Полуночное танго - Калинина Наталья Анатольевна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая
Она кокетливо поправила сбившуюся косынку. Когда они вышли за калитку, сказала тихо и совсем другим голосом:
— Ваш брат у Саранцевых сегодня ночевал. К Сашке среди ночи ввалился — весь в глине и здорово выпивши. Уже после того, как в Ларису стреляли. Сашка прибежал за мной, когда я медпункт открывала. Насилу, говорит, утра дождались. Пить ему ни грамма нельзя с таким сердцем.
— Он у них?
— Обещал меня дождаться. Я его на моторке до райцентра подброшу.
— Мне нужно с ним поговорить. Я…
— Я сама поговорю, — перебила его Марьяна. — Вы человек… хоть и не чужой, а все-таки пришлый. Извините, если обидела, да только сейчас не до обид.
— Интересно, по какому такому праву вы все на себя берете? — Плетнев поймал себя на том, что его задело слово «пришлый». — Вам он ни кум, ни сват…
— У меня на него свои права. Ясно? И я никому их уступать не собираюсь. А вы… вы к нему настороженно относитесь — я это всей кожей чувствую. Ну и что, если человек в тюрьме срок отсидел?
— Ничего, разумеется, однако ж…
— Вот видите. Нет, к Михаилу я вас не пущу, так и знайте. Даже если бы он в Ларку и стрелял, я бы сроду никому про это не сказала. Ни под какой пыткой. Ларка еще не того заслуживает.
Плетнев удивленно посмотрел на Марьяну. Она улыбалась как ни в чем не бывало. Будто не она, а кто-то другой только что произнес эти чудовищные слова.
«Нужно Алене дать весточку, — размышлял Плетнев, поднимаясь по ветхим ступенькам к себе. — Она думает, я над заявкой потею, пытаясь втиснуть гибкие творческие идеи в негнущиеся рамки кинопроизводства, а я тут сам в такие рамки попал!.. Да нет, Михаил скорее всего и ни при чем, однако тот майор недаром спрашивал про какой-то зуб. Если принять во внимание, что здесь все и всё друг про друга знают, нетрудно вспомнить, что у Мишки есть причина иметь зуб на Ларису Фоминичну. Это и Марьяна подтвердила. Ишь как она ее полоснула! Мишка, Мишка, неужели ты мог?.. Нужно что-то предпринять, не то наша славная районная милиция таких дров наломает! Тем более что тень в первую очередь падает на тех, кто побывал в местах не столь отдаленных. Черт побери, еще не хватало иметь в анкете брата-уголовника!»
Как жаль, что рядом нет Алены, с ее непоколебимой логикой, с ее иронией, трезвым, спокойным взглядом на жизнь.
Надо бы отправить ей в Дубулты телеграмму. Такую, например: «Творю, скучаю, нет мне без вас жизни».
Алена была умной женщиной, и Плетнев, оглядываясь на прошлое, подчас думал о том, что с женой ему крупно повезло. Без Алены он вряд ли бы достиг того, чего все-таки достиг.
Учились в одном институте, он — робкий, застенчивый деревенский парень, она — красивая, привлекательная, уверенная в себе. Уже на втором курсе Алена снималась в кино, давала интервью прессе. Его же путь к успеху был ухабистым и далеко не прямым. Да что сейчас вспоминать об этом! Вытянул, одолел заслоны, попал, что называется, в обойму. Алене спасибо за преданность, веру в его талант, наконец, за крепкую бескорыстную поддержку Плетнева со стороны ее знаменитого отца.
Алена уже давно не снималась в кино, хотя как дочь известного кинорежиссера и жена далеко небезызвестного сценариста могла рассчитывать на хорошие роли.
— Или кино, или семья, — заявила как-то Алена, вернувшись из очередной длительной киноэкспедиции. — Тем более что Джульетты Мазины из меня не получилось. Прощайте, вы, девичьи сладкие мечты! Дом, милый дом…
Плетнев был очень благодарен жене за ее мужественное решение.
«Вот только выясню, причастен ли к преступлению Михаил, и сразу махну к ним, — пообещал он себе. — Заявку, в конце концов, и в Дубултах можно написать… А Лиза какая-то холодная, слишком уж бесстрастная, — ни с того ни с сего подумал он. — Может, она хорошо освоила приемы аутогенной тренировки? Нет, дело скорее всего в том, что Лиза очень скрытная. И каждое слово у нее на вес золота. Удивительный типаж. Хотя нет, почему удивительный? Лиза — тип русской женщины, сложившийся не за одно столетие. Где, как не в глухой провинции, сохраниться этому интересному, в настоящее время уже немногочисленному племени людей, бескорыстно вкладывающих в любимое дело душу, силы, умение и получающих от этого истинное удовлетворение?»
