семченко Николай - Страница 18

• Предыдущая
• 18/31
• Следующая

Так жалобно она просила, что Калгаме даже неловко стало от мыслей об ухе. Взялся он за тополь, отвалил его, и оказалась щука на воле. Всплеснула хвостом, на глубину ушла, поплескалась и, довольная, к берегу подплыла.

– Как реку перейдешь? – спросила. – Давай-ка, садись мне на спину, перевезу на тот берег!

Как ни велика щука, а Калгама всё равно её больше. Думал: придавит рыбину, никак на её спине не поместится. Но щука, видать, волшебная: разинула зубастую пасть, вдохнула воздуха и раз, и другой – надулась, ещё больше стала. Калгама никогда не видел надувных игрушек – их в его время не было, а то посчитал бы щуку резиновой. Удивился он, но без лишних слов сел на неё и вмиг на противоположном береге оказался.

– Никак, к бусяку ты идёшь, Калгама? – спросила она великана. – Хитрые они, коварные! Возьми меня с собой – ещё пригожусь!

– Да как же ты без воды жить станешь? – удивился Калгама.

– А ничего, потерплю! – ответила щука. – Но, как к Хондори-чако в пещеру зайдёшь, сразу брось меня в таз. Он у входа стоит.

Смотрит Калгама: рыба уменьшилась, вполне в его мешке поместится. «Ладно, – думает. – Возьму с собой, раз ей так хочется!»

По склону горы взбираться тяжело: всё стлаником заросло, ноги путаются в его переплетённых ветвях; порой они так перекручены, что не хуже капкана хватают путника за щиколотку. Мышка, хоть и не испытывает этих трудностей, цепко ухватилась за плечо Калгамы да охает поминутно: «Ох, тяжко-то как! Ах, ноги береги! Когда ж эти испытания закончатся, ох!». Великан, на что уж спокойный характером, а не выдержал – прикрикнул на хвостатую спутницу. Та обиделась и замолчала. А щука подала голос из мешка:

– Потерпи, Калгама. Стланик скоро кончится, но там, наверху, кроме камней, ничего нет – на открытом месте увидят тебя вороны, оповестят бусяку. Будь осторожен!

Калгама выбрался из зарослей стланика, стряхнул с одежды хвоинки, сокрушённо вздохнул, осмотрев олочи: подошвы истоптались, голенища совсем прохудилась, пальцы из дыр торчат. Но ничего, цель вот она, совсем рядом. Уж как-нибудь дойдёт, надо будет – босиком побежит. Лишь бы эти вороны, что над пещерой в дозоре летают, не заметили его.

Обернулся великан невидимым. Одно плохо: лук, нож и мешок так и остались обычными вещами. Кто со стороны посмотрит, рот от удивления разинет: двигаются в воздухе, как какие-нибудь неопознанные летающие объекты. Вернее, вполне опознанные, но разве могут они сами по себе перемещаться? То-то!

– Некоторые взрослые очень быстро забывают, как были детьми, – щука снова подала голос и, как показалось Калгаме, тихонько засмеялась.

А разве щуки смеются? Они всегда серьёзные, им не до улыбок – надо быть начеку, чтобы добычу не упустить. Охотники они обстоятельные, удачливые – все рыбы их боятся, разве что одна касатка не робеет: выставит острые шипы, расправит костлявые плавники – и не ухватишь её, а ухватишь – подавишься. Так что приходится щуке в оба глядеть, как бы не оплошать, тут не до хиханек-хаханек. А, с другой стороны, не всегда же они угрюмые, шутки тоже понимают и, значит, смеются.

Подумав об этом, Калгама спросил:

– Чему улыбаешься? Неужели я похож на скучного взрослого?

– То-то и оно, что нет, – ответила щука. – А потому обязательно вспомнишь, в какие игры любил играть. Это моя подсказка тебе.

Больше всего Калгаме нравилось наперегонки бегать, канат перетягивать, бороться с другими мальчишками, а ещё бабушка-великанша научила его делать игрушки. Обычно, когда затяжные дожди обкладывали стойбище со всех сторон, все в ангоре – доме собирались. Разжигали очаг, усаживались на лавку-накан: дети ягоду в туесках перебирают, мужчины – кто невод вяжет, кто кожу мялкой мнёт, женщины лепят дутун – черёмуховые лепёшки или кету варят, а бабка сказки рассказывала, а чтобы интереснее было, на скорую руку мастерила фигурки – из рыбьих косточек, веточек, кусочков меха. Воткнёт в циновку позвонок карася – превращается он в охотника с копьём на плече! А следом за ним бежит собачка – её изображает косточка от ленка. Восторженные ребятишки, затаив дыхание, наблюдали: вот злой шаман крадётся за охотником по пятам, вот бусяку выглядывает из-за ствола кедра, мэргэн на коне спешит выручить из беды прекрасную девушку…

