Ватажники атамана Галани - Хапров Владислав Викторович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/62
- Следующая
С крестьянами и посадскими, бежавшими на Волгу от непосильного гнёта и произвола начальных людей говорил о том, какая нелёгкая ныне пошла жизнь. Дворы в городах и деревнях стоят пустые, кто мог давно подался в бега. А кто остался, работать не хотят, так как от работы никакого толку, всё равно царские сборщики налогов отберут последнюю полушку, и пухни с голодухи. Посадские ночью по чужим дворам шляются, воруют, чтобы заплатить налоги, а днём пьют с горя.
С солдатами он вспоминал о военных компаниях. Рассказывал, как воевал с турками в Молдавии. Ругал солдатскую жратву и спорил, кто свирепее свейские гренадёры, турецкие янычары или русские унтеры.
Исполняя приказ Галани, мы с Мишкой занялись лафетом для «Толстухи». Решили поставить его на четыре колеса, два из которых, маленькие, задние, снимались, когда пушка должна была стрелять. С помощью рычага ствол пушки можно было поднимать и опускать.
Мишка делал расчёты. Писал умопомрачительно сложные арифметические формулы, суть которых мне удавалось понять с большим трудом. Наконец мы нарисовали замысловатый чертёж, узрив который кузнец и плотники долго чесали в затылках, вертели бумагу так и сяк, и, в конце концов сказали:
— Ты нам Мишка по человечески объясни, что делать надобно. А то мы твоим заморским премудростям не научены. Бумажка эта нам всё равно, что китайская грамотка. Нарисовано красиво, но ни хрена не понятно.
Как только лафет был готов, Галаня тут же велел испытать «Толстуху». На большом расстоянии специально соорудили мишень — толстую стену из камней и брёвен. Канониром у нас был бывший артиллерийский унтер Новгородского полка Гришка Осипов. Он долго примеривался, сколько сыпать пороху, чтобы пушку ненароком не разорвало. Десятипудовое ядро закатывали в дуло четыре человека. Гришка запалил фитиль, мы все бросились в укрытие и зажали уши. Несмотря на эту предосторожность, по барабанным перепонкам долбануло так, что я на некоторое время оглох. Ядро с жутким свистом врезалось в стену и в мгновение ока превратило довольно крепкое сооружение в груду мусора, разлетевшегося в разные стороны на десятки саженей и поранивших нескольких неосторожно высунувшихся казаков.
— От это пушка, — ошалело произнёс Гришка Осипов. — Была бы у нас такая двадцать лет на-зад под Нарвой мы бы от той крепостицы камня на камне не оставили ещё до подхода свейского короля Карлушки, и не случилось бы тогда великой конфузии.
Подготовка к походу заканчивалась. Галаня торопился, так как народ в стане, засидевшись без большого дела, становился буйный не по дням, а по часам. Мы с Мишкой изготавливали греческий огонь. Разливали зелье по глиняным горшкам, сверху запечатывали воском и вставляли в него фитиль. Всего получилось восемнадцать горшков. На большее не хватило нефти. Однако Мишка сказал, что вскоре должен вернуться из Астрахани сотник Яким Онуфьев и привезти ещё несколько бочек. А пока надобно бы смастерить катапульту для метания этих горшков и мортирную батарею.
Как-то вечером дозорные на Караульной горе заметили небольшой струг шедший вверх по Чардыму. Все переполошились. Был выслан дозорный отряд, который повстречал судно на полпути. Прежде чем разговаривать, воровские казаки дали дружный залп в воздух.
— Не пали братки, свои мы! — заорали в ответ со струга. — Это я, Якимка Онуфьев! Со мной купчина из Персии, которого Галаня ждёт. Мы привезли бочки с нефтью для изготовления мишкиного адского огня, а ещё балагура Еремейку!
Появление карлика было встречено в стане бурей восторгов. Когда судно причалило напротив Кудеяровой горы, дюжий казак внёс его на майдан, посадив на плечи, и поставил на стол, чтобы все могли видеть самого известного песенника на Волге.
Галаня тут же назначил Еремейку своим придворным потешным человеком. Тот принял должность, чинно поклонившись и с выражением благородного достоинства, водрузил на голову шутовской колпак.
— Еремейка, спой о рекруте и его невесте! — надрывно кричал парень, в рваном преображенском кафтане.
