Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович - Страница 61

• Предыдущая
• 61/98
• Следующая

Свидетельство это крайне сомнительно. С трудом верится, что Монго-Столыпин, многие годы глухо молчавший о дуэли, не делившийся даже с близкими людьми, вдруг разоткровенничался с неким посторонним человеком. Нелепым выглядит и утверждение о необходимости держать на коленях голову поэта – факт уже случившейся смерти его дважды отмечается автором. Наконец не стоит забывать о том, что рассказ анонима появился в печати уже после того, как были опубликованы материалы Васильчикова, описавшего свое, якобы имевшее место, печальное сидение около мертвого тела в наступившей темноте, при бушующей грозе, и воспоминания Э. А. Шан-Гирей, где она говорит о подобном же сидении – но уже Глебова. Позаимствовать эти описания и приписать «сидение» Столыпину явно не составляло труда для человека, желавшего приобщиться к имени великого поэта. Так что источником сведений о четырех секундантах остается все-таки один Васильчиков – единственный из участников дуэли, нарушивший «заговор молчания».

Версия о двух, а не четырех секундантах имеет сторонников и среди биографов поэта. Первым публично высказал ее Мартьянов, и ему стоит верить более, чем позднейшим биографам. Во-первых, потому, что он начал изучать обстоятельства дуэли ранее всех других. Во-вторых, он побывал в Пятигорске и беседовал с таким серьезным свидетелем, как Чилаев, который в силу своего служебного положения соприкоснулся с событиями 15 июля 1841 года достаточно близко и имел возможность беседовать с их участниками. В XX столетии серьезные сомнения по поводу участия в дуэли Столыпина и Трубецкого высказали Э. Герштейн и С. Чекалин. Мнение столь серьезных исследователей, бесспорно, заслуживает уважения.

Но оставим в стороне мнения. Попробуем опираться только на факты. Какие из них позволяет считать, что Столыпин в дуэли не участвовал?

Начнем с того, что утром 15 июля Лермонтов и Столыпин находились в Железноводске. О том, что дуэль должна состояться в этот день, они явно не знали, иначе не стали бы покупать билеты на ванны. Вопрос о времени, месте и условиях дуэли, скорее всего, был решен Мартыновым и секундантами в Пятигорске, накануне вечером, в крайнем случае – следующим утром. Вопрос: почему же Столыпин, если был секундантом, не принимал участия в этих переговорах?

Далее. Арнольди, направлявшийся 15 июля из Пятигорска в Железноводск через Каррас, на половине дороги от Карраса встретил Глебова и Столыпина, ехавших на беговых дрожках. Через некоторое время он повстречал ехавших на извозчичьем экипаже Лермонтова с Дмитриевским. Но Столыпин направлялся в Пятигорск и в обеде у Рошке участия не принимал. Это позволяет считать, что Столыпин уехал из Железноводска независимо от Лермонтова, тогда как в качестве секунданта должен был бы сопровождать его к месту дуэли.

Укажем на факт иного рода. Почему об обстоятельствах дуэли брату Столыпина, Дмитрию, рассказал в своем письме Глебов, а не сам Монго, который сумел бы сделать это более подробно и откровенно? Добавим сюда соображения психологического порядка. Скажем, такое: Столыпин, человек светский, опытный и, как считают, хорошо знавший дуэльный кодекс, никогда не позволил бы, присутствуй он на дуэли, нарушить правила поединка молодым, неопытным секундантам, а тем более сам не нарушил бы их. Приверженцы участия Столыпина в дуэли считают, что не мог он, близкий человек, оказаться в стороне и оставить поэта в столь трудный час. Но на это можно возразить: Столыпин, близкий родственник и благородный человек, никогда не бросил бы в лесу тело своего родственника и друга. Фактически же с телом поэта оставался один Глебов. И он же – не Столыпин, – приехав с места дуэли, распорядился о перевозке погибшего.

И наконец – свидетельство современника. Любим Тарасенко-Отрешков в своих воспоминаниях, о которых нам еще придется говорить, сообщает, что «перед вечером», еще до того, как стало известно о гибели Лермонтова, он зашел к Монго на квартиру и застал там нескольких знакомых. Интересно, что бы эти люди делали там без хозяина?

Словом, читателям снова предстоит сделать выбор, решая, могут ли приведенные выше многочисленные аргументы быть опровергнуты сбивчивыми и противоречивыми высказываниями Васильчикова. Да еще если сделаны они три с лишним десятка лет спустя, с явной целью оправдать себя?