Под вечер Плетнева снова потянуло к Царьковым.
Лизу он нашел в огороде. Босая, в коротеньком, почти детском платьице она собирала в корзинку огурцы.
— Сейчас угощу тебя чаем. С вишнями, — сказала Лиза в ответ на его извинения по случаю внезапного вторжения.
Он шел за ней следом с корзинкой в руке, лавируя между намертво сцепившихся чубуками могучих виноградных кустов. Лиза шла легкой походкой, наклоняясь под низко нависшими плетьми винограда. Она казалась ему совсем девочкой.
— Я сегодня всю ночь не спала, — рассказывала Лиза, накрывая на стол под старой вишней. — Сперва, после поминок, мы все никак разойтись не могли, а после этого выстрела мне вдруг так страшно сделалось!.. Когда Марьяна вернулась из райцентра, я немного успокоилась, даже задремала. А она все утро под окнами бродила, вздыхала.
— Есть от чего вздыхать. Вот ты, Лиза, молодцом держишься. Я к тебе за поддержкой пришел. Возле тебя спокойно, так безгрешно на душе.
Лиза потолкла в больших глиняных кружках вишни, которые срывала с веток над головой, потом засыпала их сахаром и залила крепким чаем. Когда она протягивала Плетневу через стол кружку, ему показалось, будто она хочет что-то сказать… Но она так ничего и не сказала. Ему же почему-то сделалось удивительно легко. На него снизошло умиротворение, ни о чем на свете не хотелось думать.
— Ты колдунья, Лиза, — сказал он. — Наколдуй мне, чтоб я снова в детстве очутился. Со всеми его ощущениями, запахами, восторгами. Наколдуй! Я последнее время совсем свое детство забыл.
— Ты неправду говоришь. Забыть можно все, кроме детства и…
Она вдруг смутилась, прижала к щекам ладони и опустила глаза.
— А ты, Лиза, помнишь свое детство? Кстати, почему ты не осталась работать в городе?
— Как бы тебе объяснить?.. Дело в том, что тут я могу быть сама собой. Тут мне притворяться не нужно — ни перед собой, ни перед другими. А это ведь так важно — не притворяться. Правда?
— Наверное. Ты на самом деле очень органично вписываешься в окружающую среду.
— Ты, между прочим, тоже.
— Спасибо за комплимент.
Плетнев усмехнулся. Он вспомнил вдруг, каких усилий ему стоило изжить провинциальные манеры, избавиться от мягкого, так заметного в столице южного говора. Теперь, кажется, он обрел и раскованность, и столь необходимую ему легкую небрежность в общении с людьми. Лиза же, оказывается, считает иначе. Неужели она права?
— Марьяна меня явно недолюбливает. И наверняка не доверяет мне, — вдруг поделился он своими соображениями с Лизой.
— Не обращай на нее внимания. Она другой раз такое начинает нести…
— Да, экстравагантная особа, эта Марьяна, ничего не скажешь. Еще хороша собой, на язык резка, и душа у нее…
— Душа у нее отзывчивая, — подхватила Лиза. — Только иногда на нее такое находит — хоть беги.
— Но ты, я вижу, все готова простить. Скажи мне честно, Лиза, тебе легко дается всепрощение или ты долго вырабатывала в себе это свойство?
Лиза молчала. Она напряженно щурила свои слегка раскосые, как у всех Царьковых, глаза.
«Красива, но чего-то в ней не хватает, — размышлял Плетнев. — Чего же? Может, женственности? Да нет, это в ней есть. Ей бы чуть-чуть наигранности, кокетства… Хотя пускай остается такой, какая есть. Она не играет в искренность — она такая на самом деле. С ней необычно, за нее тревожно. Конечно же, Лиза — сверхранимое и сверхчуткое существо, хотя пытается скрыть это всеми силами. Впервые за много лет встречаю женщину, не желающую выглядеть лучше, чем она есть на самом деле. Ни внешне, ни…»
— Мне Люду жаль, — вдруг сказала Лиза, положив на стол крупные руки. — Обидела ее бабушка тем, что дом мне завещала. Я говорила бабушке — Люда тоже в этом доме выросла.
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая
