Король на площади - Колесова Наталья Валенидовна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/61
• Следующая

– Если желаешь подробностей, иди и узнай сам!

Он фыркнул и свернул аудиенцию.

Встал из-за стола, потянулся, разминая затекшее тело. Подошел к окну. Давненько он не выбирался из дворца, даже на площадь. Не тянуло. Джок, нахохлившийся на своей жердочке, тоже грустно смотрел на облетевший парк. Да, неподходящая для прогулок погода, моя птица…

А наша волчица, значит, изволит прогуливаться. Тесно, ей, значит, в замковых стенах… Тоскливо.

И темно.

Скривившись, он потянулся за колокольчиком. Приказал появившемуся слуге:

– Переселить женщину из Северной башни в Белые покои!

Он не сомневался, что слуги все распрекрасно знают про княжну. Но вот что именно говорят – про него, про Эмму, – не выяснишь. Это тебе не площадь, подслушать и разговорить людей уже не удастся. А прямо, кроме Эрика, ему никто не ответит.

Пойти и самому размяться, что ли…

После получасового бесцельного блуждания по парку он перестал притворяться перед самим собой и начал искать княжну уже целенаправленно.

А потом понял, где она может быть. И не ошибся.

Эмма изо всех сил делала вид, что не очень-то ее волнует его присутствие. А Силвер смотрел на ее склоненную шею – поверх скинутого на плечи капюшона плаща пушились светлые пряди волос – и вспоминал, как, расплетая, запускал в них пальцы… Для того чтобы отвлечься от ненужных воспоминаний и ощущений или чтобы не обрушить на женщину новые упреки и обвинения, он и завел разговор про портрет. А Эмма неожиданно начала его расхваливать и приписывать черты характера, которых у него сроду не водилось. Лицо серьезное, щеки сияют огнем, глаза – искренностью. Искренностью, а? Он прервал поток этих ненужных (смущающих его?) славословий:

– Не тратьте на меня свое красноречие, княжна! В этом нет никакой необходимости. Я же не собираюсь бросать вас в тюрьму, как герцог Армани, лишь из-за того, что мне не понравился портрет, вышедший из-под вашей кисти.

– Ох, а откуда вы это?.. – Эмма прикусила губу, но все же продолжила: – И как вы вообще узнали, что я… это я?

– Подпись.

Я чуть не стукнула себя по лбу. Ну конечно! Я машинально поставила на подаренном Каролю наброске личную подпись: сложный вензель, составленный из букв моего имени, имени матери и фамилии отца. Оставалось только лишь написать рядом собственное признание…

Значит, Силвер с самого начала мне не доверял. Подозревал. Приглядывался. Стала бы я столь же внимательно изучать подпись дарителя? Вряд ли. Еще одна новая для меня черта его характера или приобретенная привычка не доверять никому из окружающих? Может, он и прав – уж в моем-то случае, безусловно, – но… жаль мне его.

Пожалей-ка прежде всего саму себя! И я пожалела: начала складывать кисти и краски. Все равно сегодня больше рисовать не смогу. Как раньше Человек С Птицей заражал меня своей энергией и жизнерадостностью, так теперь этот стоящий напротив незнакомец со знакомыми чертами вытягивал из меня последние жизненные силы. Пойду-ка я в свою каморку, останусь одна и… Нет, плакать я не буду. Достаточно одного раза. Сама виновата, что ж теперь на кого-то еще обижаться? Ушедшую волну уже не вернешь. Делом займусь: закончу этюды парка.

Возникший как из-под земли Безликий – я даже вздрогнула, Силвер тоже глянул как бы в недоумении: и он позабыл – не заметил? – подхватил мой этюдник. Маленькая молчаливая процессия: я, по левую руку король, охранник за моей спиной – двинулась по тропинке.

Я уже привычно направилась к Северной башне, но Силвер неожиданно прикоснулся к моему плечу.

– Вам в другую сторону.

Он вошел первым, повернулся, кивком и движением руки предлагая мне войти.

– Это теперь ваши комнаты.

Я шагнула за порог, настороженно оглядываясь. Как же здесь просторно и светло!

– Ну что, ваше сиятельство довольны обстановкой?

Я рассеянно скользнула глазами по мебели и обшивке стен – все светлое, спокойное, – и мой взгляд вновь устремился к окнам. Окна здесь были почти во всю стену и выходили прямо на Каролевскую бухту – про себя я называла ее именно так. Солнце, пусть даже неярко-осеннее, будет в комнате, считай, целый день.

– Да-да, спасибо, все просто великолепно!

Силвер по-хозяйски прошелся по комнате, внимательно осматривая ее. Остановился перед красными розами в белом кувшине.