— Не надо о рекруте, больно грустно! — громко возражал другой казак. — Спой что-нибудь по-веселее! О толстой купчихе, наставляющей рога мужу или про двух бойцовых петухов!
Помимо Еремейки на берег со струга сошёл одетый в немецкое платье франт в завитом парике и кружевах, а с ним слуга черкес. Ватажники глядя на купца потешались.
— Глянь-ка, красна девица идёт. Духами благоухает.
Купец, в ответ на хамство, вытащил из кармана надушенный кружевной платок, искривился и приложил его к носу, дав ясно понять, что мы воняем хуже свиней. Скорее всего, так оно и было. Несколько казаков бросились было вперёд, чтобы разорвать франта в клочья, но черкес, выхватил саблю и так лихо принялся крутить её перед собой, что пыл драчунов сразу поутих. Они отступили, прожигая купца ненавидящими взглядами.
Галаня принял гостя как всегда, сидя на пеньке перед своей юртой. Купец снял треуголку и принялся замысловато кланяться, нацепив на лицо угодливую улыбку.
— Смотри-ка, купец первой гильдии, а перед мужиком спину гнёт, — насмешливо произнёс атаман, и ватага поддержала его громким хохотом.
Но прибывшего это не смутило. Он продолжал кланяться, всё так же угодливо улыбаясь.
— Ладно, хватит расшаркиваться, давай к делу, — остановил его атаман.
Купец, наконец, заговорил:
— Персидские власти чинят нам, русским торговым людям, всякие обиды. Шемаханский джанишин взимает по одному рублю и четыре деньги с каждого вьюка шёлка. На гостином дворе слуги беглярбега берут лучшие товары по заниженным ценам и денег не отдают больше года. Таможенный судья, когда мы посылаем варенный шёлк из Шемахи, требует по пол гривне с вьюка. На улице же казылбаши русских бранят и бьют. А сборщики налогов требуют подать тридцать рублей серебром. В общем, сплошное разорение.
Англицкие и французские купцы всячески науськивают персидского наместника против русских. Одного из наших недавно зарезали прямо на гостином дворе. Убийцу укрывают у себя англицкие купцы, а власти и не собираются требовать его выдачи.
— Толком скажи, соловей певчий, согласны ли вы подсобить мне, али нет, — нетерпеливо обрубил Галаня.
Гость сразу остановил поток жалоб и затянул просительным тоном:
— Ты бы, Галаня, пощипал наших обидчиков. У персов, англичан и французов богатств видимо-невидимо. Хватит, чтобы всех твоих братков тысячниками сделать. Только своих не разоряй, как и обещался в письмах. А уж мы, русские купцы, чем можем обязательно подсобим. Я хорошо знаю Шемаху. Знаю всех богатых людей в городе. Они спрячут свою казну, а сами переоденутся крестьянами да ремесленниками. И распознать их среди толпы будет нелегко, коли я не укажу. У меня так же есть на примете хороший кормщик, который знает Хвалынь, как шайку с водой в собственной бане.
— А много ли солдат сейчас в Шемахе, — поинтересовался Галаня.
— Нет, — ответил тот. — Гаджи Давуд с лезгинами разорил сёла, многих убил, а ещё больше увёл в плен. Ширванский беглярбег вынужден был собрать войска, почти все, что у него были, и отправился воевать. В городе остался только небольшой гарнизон.
— Тогда пора выступать, — сказал Галаня. — Так ведь ребята?!
Казаки в ответ восторженно взревели.
— Слушай, а как звать то тебя? — поинтересовался у купца атаман.
— Данила Долгов, — ответил тот.
— Иди, Данила, устраивайся, где пожелаешь.
Купец, ещё раз поклонившись, попятился. Вдруг он споткнулся о подставленную ему подножку и растянулся на земле. Казаки весело заржали. Данила Долгов поднялся, взглянул на свой испачканный кафтан, достал из кармана белоснежную перчатку и бросил в лицо тому, кто подставил подножку.
— Это он тебя Федька на дуэлю вызывает, — пояснил Галаня.
Федька осклабился.
— Подраться я всегда с большой охотой.
Охочий до драк казак и Данила Долгов стали друг против друга. Купец снял кафтан и позаимствовал у своего черкеса саблю, которую держал так неумело, что в исходе поединка не было ни малейшего сомнения.
- Предыдущая
- 30/62
- Следующая
