Ватажники атамана Галани - Хапров Владислав Викторович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/62
• Следующая

Филин сразу перешёл на шёпот:

— Это всё твой Кондратьев. С тех пор как он мне прикладом по бестолковке заехал, что-то с ней совсем худо сделалось.

Так вот, мне-то куда худородному было ещё деваться. Только в разбойники. А ты сидишь на тёпленьком месте, воруешь потихоньку. Благодать.

— Место, как ты верно подметил, тёпленькое, — ответил незнакомец. — Потому каждый норовит подсидеть. Куда не плюнешь — везде соглядатае. Чуть зазеваешься — донос накатают, меня в кандалы и в Тайную канцелярию на дыбу. Я уже разок там побывал, едва жив остался.

Вот я и решил — хватит с меня. Надо сразу хапнуть столько, чтобы до конца жизни хватило, и не в этой вонючей клоаке, а в какой-нибудь европейской столице Лондоне, Париже, Мадриде. В общем, там, где можно с толком потратить деньги.

— Резонно, — согласился Филин.

Незнакомец чуть повернул голову. Я попытался подобраться ближе к бойнице, чтобы разглядеть лицо, но ту моя нога соскользнула вниз. Я едва удержался на стене, но Филин, услышав посторонний звук, встрепенулся.

— Что это?

— Кошка наверное, — отмахнулся незнакомец.

Чтобы подтвердить правильность его догадки я затянул любовную песнь мартовских котов.

— Кавв! Кавв! Кавв! — у меня с детства очень хорошо получалось подражать кошкам.

— Терпеть не могу кошек, — зарычал Филин и вытащил из под тюфяка пистолет. — Пойду сейчас и пристрелю гада. А то раскавкался тут.

— Сиди Филин, — собеседник выдернул из рук помещика оружие и отбросил его в сторону. — Ты действительно какой то буйный стал.

Больше искушать судьбу я был не намерен. Скатился вниз, ободрав до крови ладони и коленки и припустил куда глаза глядят по тёмным улицам. Благо ночь была лунная и можно было разобрать дорогу. Недалеко от пристаней меня вдруг схватили несколько пар рук. В нос ударил запах чеснока и перегара. Руки обшарили с ног до головы.

— Деньги давай, не то убью, — прохрипел противный голос.

Я понял, что попался уличным разбойникам и закричал что есть мочи:

— Помогите! Грабят! Убивают!

Где-то рядом послышался лязг железа и топот ног.

— Стража, — испуганно зашептались разбойники. — Рвём когти. Этого кидаем. Всё равно у него ни хрена нет.

Разбойники бросились врассыпную и растаяли в темноте. Мне, однако, со стражей тоже встречаться не хотелось. Поэтому я шмыгнул в ближайший переулок и, миновав его, налетел на мочившегося у сложенной из толстых брёвен стены мужика.

— Смотри куда прёшь гнида! — рявкнул тот.

Я шарахнулся в сторону, узнав по голосу Измайлова. И тут же нырнул обратно в спасительную темноту переулка. Отдышавшись, осмотрелся по сторонам. Оказалось, что я оказался у того самого трактира «Медведь», где вчера меня заманили в ловушку.

Это промысел господень, решил я. Всевышний сам отдаёт негодяя мне в руки. Вытащив кинжал, я затаился в переулке, дожидаясь, когда Измайлов снова выйдет облегчиться.

Веселье в «Медведе» не утихало всю ночь. Заливалась балалайка Еремейки, грохотали отплясывая сотни бурлацких ног. В слюдяных окнах мелькали тени людей. Там было светло, тепло, можно было поесть и выпить водки, чтобы согреться. Однако я был вынужден, сжавшись в комок, мёрзнуть в темноте. Я проклинал свою службу, бремя которой мне нести до преклонных лет, если конечно доживу, и мечтал, как бы хорошо сейчас было бы лежать на жарко натопленной печке, слушать, как потрескивают дрова. В печке обязательно должен был стоять котелок со щами и не пустыми, а с большущим куском мяса. Неплохо было бы иметь так же целый сундук книг и читать их, не слезая с печи.

Я так замечтался, что вскоре задремал. Разбудили меня петухи. Небо на востоке уже начало сереть. Измайлов наконец вышел из трактира. Мой кафтан всё ещё был на нём. За угол разбойник не пошёл, а пошатываясь, направился к реке. Прячась в тени заборов, я последовал за ним. Лодка, с которой меня бросили в реку, стояла на пристанях, привязанная к узкому деревянному мостику, среди множества подобных судёнышек. Измайлов улёгся в неё, завернулся в парус и захрапел.

