Тайный брак императора: История запретной любви - Палеолог Морис Жорж - Страница 19
- Предыдущая
- 19/43
- Следующая
Эти слова произвели сильное впечатление на Александра И, так как ему показалось, что министр отгадал одну из самых заветных его мыслей.
30 августа (11 сентября) генерал от кавалерии, генерал-адъютант, министр внутренних дел граф Лорис-Меликов был удостоен величайшей царской милости. Государь пожаловал ему орден Андрея Первозванного, самый высокий знак отличия, которым может быть удостоен русский государственный деятель.
Общественное мнение было совершенно не осведомлено о том, что происходило и подготовлялось в Ливадии. И оно вновь заволновалось, видя, что ни одна из ожидаемых реформ не осуществляется. Каждое утро надеялись найти в "Правительственном вестнике" радостное известие, магические слова о неиспытанном лекарстве, которое должно было восстановить Россию. И каждое утро эти ожидания оказывались тщетными.
В либеральных кругах царило не только разочарование, но и возмущение Лорис-Меликовым. Его обвиняли в неисполненных и лживых обещаниях, в том, что он пользовался для создания популярности "невыносимым лицемерием", доходило даже до того, что называли его просто мошенником и с недоумением спрашивали себя: не надул ли нас армяшка?
Задетый этими обвинениями, Лорис-Меликов решил открыто выступить. Он призвал к себе всех редакторов больших газет и убежденно заявил им, что теперь больше чем когда бы то ни было он будет работать в согласии со свободной печатью. Вместе с тем, как бы призывая их в судьи, он изложил им всю невероятную трудность его задачи и умолял вооружиться терпением и не возбуждать общественного мнения бесплодными и гибельными иллюзиями.
В конце своей беседы он набросал свою политическую программу. По этой программе он постарается прежде всего облегчить деятельность земств. Он даст земству все необходимые права для успешного руководства местными делами и улучшения экономического положения страны. Вслед за тем он преобразует полицию, дабы сделать впредь невозможным тот произвол, который имел место раньше. И, наконец, он установит сенаторские расследования с целью точно узнать волю населения и согласовать старые порядки с новыми потребностями. Для проведения этой программы потребуется не менее пяти-шести лет. В настоящее время, по его словам, не может быть и речи об обращении к народу в форме созыва представительных собраний европейского типа или древних земских соборов. Все, что писалось об этом в последние месяцы, выдумки и мечтания.
Эти заявления произвели потрясающее впечатление. Лорис-Меликова нельзя было обвинять в лицемерии… После короткого обмена мнений редакторы газет удалились в подавленном настроении, к которому, однако, примешивалась и некоторая доля гордости, ибо впервые министр самодержавною царя снисходил до подобной откровенности в беседе с журналистами.
А на следующее утро тон либеральной печати резко изменился. В кое-каких органах появились заявления, что они никогда не распространяли выдумок и не питали мечтаний. Все газеты были сдержанны и опечалены.
В спокойной прелести крымской жизни Александр II не переставал думать о том, что готовит ему будущее.
Несмотря на свое мужество и присущий ему фатализм, император часто думал о том, что его жизнь подвергается ежедневной опасности. Он думал о новых покушениях, подготовляемых против него революционерами. Он думал о том, сколько раз еще Бог сохранит его жизнь.
Под влиянием этих мыслей Александр II решил обеспечить материально свою жену и детей, у которых не было никакого личного состояния, и 11 (23) сентября он составил следующее завещание:
Процентные бумаги, опись которых при сем прилагаю, внесенные от моего имени министром двора 5 сентября 1880 года в Государственный банк, в сумме трех миллионов трехсот двух тысяч девятисот семидесяти рублей, являются собственностью моей жены, светлейшей княгини Екатерины Михайловны Юрьевской, урожденной Долгорукой, и наших детей.
Ей одной я даю право распоряжаться этим капиталом при моей жизни и после моей смерти.
Александр.
Ливадия, 11 сентября 1880 г.
Несколько дней спустя полиция захватила кипу прокламаций, распространяемых по приказу исполнительного комитета среди студентов и рабочих. В этих прокламациях были перечислены имена всех революционеров, осужденных и казненных в течение последних месяцев. Прокламации называли их мучениками за свободу и грозили скорым и страшным мщением.
В эти дни наследник с женой приехали в Ливадию, чтобы остаться там в течение нескольких недель. Александр II, зная любовь сына к себе, без колебания поручил его заботам, в случае своей смерти, свою жену и детей. Александр Александрович поклялся, что он всегда будет их защищать.
Тогда царь к своему завещанию присоединил следующее письмо на имя наследника:
Ливадия, 9 ноября 1880 г.
Дорогой Саша!
В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляет меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком.
При жизни моей жены наши дети должны оставаться лишь под ее опекой. Но если Всемогущий Бог призовет ее к себе до совершеннолетия детей, я желаю, чтобы их опекуном был назначен генерал Рылеев или другое лицо по его выбору и с твоего согласия.
Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Таким образом, все имущество, принадлежащее ей теперь, движимое и недвижимое, приобретено ею лично, и ее родные не имеют на это имущество никаких прав. Из осторожности она завещала мне все свое состояние, и между нами было условлено, что, если на мою долю выпадет несчастье ее пережить, все ее состояние будет поровну разделено между нашими детьми и передано им мною после их совершеннолетия или при выходе замуж наших дочерей.
Пока наш брак не будет объявлен, капитал, внесенный мною в Государственный банк, принадлежит моей жене в силу документа, выданного ей мною.
Это моя последняя воля, и я уверен, что ты тщательно ее выполнишь. Да благословит тебя Бог!
Не забывай меня и молись за так нежно любящего тебя
Па.
Сняв с души своей тяжелое бремя заботы о будущем своей семьи, Александр II приказал готовиться к отъезду 19 ноября (1 декабря).
Приближенные думали с ужасом об этом отъезде, ибо за несколько дней до этого полиции удалось открыть взрывчатый снаряд, заложенный под полотном железной дороги около станции Лозовой.
По дороге в Севастополь Александр приказал остановиться у Байдарских ворот. Оттуда открывался чудесный вид на серебристые волны Черного моря и голубоватые склоны вершины Яйлы. Небо было ясным, и последний осенний день был сказочно прелестен.
Очарованный открывшимся перед ним видом, Александр II приказал накрыть стол на воздухе. Его сопровождали лишь близкие и преданные ему люди: его жена, его дети, госпожа Ш. и граф Адлерберг. Прислуживал единственный слуга. Обед прошел весело и оживленно, и счастье сияло на всех лицах.
Императорский поезд 21 ноября (3 декабря) около 12 часов дня прибыл в Санкт-Петербург. Он несколько задержался по дороге в Колпино, куда прибыли на встречу наследник с супругой, все великие князья и великие княгини. Александр II их вызвал в Колпино, чтобы представить свою жену в скромной, не требующей официальной пышности обстановке. Сделал это он еще и потому, что на официальном приеме она должна была по церемониалу следовать за великими княгинями ввиду того, что была лишь морганатической супругой.
Прием на Николаевском вокзале был отменен. Император, выйдя из поезда, сел в экипаж вместе с княгиней Юрьевской и проехал во дворец.
В Зимнем дворце княгиню Юрьевскую ждал приятный сюрприз. По приказу царя для нее были приготовлены большие и пышные покои вместо занимаемых ею раньше трех скромных комнат.
- Предыдущая
- 19/43
- Следующая
