Выбери любимый жанр

Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович - Страница 69


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

69

Но тут наступили те самые роковые мгновения, которые решили судьбу поэта. Люди, попадавшие в экстремальные условия, уверяют, что в таких случаях время как бы растягивается. Так что и мы вправе продлить эти несколько секунд, чтобы внимательно рассмотреть происшедшее после счета «Три!».

Лермонтов – и это подтверждают как участники дуэли, так и, видимо с их слов, все окружающие – заранее отказался от своего выстрела:

«Лермонтов будто бы прежде сказал секунданту, что стрелять не будет» (Э. Шан-Гирей);

«Он сказал… что целить не будет, на воздух выстрелит» (Н. Раевский);

«Лермонтов заявил, что стрелять в Мартынова не будет» (П. Полеводин);

«Лермонтов говорил, что не хочет стрелять в него» (К. Любомирский);

«Не хочет стреляться с ним» (В. Ржевский в передаче Бакуниной);

«Рука моя не поднимается, стреляй ты, если хочешь» (Н. Туровский);

«Не хочет стрелять» (А. Булгаков).

Васильчиков утверждал: «Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукою и локтем по всем правилам опытного дуэлиста». В литературе о Лермонтове можно встретить утверждение, что поэт, стоя под дулом мартыновского пистолета, демонстративно лакомился вишнями. Объявилась даже «казачка Алка», у которой он якобы эти вишни купил по дороге на поединок. Впрочем, каждый, читавший пушкинскую «Дуэль», понимает: эффектная сцена подсказана ею.

Но, так или иначе, Лермонтов ждал выстрела Мартынова. И выстрел прозвучал, как показывают участники поединка, тут же. Не поверим их словам, ибо задержка была. И вполне понятно, почему. В душе Мартынова явно происходила борьба. С одной стороны, всплывали в памяти какие-то старые обиды, умноженные последними злыми шутками и насмешками, ревнивое чувство победителя, которому несчастливый соперник портит кровь. С другой – его останавливали если не дружеские, то добрые приятельские чувства, которые они испытывали друг к другу на протяжении нескольких последних лет, воспоминания о совместном веселом времяпрепровождении в имении Мартыновых и юнкерской школе, в Москве и на Кавказе. И Николай Соломонович колебался, не решаясь спустить курок. Задержка получилась настолько долгой, что вызвала у секундантов желание поторопить события. Раздался возглас: «Стреляйте! Или я вас разведу!»

После этого могло произойти следующее. Лермонтов, посчитав, что поединок окончен – ведь уже прозвучало «Три!», – поднял пистолет и выстрелил, как было принято говорить у дуэлянтов, «на воздух». Доводы в пользу того, что Лермонтов все же выстрелил, хоть и не бесспорны, но довольно многочисленны и убедительны. В пользу выстрела говорит и заявление Васильчикова следствию, что пистолет Лермонтова он позже разрядил выстрелом в воздух – этим он явно хотел объяснить, почему оружие убитого оказалось пустым, но с нагаром в стволе. И уклончивый ответ Мартынова о том, что у пистолета Лермонтова осечки-де не было – на вопрос следствия, стрелял ли Лермонтов и не было ли у его пистолета осечки. И фраза в письме Е. Ростопчиной о раздавшихся во время дуэли двух выстрелах.

Особо весомым аргументом может служить письмо А. А. Кикина, отнюдь не питавшего к Лермонтову дружеских чувств. Вскоре после дуэли он посетил мать Мартынова и с ее слов, явно подсказанных письмом сына, рассказал о дуэли в своем письме: «Хотел и тут отделаться, как с Барантом прежде… выстрелил вверх, и тогда они с Барантом поцеловались и напились шампанским. Сделал то же и с Мартыновым, но этот, несмотря на то, убил его». Придумывать что-то ни Кикину, ни самому Мартынову было совершенно ни к чему – письма не предназначались для посторонних лиц, писали для своих.

Не исключена, впрочем, и другая ситуация: Лермонтов все-таки только собирался выстрелить, и для этого «он, все не трогаясь с места, вытянул руку кверху, по прежнему кверху же направляя дуло пистолета». Так заявил Васильчиков в беседе с П. Висковатовым.

«Предположение, что выстрел Мартынова застал Лермонтова стоящим с высоко поднятым в правой руке пистолетом, – говорит Д. Алексеев, детально разбиравшийся с этой ситуацией, – отчасти находит подтверждение и в экспертизе раны убитого, которую на следующий день после дуэли провел врач И. Барклай-де-Толли».