Калгама тоже сочинял игрушки, и порой такие диковинные выдумывал! А ещё он любил рисовать углём на камнях. Взрослые, правда, бранились: опять, мол, валуны расчертил-размалевал! Маленький великан обижался: он придумывал сказочных существ – например, голову льва присоединял к туловищу тигра, а злобному бусяку рисовал хиленькие ручки и нахлобучивал на лоб кастрюльку.

Кстати, потом, через много-много лет, солидные учёные люди найдут эти писаницы и призадумаются: кого изобразил древний художник? Вроде, фигура напоминает человеческую, но почему изображена в скафандре? Кастрюлю примут за космическую амуницию! Но это будет потом. А пока великан сидел в тени огромного дуба и размышлял над намёком щуки. Что она имела в виду?

Калгама поставил лук возле камня, рядом с мешком. Мышка от нечего делать сновала рядом. Великан наблюдал, как она вскарабкалась на лук и, стараясь сохранить равновесие, забалансировала на тетиве. Очертаниями лук напоминал фигуру животного, которое вздыбило спину. А если приставить широкий охотничий нож, то у неведомой зверюшки будет хвост трубой!

И тут Калгама понял, на что ему щука намекала. Нужно сделать чучело-обманку! Он приставил мялку таким образом, чтоб у зверюшки получилась мордочка. Вертел и колотушку подвесил на тетиву – вроде передних лап. Мешок примотал к луку и расправил, а щуку попросил к мялке примоститься. Кто издали посмотрит, подумает: какой-то зверь с кормёжки идёт, своим детёнышам щуку в зубах несёт.

– Ай да я! – похвалил Калгама сам себя.

Щука не удержалась – хмыкнула.

– Ну, не без твоей, конечно, помощи, – смутился Калгама. – Спасибо за намёк!

Теперь он без опаски двинулся к пещере Хондори-чако. Невидимый, вертит сооруженной конструкцией: вроде как зверюга по камням скачет, торопится в своё жилище. Вороны её заметили, но не поняли, что это обманка. Очень уж правдоподобно великан шевелил чучелом.

Фудин в это время в загородке сидела, сшивала рыбью кожу. А Хондори-чако на накане спал. Храпел так, что камешки со стен пещеры осыпались.

Бдительные вороны, увидев, что неведомый зверь прямиком в пещеру бежит, закричали:

– Стой! Кто такой?

– Каждому встречному-поперечному не докладываюсь, – тоненьким голоском Калгама отвечает. – Ваш хозяин знает, кто я.

– Хозяин отдыхает! – каркнули вороны. – Не велел будить.

– Знаю, – тоненьким голоском ответил Калгама. – Я ему гостинец несу. Видите, какая жирная щука? Её варить быстрее надо, а то затухнет.

– Не велено – значит, не велено! – не сдаются вороны. – И вообще, какого ты роду-племени, неведомая зверюга? Никогда прежде тебя не видели. Что-то подозрительно!

– Это я-то подозрительная? – снова тоненьким голоском Калгама отвечает. – Старалась, рыбачила, вся вымокла! Хондори-чако осерчает, когда узнает: не пускали вы меня к нему, глупые! Сами, наверно, щуку хотите съесть, а? Признавайтесь!

– Что ты, что ты! – испугались вороны. – Ладно. Иди. Только если рассердишь хозяина, он тебя саму съест. У, какой он злой, если не выспится!

– Не ваше дело, – гордо ответила неведомая зверюшка и ловко в пещеру проскользнула.

Внутри пещеры светло: везде плошки расставлены, в них огонь горит. Пол покрыт меховыми коврами, вдоль стен – широкие лавки, на печи два котла стоят, в углу – широкий таз, куда Калгама сразу щуку пустил.

Из-за занавески, которой угол отгорожен, раздавался могучий храп. Любил Хондори-чако лишний часик вздремнуть.

Противоположный угол тоже занавешен. Колеблющееся пламя светильника отбрасывало тень: на ткани проступал силуэт Фудин. Склонилась она над шитьём, так и снуёт иголка в её руках. «Что ж она такое шьёт-кроит? – подумал великан. – Видно, бусяку заставляют их обшивать». Не знает ещё ничего о том, что жена задумала.

• Предыдущая
• 18/31
• Следующая