Бог не хочет страдания людей - Ларше Жан-Клод - Страница 1

Христианство, и в особенности на Западе, представлялось и представляется вплоть до сегодняшнего дня религией, оправдывающей страдание и превозносящей его ценность.

Такое оправдание поддерживается по большей части отношением к прародительскому греху, представленным в рамках августиновского взгляда[1], который очень почитается на Западе. [С точки зрения блж. Августина,] этот грех якобы был включен в человеческую природу, все его унаследовали при рождении, все были в нем виновны и все должны заплатить за него главную плату в виде страдания и смерти[2]. Помимо этого страдание часто понималось как наказание, которое люди должны понести за свои личные грехи[3].

6

Что касается повышенной оценки страдания в христианском богословии в целом, то она связана с тем фактом, что Сам Сын Божий, воплотившись, перенес страдания и крестную смерть, чтобы спасти всех людей. Но еще более эта значимость страдания была усилена тенденцией богословия, а также стремлением христианских конфессий Запада (католицизма и протестантизма) поставить Страсти и Смерть Христа в центр сотериологии.

В отличие от восточного христианства, которое придает большее значение Воскресению, сделав праздник Пасхи самым большим праздником, давая почувствовать в литургических службах Страстной Пятницы будущую победу Христа над смертью, западное христианство возвышает страдание и Распятие Христа, смешивая их в одно общее событие и делая из него главный факт Его спасительного Домостроительства. Сверх того, оно понимало это как «искупление», воспринимаемое само по себе как выкуп, который принес Христос через Свои страдания и Свою смерть, заменяя Собою людей, отдавая за них долг, который они имеют по отношению к Богу, или искупая таким образом оскорбление, нанесенное Богу грехом людей[4]. Поэтому Великой Пятнице придавалось значение, которое в сознании людей часто затмевало саму Пасху, в то время как рассматриваемые сквозь призму благоговения перед «крестным путем»[5] страдания Христа анализировались, разбирались и прославлялись в представлении, где воображение часто переходило границы, дозволенные нам Священным Писанием и

7

Священным Преданием. Тогда как восточное христианство в своей иконографии Страстей[6], Распятия и Положения во Гроб представляло Сына Божия бесстрастным и спокойным, уже победившим страдание и смерть, западное христианство, начиная с готического искусства, способствовало развитию религиозной иконографии, представлявшей Христа в те же моменты Его спасительного Домостроительства драматическим образом, стараясь с возможно большей реалистичностью показать Его страдания.

Параллельно развивалось на Западе благочестие, сосредоточенное на культе страданий Христовых и на подражании христианина страдающему Христу[7]. Страдание не только принимали, но и искали в нем наилучший (преимущественный) путь спасения вкупе с идеей о том, что оно якобы позволяет получить либо «искупление грехов», либо «заслуги», способствующие спасению, или с идеей о том, что оно дает в высшей степени единение со Христом. После того как его стали рассматривать как наказание за грех, страдание нашло здесь обратное и дополнительное оправдание как средство избежания греха. Эта концепция и эта форма благочестия дали место болезненному культу страдания, достигшему апогея в течении долористов[8],

8

а также в феномене стигматов[9], хотя и маргинальном, но примечательном.

Такое представление о страдании, хотя оно в значительной мере было исправлено и очищено от излишеств в лоне Католической церкви, продолжает в различной степени налагать отпечаток не только на сознание людей, но также и на коллективное бессознательное западных обществ. Оно имело и до сих пор имеет важные последствия, многие из которых обернулись против самого христианства. Как подчеркивает автор одного философского эссе, посвященного страданию, «тот факт, что христианство на Западе некогда прославляло страдание, и тот факт, что оно прославляет его иногда и сейчас, является духовной катастрофой, следствием которой было и остается приведение к отчаянию и возмущению умов»[10].

Так, «философии подозрения», которые основаны на философской критике христианства, отчасти развивались как раз против такого представления: критика Ницше направлена на его этические импликации (поскольку они ведут к культу слабости); Маркс критиковал импликации экономические (поскольку они ведут к смирению перед нищетой), а Фрейд — психологические (поскольку они способствуют фрустрации и даже некоторым извращениям, таким как мазохизм).

Введение

9

Современный культ наслаждения во всех своих формах[11], без всякого сомнения, развивался как реакция против цивилизации, над которой доминировала христианская мораль, на протяжении веков не только осуждавшая удовольствие, но, более того, высоко ценившая страдание.

Успех таких религиозных течений, как «Новый век» («Нью Эйдж») или буддизм, по большей части состоит в их притязании позволить человеку уйти из мира страдания, в котором христианство в некоторых отношениях как будто бы хочет его удержать и даже заставить в него войти.

Сознавая, что эти прошлые оправдания страдания уже неприемлемы, христиане ничего сегодня не выигрывают, укрываясь за представлением о страдании как о тайне, в которую и не следует пытаться проникнуть, или как о реальности, разгадку которой было бы напрасно и даже вредно искать, тогда как большинство философий и других религий задаются целью как-то осмыслить страдание и освободить от него человека, между тем христианство, если только ему удастся правильно скорректировать свои взгляды, безусловно, представляет собой наиболее успешную попытку понять смысл страдания и научить человека противостоять ему и духовно его преодолевать.

Нам нужно, чтобы вновь обрести это понимание и очистить христианство от представления ложного и вредного, возвратиться к истокам. Некоторые греческие святые отцы развили по этому поводу размышления, которые позволяют возобновить (найти новый) подход к этому вопросу.

10

Это исследование, основанное главным образом, прежде всего на их умозаключениях, не является при этом историческим анализом, но скорее богословским эссе, которое, не пренебрегая тем фактом, что не все святые отцы разделяют эту точку зрения, отдает предпочтение некоторым из них и на этой основе разворачивает размышления системные и, как нам кажется, стройные. Эта стройность представляется нам тем более заслуживающей внимания, что богословам различных христианских конфессий с трудом удается достичь согласия относительно смысла, который следует придавать страданиям Христа, их месту и их функции в Его спасительном Домостроительстве, а следовательно, и относительно значения, ценности, причин и конечной цели страданий людей.

Одна из главных целей этой книги в конечном счете заключается в том, чтобы доказать, что ни богословие, ни антропология, ни христианская духовность не приводят неизбежно к оправданию и возвеличиванию страдания, а, напротив, во многих отношениях они ведут по отношению к нему к представлению априори негативному. Мы стремились показать, что, следуя замечательным словам преп. Исаака Сирина, «Бог не хочет страдания людей»[12] и никогда его не хотел; что Христос пришел к нам не чтобы заставить нас страдать, но чтобы избавить нас от власти страдания и, сверх того, от самого страдания. Эта книга также доказывает, что за недостатком сил победить и устранить физически страдания в этом мире христианская жизнь позволяет через благодать Христа победить страдание духовно и в конечном счете воскликнуть, как это сделал апостол Павел, обращаясь к смерти: «Страдание, где твое жало? Страдание, где твоя победа?» (1 Кор. 15:55). Очевидно, что христианство не является религией страдания, но религией блаженства, которое Бог дал человеку, создавая его, и которое Он хочет возвратить ему в вечности.