– А розы уберите. Княжна их терпеть не может.

Да, но откуда он?..

Король действительно очень наблюдателен.

Рагнар был великолепен.

Он прибыл на несколько дней раньше, чем его ожидали. Даже страшно прикидывать, сколько лошадей было для этого загнано – на этот раз князь изменил с сушей своему любимому морю. Ворвался в Большую гостиную так стремительно, будто собирался взять ее штурмом: огромный, с развевающимися длинными волосами и полами плаща.

– С прибытием, князь!

– А, Силвер!

Рагнар чуть не пролетел мимо, но вовремя спохватился, сжал его руку обеими руками (Силвер умудрился не поморщиться) и заключил в объятия – надо сказать, довольно небрежные. Отстранился и завертел лохматой головой:

– Где она?! Где моя дочь?

– Я здесь, отец…

А голосок-то дрожит и срывается, отметил про себя Силвер, разворачиваясь вместе с князем к поднявшейся с кресла Эмме. Стоит, как когда-то при его появлении: руки стиснуты на животе, пыльцы вцепились в локти (ее защитный жест?), бледная, глазищи вполлица…

Рагнар медленно двинулся к ней. Он надвигался на княжну, словно готовящийся к нападению бык, и король забеспокоился: не то чтобы он против родительской трепки – в данном случае очень даже за! – но убийства или членовредительства своей бывшей нареченной допускать не собирается. Торопливо направился к отцу с дочкой, говоря:

– Давайте все успокоимся и всё обсудим…

Князь словно не слышал. Остановился напротив Эммы, окинул ее пристальным тяжелым взглядом. Та молча смотрела на него и, кажется, начала дрожать. Взметнулись тяжелые руки – Силвер приготовился прыгнуть…

И врос в пол.

Эмма рыдала в объятиях отца. Тот прижимал ее к себе, гладил по голове и бормотал: «Жива… дочка… ну как же ты, дочка!» Эмма открыла зажмуренные мокрые глаза, увидела его, смотрящего на них с открытым ртом, и, пряча лицо, уткнулась в грудь Рагнару.

Ощущая себя полным дураком – и ведь это крайне редко посещавшее его чувство опять связано с Эммой! – Силвер отвернулся и отошел.

– Мать ее была во-от такулечкой! – рассказывал Рагнар, чуть разведя большой и указательный палец. – Птаха чистая! Я Марию у принца Корнелла сосватал. Как увидел, втюрился – и в тот же день сосватал!

Он кивал с пониманием: а кто бы не сосватал? С Корнеллом, принцем крохотного и крайне богатого государства, его, как и князя, территориальные интересы не связывают, зато связывают финансовые – многие августейшие особы предпочитают хранить свои средства именно в известных своей честностью и надежностью банках Корнелла. Да и кредитом у пройдохи принца пользоваться не брезгуют.

Силвер представил, как молодой вожак стаи Морских Волков запал с одного взгляда на маленькую хрупкую принцессу, и пожалел несчастную. Рагнар взглянул на промежуток между пальцами и вновь умилился.

– Пташка! А уж воспитанная – жуть! Прямо и не рыгни лишний раз при ней, и переобуйся, когда в дом входишь, и мойся каждый день… как строжилась – ты не представляешь! Хотя и голоса не повысит никогда, а уж отважная – у-у-у!..

Он отпил из своей кружки и кивнул на Эмму:

– Эта вся в мать!

Эмма, все еще с покрасневшими глазами, сидела с ними за столом. Молчала и почти не двигалась – разве что когда кубок приходилось поднимать. Механически пригубливала и вновь застывала. Просто скульптура с живыми внимательными глазами.

– Хельгу-то я как парня растил, – толковал Рагнар, вкусно закусывая. – Потому как парня ждали. Но вторую дочку, Мария сказала, воспитает в настоящую принцесску. Скажи же, да? Принцесса! – и он так нежно хлопнул дочь по плечу, что у Силвера его собственное заболело. – Так, значит, моя девочка, а твоя невеста прямо здесь, у тебя под боком, жила, а ты и не догадывался? – Наевшийся и напившийся Рагнар немедля перешел к сути дела. Силвер не стал отпираться. Известно ли княжескому агенту (без сомнения, таковой в Ристе имеется, впрочем, как и ристовский – в Вольфсбурге), насколько «под боком» у него была Эмма? И что встречались они практически каждый день на протяжении нескольких месяцев, а он даже подумать не мог… ладно, мог, но не думал. Прямо по той морской поговорке: под носом вижу, под килем – нет!

• Предыдущая
• 38/61
• Следующая