Чучело-2, или Игра мотыльков - Железников Владимир Карпович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/57
• Следующая

— Ну, ты сила! Ловка, — говорю. — Я бы ни в жизнь не смогла.

— А что?… Подумаешь… — Каланча радуется.

Вам радости Каланчи не понять, вы, обормотики, живете кум королю и не знаете, что мы в ту пору жили в эпоху сплошного дефицита.

Вот тогда Глазастая и сколотила под Самурая команду — ее как осенило. Она выбрала Ромашку и Каланчу не случайно, хотела возродить в них дух сопротивления, наперекор всем! Зойку она бы не позвала: считала ее подлизой и подпевалой учителей и отличников. Она смертельно ненавидела их за двойную жизнь — говорят одно, а делают противоположное. А Зойка им всегда поддакивала, всем улыбалась, каждому старалась угодить. Не любила Глазастая таких. Но для осуществления ее идеи Зойка была ей необходима. Она ведь жила с Самураем на одной лестничной площадке, их часто видели вместе.

Команда — это было настоящее дело. Они сразу выбились из массы класса, из его серости и скуки.

Теперь у них был свой мир, своя задача в этом мире. Глазастая чувствовала: они теперь были не как все — у них есть свой идол с таким странным и завораживающим прозвищем — Самурай. Она сказала девчонкам: «Самурай — наш идол». Зойка и Каланча не знали, что это такое. Глазастая им объяснила.

Он пел для них и про них, его песни были понятны и близки им — они входили в их сердца. Команда чувствовала себя сильной, счастливой, и, главное, они были не одиноки, были все вместе, вчетвером.

Первое время в школе над ними смеялись: нашли, мол, себе занятие, влюбились в одного, кошки и психопатки. Но это только неожиданно расширило поле их совместной деятельности. Они стали бить тех, кто над ними смеялся, девчонок и даже парней, не разбираясь, близкие ли это друзья или далекие знакомые — всех под одну гребенку, кто против них. Налетали дикой сворой и били, чтобы знали наших. «Мы отстаиваем свободу личности, — говорила Глазастая. — Каждый живет как хочет».

И они отстояли.

Правда, вначале, когда команда только создавалась, она чуть сразу не развалилась. Глазастая придумала униформу, и тут обнаружилось, что у Каланчи нет ни джинсов, ни дутика и даже не из чего скроить черную шелковую «удавку» — шарфик. Тогда Ромашка сказала Каланче: «Ну что у тебя за родительница, не может купить фирму. Я бы такой дала отставку».

— А где ей взять? — огрызнулась Каланча и вспыхнула от обиды. Краска стыда залила ей лицо, шею, уши. Она тупо уставилась в пол, боясь прочесть в глазах подружек презрение.

— А чаевые? — не отставала Ромашка. — Скажешь, не берет?

— Взяла бы… Да кто дает, а кто и нет, — с трудом выдавила Каланча, по-прежнему не поднимая глаз.

Они сидели прохлаждались у Ромашки дома. Попивали из бокалов какое-то вино, которое Ромашка увела у родителей, покуривали, жевали резинку.

— Тогда знаешь что, Каланча? — Ромашка покровительственно похлопала Каланчу по спине. — Катись-ка ты, подруга, на все четыре стороны.

— Ты что?! — возмутилась Зойка. — Девчонки, вы что?

— А что нам с нею цацкаться? — уже с вызовом ответила Ромашка. Ее пухленькие, нежные щеки чуть побледнели, а глаза стали злыми и колючими. — Не соответствуешь — отвали!

Каланча и так была скована непривычной обстановкой: отдельной квартирой, красивой мебелью, коврами и чистотой, а тут ее еще выгоняли при всех. «Ну, Ромашка, сволочь, — промелькнуло у нее в голове, — сейчас бы шарахнуть всю эту квартирку, раскрошить в щепу!» Но, конечно, на это ее не хватило — предательские слезы заволокли глаза, и она опрометью бросилась в прихожую.

Глазастая вдруг ожила и крикнула:

— Подожди, Каланча! — Нагнала ее, обняла за плечи, вернула, усадила обратно на диван. — Меня это лично не колышет — есть деньги на фирму или нет. И родители не колышут, ну их к Богу в рай! У них своя жизнь, а у нас своя.

Каланча обмякла под рукой Глазастой, шмыгала носом, старалась сдержать слезы.

— А форма? — не сдавалась Ромашка.

— Я дам Каланче джинсы, — сказала Глазастая. — На кой мне две пары.

— Ой какая добрая! Коммунистка, — паясничала Ромашка. — А мне что ты отстегнешь?