Думается, что сторонники участия Столыпина в дуэли, чтобы доказать свою правоту, должны внятно и убедительно ответить на следующие вопросы:

Почему ни один из современников, знавших о дуэли, не сказал – ни сразу, ни потом – о четырех секундантах?

Почему Столыпин не принимал участия ни в примирении противников, ни в обсуждении условий дуэли, что обязательно должен был сделать как секундант?

Почему Столыпин, если присутствовал на дуэли, не предотвратил нарушений дуэльного кодекса, который он, единственный из лермонтовской компании, хорошо знал, и наоборот, сам допустил грубейшее нарушение, крикнув «Стреляйте!.. или я вас разведу!»?

Почему Столыпин, если он присутствовал на дуэли, бросил тело родственника и друга, оставив с ним Глебова – в сущности чужого человека?

Почему, по словам Любима Тарасенко-Отрешкова, которому незачем «наводить тень на плетень», Столыпин «перед вечером» находился в своей квартире, тогда как в качестве секунданта должен был выехать на дуэль?

Почему о дуэли рассказал родному брату Монго именно Глебов, а не сам Алексей Аркадьевич?

Почему Васильчиков описал его участие в дуэли столь невнятно и путано?

Что касается Трубецкого, то у нас нет бесспорных доказательств его неучастия в поединке, как, впрочем, и участия. Может быть, потому, что мы вообще слишком мало знаем о его роли в преддуэльных событиях. О Трубецком ни Васильчиков, ни другие мемуаристы практически ничего не сообщают – лишь в одном случае ему приписывается Васильчиковым роковое «Стреляйте, стреляйте!», выкрикнутое по причине затяжки с выстрелом. Более ничего о его действиях на дуэльной площадке не известно.

О готовящейся дуэли он, безусловно, знал – да и как не знать, если живущий в соседней комнате Васильчиков участвовал в обсуждении ее условий и, вероятно, не делал из этого секрета. Более того, по своей склонности к авантюрам и рискованным ситуациям князь Сергей явно был готов стать одним из секундантов. Но была ли в том необходимость? Ведь и Васильчиков-то подключился в последний момент и, по его же словам, просто «назвался» секундантом, чтобы живших вместе Глебова и Мартынова не обвинили в сговоре. К тому же и Лермонтову, и его друзьям была хорошо известна судьба Трубецкого и отношение к нему императора. Именно это обстоятельство, в первую очередь, заставило остальных участников дуэли уберечь Трубецкого от участия в ней в качестве секунданта. А вовсе не появление, как они говорили, князя Сергея в Пятигорске без официального разрешения, что якобы грозило ему большими неприятностями. Все это было значительно преувеличено. Из письма Траскина Граббе известно, что начальник штаба знал о «нелегальном» присутствии Трубецкого в Пятигорске, но никак не наказал его – просто выслал к месту службы.

Имеется, правда, один очень любопытный документ – записка, написанная во время следствия Глебовым и адресованная Мартынову. В ней даются рекомендации, как отвечать на вопросы следственной комиссии, чтобы они полностью совпадали с ответами обоих секундантов. Там имеются, в частности, такие слова: «Что касается до правды, то мы отклоняемся только в отношении к Т[рубецкому]] и С[толыпину], которых имена не должны быть упомянуты ни в коем случае».

Эта записка дает солидный козырь в руки сторонникам версии об участии в дуэли четырех секундантов. Потому мы не имеем права сбрасывать ее со счетов и должны рассмотреть, как могли выглядеть в этом случае события 14–15 июля. В любом случае Столыпин, еще ночью, узнав о вызове Мартынова, несомненно, стал уговаривать родственника отказаться от дуэли, но, наткнувшись на его сопротивление, мог махнуть рукой: мол, поступай как знаешь! И если он согласился быть секундантом Лермонтова (явно без большой охоты), то утром 14 июля должен был встретиться с Глебовым, Васильчиковым и Трубецким и оговорить с ними предварительные условия дуэли. Потом – что достоверно известно – вместе с Михаилом Юрьевичем выехал в Железноводск, надеясь, что отсутствие Лермонтова в Пятигорске охладит пыл Мартынова. Но на всякий случай взял ящик с принадлежавшими ему дуэльными пистолетами. Утром 15 июля в Железноводск прибыл Глебов (по этой версии – секундант противной стороны), видимо, для того, чтобы передать решительное требование Мартынова драться в тот же день. После этого Столыпин и Глебов, прихватив пистолеты, вместе выехали в Пятигорск, чтобы определить место дуэли и доработать ее условия.

• Предыдущая
• 61/98
• Следующая