Полуночное танго - Калинина Наталья Анатольевна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/62
• Следующая

Мужчина щелкнул зажигалкой. Чтоб не вскрикнуть, я зажала рот рукой.

Это был Арсен.

Но женщина оказалась не Марго. У нее были длинные прямые волосы и челочка. Зажигалка погасла. Я видела лишь два огонька от сигарет.

В перерыве между песнями до меня донесся обрывок фразы, произнесенной Арсеном:

— …Не делал этого, клянусь тебе. Ну почему ты мне не веришь? Я так тебя…

Теперь этот скот врубил «Горную лаванду». Мне и без песни тошно было.

Я вылезла из куста и поплелась на пляж. Море меня слегка отрезвило. Я проплыла с полкилометра. Где-то там, за горизонтом, была Турция. Думаю, меня и в Турции преследовал бы Арсен.

Дома я застала одну Марго. Она стояла перед зеркалом в трусах и в лифчике и накручивала волосы на бигуди.

— Я видела его, — сообщила я с порога. — Он сидел с какой-то теткой. У нее платье точь-в-точь как у тебя.

— Пупсик, миражи бывают не только в пустыне.

— Это был не мираж. Хотя…

Я вспомнила, что уже «видела» Арсена возле нашего дома.

— Что? Что ты сказала, Пупсик?

— Со мной это уже было однажды. Мне показалось, я увидела его из своего окна.

— Он вполне мог шататься по нашей улице. Арсен бывает в общаге.

— Что же ты мне раньше не сказала? — Я подскочила к Марго и схватила ее за плечи. — Значит, это был он. А я уж решила…

— Ты решила, что выдумала этого Арсена. Да, Пупсик?

Я растерянно кивнула головой.

— Арсен существует в природе, но только это не тот парень, с которым у тебя, Пупсик, было то романтическое любовное свидание в крольчатнике. Могу поклясться своими волосами, что это был… — Марго повернула голову и чмокнула меня в щеку. — Это был Славка.

— Нет. Это исключено. Он сказал бы мне об этом, когда я проведывала его в больнице.

Я вдруг вспомнила в деталях сцену в больнице. У Славки был жалкий виноватый взгляд. Взгляд нашкодившего ребенка. И он почему-то просил у меня прощения.

Я вспыхнула до корней волос и спрятала лицо в ладонях.

— Итак, Арсен уходит. На сцене остаются две юные, любящие друг друга души и их пожилая наставница. Уж она-то позаботится о том, чтобы в дальнейшем ничто не омрачило чистую верную любовь.

— Этого не может быть, — бормотала я. — Это… это так не похоже на Славку.

— Как раз это на него очень похоже, Пупсик. Потому он и обращался с тобой так бережно. Этот Арсен вряд ли бы вел себя подобным образом.

— Что мне теперь делать, Марго?

Я вдруг прижалась к ее спине и разревелась, как маленькая девочка.

— Купаться, загорать, поглощать витамины и полностью расслабиться. И еще один совет: не надо пытаться подслушать и подсмотреть то, что не предназначено для твоих ушей и глаз. Если ты, Пупсик, хочешь дольше оставаться ребенком. Поверь мне: что-что, а детство к нам не возвращается.

Мы заснули в обнимку на узкой кровати на веранде. Я плакала во сне, и тогда Марго меня целовала. Хотя, быть может, мне это только снилось.

Мама была потная и раздраженная. Она швырнула на стол сумочку и в изнеможении плюхнулась на кровать Марго.

— Ритка не объявилась?

Я с трудом оторвалась от «Прощай, оружие!». Я уже второй день не купалась по вполне прозаической причине и почти все время проводила в постели с книжками.

— Она, кажется, поехала в Сухуми.

— Знаю. А без меня никто не заходил? — осторожно и как будто слегка виновато поинтересовалась мама.

— Нет.

— Странно. Мы же определенно договорились встретиться возле киоска с мороженым. Я два часа проторчала на пекле.

Она встала и подошла к окну, откуда были видны поросшие зеленью склоны гор. В предыдущие годы я лазила по ним в веселой компании своих сверстников, с которыми знакомилась прямо на пляже. В этом году мне что-то не хотелось лазить по горам, а уж тем более заводить знакомства. Все-таки, наверное, детство кончилось.