— Тебе, Ромашка, я отстегну… один совет, — нехотя процедила Глазастая. — Не выступай, раз не сечешь. Ладно?… У тебя, я вижу, зимой снега не выпросишь. Увязла в барахле. А меня воротит от этого.

— Чего, чего?… Я увязла? — Ангельское личико Ромашки исказилось злостью. Она отпихнула ногой столик на колесиках, который стоял между нею и Глазастой. — Сама ты… дерьмо!

Ромашка вскочила. Глазастая встала медленно, лениво.

— Девчонки, девчонки! — Зойка втерлась между подругами. — Ну что вы из-за ерунды? Раз джинсы есть, то на дутик можно запросто заработать. И Каланча будет в форме.

— Интересно как? — нервным голосом спросила Ромашка. Ей уже самой расхотелось драться.

— Очень просто… — И Зойка рассказала про Каланчу, о ее «торговле» очередью в универмаге.

— Законно! — обрадовалась Ромашка.

Так и поступили.

Теперь они ждали Самурая вместе. Холодно. Мороз и ветер. Но никто не подавал виду. Жаловаться у них не полагалось. Ромашка танцевала на месте. Глазастая достала сигарету, прикурила, прикрывшись бортом куртки. Легкий дымок вился вокруг ее отрешенного лица. Каланча присела на корточки, играла с собакой — гладила ее черно-серую волчью морду, почесывала за ухом. Та лениво распахивала пасть, усаженную желтоватыми коваными клыками.

— Фас, Джимми! — неожиданно резко приказала Глазастая.

Джимми присел на задние лапы, точно приготовился к прыжку, угрожающе зарычал на Каланчу, шерсть у него встала дыбом. Каланча неловко отступила и упала на грязный снег. Она испугалась.

— Ты что, офонарела? — Она повысила голос на Глазастую.

— А то, — ответила Глазастая. — У меня собака сторожевая. Не забывай. Схватит — останешься без носа.

— Каланча без носа! Вот картинка! — захохотала Ромашка. — Ой, колики, ой, рожу!..

Каланча бросилась на Ромашку, чтобы сорвать на ней свою обиду, свистнула нога в воздухе, но та ловко отскочила.

Зойка молча наблюдала за подругами, не забывая следить за дверью училища. Она не любила, когда они ругались. Она чокнутая, у нее злости ни на кого нет, поэтому их неожиданные стычки, грызня, драки ей были неприятны. А они иногда устраивали потасовки нарочно, чтобы подразнить. Потом, когда она их разнимала, хохотали. Кричали: «Ну, чокнутая!.. Всех ей жалко!» Особенно кричала Ромашка и еще Каланча.

Но тут Зойка забыла о своих подругах, краем глаза увидела, что появился Костя Зотиков. Вот радость! Лицо ее осветилось чудным светом. Оно потеряло свой обычно глуповатый вид, вечно блуждающая придурковатая улыбка исчезла, глаза засияли восторгом.

— Вот он! — сказала Зойка. — Самурай!

Он вскинул на плечо саксофон, как охотничье ружье. Весело помахал им рукой. Прошел мимо. Они же плотной группой двинулись следом, стукаясь плечами, засунув руки в безразмерные дутики. Прохожие почему-то их пугались, уступали дорогу, точно подозревали, что у них в карманах, по крайней мере, ножи. А им это нравилось, они пугали встречных неожиданными вскриками или толчками, диким хохотом, как бы отсекая всех людей от себя. На самом же деле они мирно беседовали. Ромашка предлагала прошвырнуться в папашину лавку, туда завезли красные свитера, можно было бы купить всей команде. Зойка поддакнула Ромашке, а Каланча уныло призналась, что у нее нет денег.

— Опять двадцать пять!.. — Ромашка выругалась. — Тогда, значит, так… Входим в подсобку, мы все примеряем свитера, продавщица крутится около нас, а ты, Каланча, отходишь в сторону, берешь свитер и запихиваешь под дутик. Поняла?

— Поняла, — неуверенно ответила Каланча.

— А кто же будет за него платить? — спросила Зойка.

— Это не твое дело, — находчиво заметила Ромашка. — Пусть у тебя головка не болит. Заплатят.

Глазастая шла молча. На углу улицы она окликнула Самурая.

Тот остановился.

— Здесь тачка с ключом, — тихо сказала Глазастая.

У тротуара стояла припаркованная «Волга». Двигатель ее мерно постукивал, из выхлопной трубы вылетало белое облачко.

• Предыдущая
• 4/57
• Следующая