Движение, описанное Васильчиковым, считает Д. Алексеев, весьма красноречиво свидетельствует о желании Лермонтова «выстрелить на воздух». И в данном случае для Мартынова оно было равносильно самому выстрелу. А дуэльный кодекс накладывал определенные запреты на первый выстрел в воздух: если нарушитель был вызван своим соперником, то его считали уклоняющимся от поединка. Выстрелить первым на воздух считалось за трусость, намерение сорвать дуэль и, следовательно, оскорбить всех участников. Такая норма имела силу закона только на время поединка. «После его формального окончания, – замечает Д. Алексеев, – выстрел на воздух не считался уже нарушением правил, а любой из противников, вздумай он воспользоваться своим правом на ответный выстрел, сам совершал бесчестный поступок и в общественном мнении причислялся к преступникам». Добавим: в случае гибели противника он считался убийцей.

Но когда в руках дуэлянтов – заряженные пистолеты, а следовательно, и жизнь противника, то рассуждать нечего – надо беспрекословно слушаться секундантов. И команда – пусть неоговоренная и незаконная – позволила Мартынову считать, по мнению Алексеева, что дуэль продолжается. И потому, утверждает он: «…стрелять в воздух имеет право только противник, стреляющий вторым. Он, Мартынов, вызвал на дуэль обидчика Лермонтова, и, значит, поэт своим поступком нанес ему новое жестокое оскорбление». То есть опять намеренно оскорбил его, как год назад Баранта, и выставил на посмешище, как Грушницкого. «А раз так, он, Мартынов, имеет право на „законное мщение“».

Не исключен и такой вариант поведения Лермонтова после команды «Стреляйте!». По свидетельству Васильчикова, Лермонтов, видимо, в ответ на эту самую команду громко сказал: «Стану я стрелять в такого дурака!» Впервые эта фраза была обнародована в 1881 году Стоюниным со слов самого Васильчикова, в некрологе, посвященном князю. Вторично воспроизвел ее в 1882 году А. Голубев в своей книге о Васильчикове. Наконец, в 1973 году она попадает в книгу Л. Келли, который ссылается на воспоминания сына Васильчикова.

Тут важно отметить следующее. Если эта фраза все-таки прозвучала, мы получаем еще одно свидетельство того, что дуэль была «с места». Ибо при «дуэли с движением» Лермонтов, оставшись на месте, находился бы от противника в 20 или даже 25 шагах (10 или 15 шагов между барьерами плюс 10 не пройденных Михаилом Юрьевичем до своего барьера). При дуэли же с места дуэлянты должны были стоять в 10–15 шагах друг от друга. Согласитесь, услышать даже громко сказанное за 20–25 шагов намного труднее, чем за 10–15, или вообще невозможно, когда гремит гром и шумит ветер.

Произнесение фразы о «дураке» не бесспорно, у этой версии есть и противники. Но если фраза действительно была сказана, то вполне могла озлобить Мартынова гораздо больше, чем выстрел в воздух или попытка сделать его. Вполне вероятно, что она и стала той последней каплей, которая переполнила чашу терпения Мартынова, умело подогретого стараниями Эмилии Александровны. Презрение, явственно ощущаемое в лермонтовских словах, хлестнуло его словно плетью, и он спустил курок…

Какой вариант поведения Лермонтова имел место в действительности, мы с вами сказать не сможем. Не исключены и два поступка одновременно: сказал про «дурака» и выстрелил в воздух. Или сказал и поднял руку, собираясь выстрелить. Ясно только одно: в эти самые мгновения, в результате неоговоренной команды «Стреляйте!», решилась его судьба. Прозвучал выстрел, Лермонтов упал.

Кто подал команду? Васильчиков в разных вариантах своих воспоминаний объясняет это по-разному. В беседе с Семевским он утверждает, что ее выкрикнул Трубецкой, в журнальной статье этот вопрос обходит, в рассказе Висковатову указывает на Столыпина. Думается, что, называя этих лиц, князь стремился переложить вину за неоговоренную команду, повлекшую гибель поэта, с себя и Глебова на людей, давно ушедших из жизни. А разнобой явно вызван тем, что князь не сразу решил, кого сделать виновным.

69
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело