Бог не хочет страдания людей - Ларше Жан-Клод - Страница 8

41

слаждения со скорбью была уже с особой силой подчеркнута Платоном[131]. Скорбь следует за наслаждением по различным причинам, но особенно потому, что чувственное наслаждение мимолетно. В тот момент, когда человек его испытывает, оно дает обманчивое ощущение полноты, но оставляет пустоту, когда исчезает. Пустоту, которая воспринимается как потеря, вызывающая некоторую печаль. Боль, которая следует за удовольствием, чаще бывает психологической, нежели физиологической, хотя наслаждение иногда бывает вызвано связанными со страстями беспорядочными поступками, за которые организм расплачивается болью. Так, преп. Максим Исповедник объясняет, что страсть печали (главная причина душевного страдания) является «состоянием потери удовольствия» и что «потеря удовольствия создает приход скорбей». Таким образом, «ясно, что скорбь — это помрачение и изменение естественного состояния»[132] (под естественной здесь подразумевается вторичная, или падшая, природа человека, поскольку, как мы видели, с точки зрения преп. Максима Исповедника, наслаждение не присутствует в первоначальной природе человека).

42

Другое важное измерение негативного характера, которое признают за страданием, связано с тем, что оно является для падшего человека если не источником, то по меньшей мере причиной греха, чем и пользуются бесовские силы, которые пытаются подтолкнуть человека к совершению зла либо раз от раза, либо постоянно, порождая, развивая и поддерживая в нем на основе этого страдания дурные страсти.

Известно, что удовольствие пользуется в трудах греческих святых отцов очень дурной славой и что некоторые из них питают к нему настоящую ненависть (в первую очередь они упрекают его в лишении человека несравненно большего духовного наслаждения, которое оно собой подменяет, а во-вторых, в том, что оно также причастно к страстям). Менее известно, что скорбь часто рассматривается святыми отцами как столь же отрицательное явление. Мы уже видели, как некоторые из них подчеркивают, что удовольствие не бывает без скорби и наоборот и что они оба происходят из страстного элемента в человеке и появились в его природе как следствия прародительского греха. Изначально связанные с грехом, поскольку они имеют в качестве первопричины прародительский грех, они затем сами стали грехом, как его потенциальные источники, иначе говоря, благоприятной причиной для возник-

43

новения грехов и страстей. Имея источником зло, они и сами в свою очередь могут быть источником зла. Так, преп. Максим Исповедник не колеблется напомнить о «зле, введенном в нас при помощи нашей страстной природы, то есть о законе греха, следующем за непослушанием»[133]. И преп. Петр Дамаскин прямо утверждает, что «от наслаждения и огорчения происходит всякое зло»[134].

Это не означает, что страстность (источник удовольствия и скорби в нас) сама по себе является плохой и что она являлась началом греха или предосудительных страстей. Грех, так же как и порочные страсти, всегда требует вмешательства нашей свободной воли. Вот почему преп. Максим уточняет предыдущую формулу, отмечая, что «проникнувшее в нас при помощи страстной природы зло… исходит из направленной против природы склонности к желанию (гномэ), которое вводит страсть [пагубную] в нашу природу через распущенность или насильственным путем»[135].

Тем не менее страстность и, таким образом, естественные страсти, которые из нее возникают, создают благоприятную почву для рождения, развития и существования дурных страстей. И именно побуждаемая страстностью и даже под сильным ее давлением, наша свободная воля принимает решение, а благодаря сфере нестабильности и слабости, которую создает в человеке страстный элемент, воля с порочными намерениями или дурной выбор легко достигают своих целей. Так, преп. Максим Исповедник говорит о «пороке способности выбора» (проайресис), возникающем благодаря слабости нашей природы (то есть страстности)[136].

44

Определяя свое отношение к удовольствию и скорби, падший человек покидает и уклоняется от добродетели и, напротив, оказывается увлеченным предосудительными страстями. В «Вопросоответах к Фалассию» преп. Максим отмечает: «Из-за удовольствия мы любим страсти, и из-за скорби мы убегаем от добродетели»[137].

Преп. Максим сам постоянно показывает, что именно на основании скорби, так же как и удовольствия, развиваются предосудительные страсти. Он объясняет, как падший человек, с одной стороны, со всем усердием стремится к удовольствию, а с другой стороны, уклоняется от скорби. Это последнее действие связано с первым, поскольку, как мы это видели в предыдущей главе, согласно преп. Максиму Исповеднику, скорбь неизбежно следует за удовольствием[138]. Этим двойственным действием человек развивает три вида страстей:

1) страсти, с помощью которых он пытается достичь удовольствия;

2) страсти, с помощью которых он хочет убежать от скорби;

3) страсти, которые образовались из сочетания двух первых стремлений в разных соотношениях: «…[человек] к удовольствию имел всецелое устремление, а страдания всячески избегал, из всей силы борясь за первое и усердно побеждая второе… Отсюда-то многое и бесчисленное скопище страстей растлило собой житие человеческое. Отсюда многоплачевной стала жизнь наша, почитающая причины своего уничтожения и изыскиваю-

45

щая и приобретающая себе основания для тления. Отсюда единая природа разделилась на тысячи частей, и мы, хотя и принадлежим одному естеству, сами, подобно пресмыкающимся и зверям, стали добычей друг для друга. Ибо, соперничая [друг с другом] из самолюбия за наслаждения и стараясь по той же причине избежать страдания, мы измышляем бесчисленные роды пагубных страстей. Так, если мы ради наслаждения печемся о самолюбии, то порождаем чревоугодие, гордость, тщеславие, чванливость, сребролюбие, жадность, насильничество, кичливость, хвастовство, безрассудство, безумие, самомнение, спесь, презрение, наглость, пошлость, плутоватость, распущенность, разнузданность, легкомысленность, превозношение, тупость, притворство, насмешливость, многоглаголание, невовремяглаголание, стыдоглаголание и всё другое подобного рода. Если же, наоборот, самолюбивый нрав наш притесняется страданием, то мы рождаем гнев, зависть, ненависть, вражду, памятозлобие, поношение, злословие, клевету, печаль, отчаяние, безнадежность, отвращение от Промысла [Божиего], беспечность, нерадение, уныние, подавленность, малодушие, безвременное стенание, плач, сетование, жалобный вопль, ревность, зависть, соперничество и [всякие] другие [страсти], которые свойственны [нашему] душевному состоянию, когда мы лишаемся оснований для наслаждения. Из происходящего же по каким-либо иным причинам смешения наслаждения и страдания, то есть из подлости — ибо так называют некоторые составление зла из противоположных частей, — мы рождаем лицемерие, притворство, обман, двуличие, лесть, человекоугодничество и всякие другие ухищрения [этого] смешанного зловредства»[139].

Однажды рожденные в душе, страсти находятся там и сейчас и развиваются, опираясь как на удовольствие (которое

46

человек стремится найти снова), так и на скорбь (которой он боится и которой старается избежать)[140].