Мама направилась в свою комнатушку — узкая койка и столик на одной ножке. У нас с Марго по крайней мере был настоящий четвероногий стол. Она вышла оттуда почти сразу. Я заметила, как пылают ее щеки.

— Схожу куплю фруктов. Да и хлеба у нас на завтрак нет. — Мама попудрила нос. — Скоро вернусь.

Я снова уткнулась в книгу. Но мои мысли теперь были далеко от бедняжки Кэт, умиравшей в объятиях возлюбленного. Я вспомнила о том, что произошло вчера между мамой и Эдуардом. Увы, я не последовала совету Марго и, конечно же, с удовольствием подслушала их разговор, просидев битых полчаса в душной вонючей уборной в конце сада. Правда, они оказались на этой лавочке под инжиром уже после того, как я засела в сортире. Так что моей вины здесь почти не было.

— Ты не рассказывал мне, что дружил с Жанной.

— Дружил? Я даже плохо помню эту девушку в лицо.

— А ты вспомни. Могу тебе, между прочим, помочь.

— Чушь какая-то. Ты ведь знаешь, многие девушки просят у меня автографы.

— Ей ты его наверняка дал.

Я услышала, как мама закуривает сигарету. Она последнее время много курила.

— Что ты имеешь в виду?

— Говорят, она была на третьем месяце беременности. Не исключено, что тот маньяк, который считал себя отцом ребенка, вспорол ей живот.

— Но какое это имеет отношение ко мне? Я даже не знал, где она живет. Послушай, Женечка, у меня есть предложение продолжить наш разговор в ресторане. Сегодня такой замечательный вечер.

— Погоди, — упрямо возразила мама. — Сперва ты должен рассказать мне историю ваших взаимоотношений. Все равно рано или поздно я ее узнаю. Между прочим, мне решать — простить тебя или указать на дверь.

— Ах ты, моя любимая Кассандра. — Похоже, Камышевский попытался обнять маму, но она не далась.

Наконец мама сказала:

— У меня взрослая дочь. Как я смогу смотреть ей в глаза, если поселю в своем доме развратника?

— Но я же давно исправился, Женечка. Казанова превратился в Дон-Кихота. И всему виной ты, любовь моя.

— Хотелось бы в это верить. — Мама вздохнула. — И все равно прежде, чем решиться на столь отчаянный шаг в моей жизни, я должна знать кое-какие детали из твоего прошлого.

— Мое прошлое было очень скучным и однообразным, моя милая. Прошлое холостяка — это пыльная захламленная комната, в которой сердобольная душа наконец догадалась открыть форточку и впустить свежий воздух.

— Эдуард, повторяю: я должна это знать. Клянусь забыть навсегда обо всем и в дальнейшем не попрекнуть тебя ни единым словом. Скажи мне честно: у тебя с Жанной были интимные отношения?

— Нет, конечно. Как ты могла такое подумать? Мы с ней люди разного круга, даже, можно сказать, разных плоскостей. Совместить несовместимое так же невозможно, как заставить соловья кукарекать или кукушку петь, как…

— Тогда откуда появились эти фотографии?

Мама щелкнула замком сумки.

— Боже, какая мерзость! — весьма натурально возмутился Камышевский. — Это наверняка дело рук какого-нибудь местного фокусника. Откуда у тебя эта пакость?

— Мне дала их одна… знакомая.

— Маргарита?

— Какое это имеет значение?

— Я не раз предупреждал тебя, Женя: эта женщина попытается нас разлучить. Она была в меня…

— Я все знаю, — перебила мать. — Но как ты объяснишь происхождение этих фотографий?

— Я ведь сказал тебе — это проделки какого-то фокусника. Быть может, Ставицкого. Он несколько раз снимал меня.

— В обнаженном виде, что ли?

— Нет, конечно. Но я слышал, что эти проказники владеют искусством фотомонтажа: голову одного человека приставляют к туловищу другого и тому подобное.

— Это твое туловище, Эдуард. И ты прекрасно это знаешь.

— Женечка, это абсурд какой-то. Завтра мне покажут точно такие же фотографии, где ты предаешься любовным утехам с каким-нибудь развратным самцом.

— Не покажут.

— Но ведь ревнивая женщина, как ты понимаешь, способна на все что угодно, лишь бы не позволить тому, кого она любит, соединиться с другой. Даже если та другая — ее родная сестра.

— Ты переоцениваешь себя, Эдуард.

• Предыдущая
• 15/62
• Следующая