Всё больше светало. По реке стелился туман. К пристаням стали спускаться рыбаки. Мне нужно было действовать как можно быстрее. Я разделся и поплыл к лодке. Перерезав канат, я стал толкать её на середину реки, подальше от случайных глаз. Я собирался совершить убийство, и свидетели мне были не к чему.

Когда чёрные громады судов сплавного каравана остались позади, я одним рывком запрыгнул в лодку. Она качнулась. Измайлов заворочался и открыл глаза.

Я вытащил нож и пополз к нему. Вид мой наверняка был ужасен. Тело покрыто тиной и водорослями, я посинел от холода и у меня зуб не попадал на зуб. Я готовился к отчаянной схватке. Но её не произошло. Измайлов смертельно побледнел.

— Ты же сдох, — прохрипел он.

Я ничего не ответил и продолжал ползти. Разбойник в ужасе закричал:

— Помогите! Упырь!

Лицо его вдруг почернело, рот искривился, по телу прошла судорога, и он испустил дух от страха, приняв меня за заложного покойника, явившегося из преисподней, чтобы отомстить своему убийце.

Меня вдруг пробрал истерический хохот. Я смеялся, пока мне не сделалось дурно. Немного придя в себя, я принялся обыскивать карманы Измайлова. Нашёл свою трубку и четвертак денег. Когда стягивал с него сапоги, меня стошнило. Я выкинул труп в реку, а лодку утопил на мелководье, прорубив днище.

Распоров своим кинжалом подкладку кафтана я извлёк царскую бумагу и быстрым шагом направился в Ямскую слободу. Там постучался в первые же ворота и через два часа уже катил на лихой тройке по Московской дороге на юг.

Я приезжаю в Саратов. Описание города. Воевода Дмитрий Бахметьев и хан Аюка. Полития «дикого поля». Ужин у воеводы. Ночные визиты.

Саратов встретил меня зацветающими за высокими заборами садами, разноязыким говором на улицах и ордами диких кочевников, проносившиеся в поле на выносливых степных лошадях, быстрых как штормовой ветер, дующий осенью с Балтийского моря. В сравнении с Нижним Новгородом и Казанью это был совсем небольшой город, ещё не потерявший черты пограничной крепости. Он стоял под горой, носившей название Соколовой. Его окружал земляной вал. Стен не было, от них остались только деревянные башни. Над башнями возвышался красивый каменный собор с колокольней. Посад и слободы вытянулись вдоль берега Волги. Напротив крепости через овраг стоял монастырь. У ворот, выходивших на Московскую дорогу, чадили кузницы, и шла бойкая торговля в мясных рядах. Возле пристаней, заполненных большими и малыми судами, были выстроены соляные и рыбные амбары, а рядом с ними располагались конторы купцов и промышленников. На другом берегу я увидел калмыков, гарцующий верхом на вельблудах среди войлочных юрт и больших двухколёсных повозок.

В день, когда тройка принесла меня по пыльному тракту в город, саратовский воевода Дмитрий Бахметьев встал как всегда не свет не заря. Вышел во двор в одном исподнем и вылил на голову ушат ледяной колодезной воды, чтобы отвадить всякие хвори. Затем поупражнялся в сабельном бое и пошёл будить жену и дочерей, звать всех за стол. Закончив утреннюю трапезу, он облачился в нарядный мундир и в сопровождении двух вооружённых до зубов гайдуков, отправился в присутствие, где его дожидались жалобщики и просители.

Подьячий Ивашка, окосевший от ежедневного пьянства, вылавливал в чернильнице дохлую муху. Несмотря на поносившийся вид, Ивашке жилось совсем не плохо. Но в том была заслуга только его самого. Жалованья Ивашка не видал ни разу за всё время службы. Его тут не платили со времён царя Гороха. Солдаты кормились охотой, рыбалкой и мелкой торговлей. Ивашка же ничего этого делать не умел, поэтому, совсем изголодавшись и обносившись, заикнулся как-то о выплате ему положенных денег. Но тут же пожалел об этом. Воевода разгневался и тяжёлым кулаком пересчитал подьячему зубы, так чтобы тот уразумел — служба отечеству почётный долг, коей должен исполнятся с полной ответственностью и абсолютно бескорыстно. Ивашка урок понял; стал потихоньку воровать в арсенале порох и сбывать его ногайцам. А так же брал мзду с просителей, дабы ходатайствовать перед воеводой в их хлопотах. Вырученных денег Ивашке хватало на то, чтобы каждый день быть сытым и пьяным, а так же раз или два в неделю посещать гулящую девицу Наташку, к пышным формам которой он ощущал бесконечное сердечное томление.

• Предыдущая
• 14/62
• Следующая