А у нас во дворе (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/42
• Следующая

   - Пора тебе заняться чем-нибудь полезным, а то скоро свихнёшься от безделья. Ты куда поступать думаешь?

   За кудыкину гору. Куда, куда. Никуда. Планировала на работу идти. Да мало ли кем. Швеёй-мотористкой, маляром-штукатуром, токарем-фрезеровщиком. Дядя Коля вынес вердикт: негоже пропадать способностям, несомненно, имеющим место быть. Взялся немного порулить на моей дороге.

   - С уроками помогу, подтянем. И пойдёшь на подготовительные курсы в институт.

   - За каким бесом?

   - За таким! - закричал он, выведенный из себя моим пофигизмом. - Чтоб судьбу не профукать! Слабо наконец научиться уважать себя?! Слабо включить мозги, силу воли проявить?!

   Ой, нашёл кого на "слабо" брать. Три ха-ха и хе-хе в придачу. Пацаны меня к двенадцати годам приучили на "слабо" не вестись. Я просто испугалась силы пономарёвского искреннего взрыва. У дяди Коли не было родных, кроме сестры, отъехавшей с первой волной эмиграции через Израиль в Штаты. Друзья, знакомые - всё не то. Ко мне он привязался необыкновенно, держал не то за племянницу, не то за дочку. И я его полюбила. Вот и перепугалась. Вдруг он прав?

   Мы по традиции пили зелёный чай в его маленькой, заваленной книгами и папками, кухоньке. Я сидела на любимом одноногом, явно пианинного назначения, круглом табурете. Вертелась на нём - пол-оборота вправо, пол-оборота влево. Смотрела на вскочившего дядю Колю виновато. Не хотела его сердить, не хотела. Это я со своей натурой дурной справиться не могла.

   - Так поздно уже на курсы, дядь Коль. Все курсы с начала октября работают.

   - Это ничего, - он прокашлялся, успокаиваясь. - Это я договорюсь. Связи имеются. Ты ведь не определилась, чего хочешь? Ну и славно. Пойдёшь в полиграфический? Книгоиздание и прочие прелести...

   Хм, не самый тухлый вариант. Почему бы и нет? Вполне прокатит. Миролюбиво вздохнула:

   - Пойду. А возьмут?

   - Сказал же, договорюсь.

   Он выполнил обещание. Вот что значит ответственный человек. Через неделю я стала посещать подготовительные курсы, благо, ездить недалеко, несколько автобусных остановок. Родители не знали, как Пономарёва благодарить.

   Дядя Коля насел крепко. Пришлось почти забыть дворовую компанию, взяться за учёбу. Мне не хотелось ни разочаровывать, ни подводить единственного человека, который уважал и понимал меня, с которым можно было без утайки поговорить обо всём на свете, кроме Логинова. О Серёге я дяде Коле ничего не рассказывала.

   Я включила мозги, силу воли. Скрипела зубами, преодолевая собственные анархические настроения. Потела от напряжения. Помог Логинов, сам того не ведая.

   Седьмого ноября под вечер большой компанией мы стояли на школьном стадионе. Бурно решали архисложный вопрос: к кому после салюта можно безболезненно завалиться домой для продолжения банкета по случаю очередной годовщины социалистической революции. Сама революция с её неосуществимыми в реале идеями нас не трогала вовсе, повод же для праздника не хуже других.

   Погода стояла мерзкая. Шёл третий день серьёзного похолодания. Небо укрылось низкими тучами, которые периодически брызгали коротким мелким дождичком и обещали вот-вот пролиться настоящим затяжным осенним дождём. Мы немного подмерзали, поэтому прыгали и пихались, радостно гомонили. Парни передавали по рукам уже вторую бутылку неизвестно где добытого портвешка - по глотку каждому, погреться слеганца.

   Мимо шли Логинов с Танечкой. Возвращались, как Танечка сказала, из крутого бара. Увидев нас, остановились поздороваться, поболтать. Я подозревала, тесного контакта с одноклассниками Танечке захотелось. Показательное выступление: она гуляет с Логиновым по-взрослому. Все видели? Рудакова, осознала? Угу, осознала.

   Они стояли модно одетые, в кожаных косухах нараспашку - им жарко, у них любовь. Красивые, свободные. Хмельные. Оба показались мне чужими. Нет, хуже, марсианами, незнакомыми и далёкими. Сергей обнимал Танечку, раскрашенную подобно североамериканскому индейцу, вышедшему на тропу войны. Буквально повесил свою, уж я-то знала насколько, тяжёлую руку на её тощее цыплячье плечико. Она обхватила его за талию.

   О, как мне хотелось провалиться сквозь землю! Как я желала больше никогда не видеть их! Или пусть хлынет ливень, смоет самодовольную ухмылочку с физиономии Лавровой, заодно и боевую раскраску смоет, чтобы все видели её настоящее лицо. Небо мне показалось с овчинку. Впервые я чувствовала себя ребёнком, действительно мелкой, по любимому выражению Логинова, маленькой и незначительной. Вконец оцепенела, когда они у всех на глазах принялись целоваться. Пьяные, что с них взять?

   Боль родилась в груди. Острая, режущая, непереносимая. Мой Логинов теперь не мой. Получите и распишитесь. Я предполагала, что когда-нибудь жизнь нас разведёт, дав мне взамен нечто удовлетворительное. Но не ждала так скоро, без всякой замены, без амортизации и обезболивающего. Всё моё существо скрючилось от боли.

   - Ты чего ёжишься? - спросил Воронин, отхлёбывая портвейн и передавая бутылку мне.

   - Замёрзла, - я приняла бутылку.

   - Выпей, согреешься, - посоветовал Славка.

   А что? Логинов сам датый, следовательно, не полезет воспитывать, не имея на то морального права. На виду у Серёги я приложилась к горлышку бутылки и сделала не один, целых три больших глотка, за что ребята меня чуть не придушили. Танечка хихикнула. Логинова от моего гусарства перекосило всего. Вмешиваться, тем не менее, не стал, помнил про свою отставку.

   - Ну, как? - Славка хитро косил глазом. - Согрелась?

   - Не-а, - у меня возникла настоятельная потребность остаться в полном одиночестве, забиться в тёмный угол и повыть, поскулить бродячей тоскливой собакой. - Пойду в свой подъезд, погреюсь, потом вернусь.

   Не планировала я возвращаться. Думала на чердаке засесть. Там отскулиться. Воронин, похоже, просёк моё настроение, не поверил в скорое возвращение. У него, совершенно определённо, имелись конкретные виды, и он не собирался отпускать меня одну.

   - Народ! - кинул клич Славка. - Есть предложение: идём к Антоше в подъезд и греемся до салюта.

   Идею восприняли на "ура", тем более, что в моём подъезде зависали часто. Наши жильцы переносили молодёжную тусовку спокойнее, чем в других местах. Не гоняли, не вызывали участкового, просили только на гитарах потише бренчать да ора не устраивать.

   Весёлой толпой мы отправились греться. Сладкая парочка ни с того ни с сего пошла с нами. Я судорожно искала предлог сбежать домой окончательно и бесповоротно. Невыученные уроки? Не используешь - идут осенние каникулы. Голова разболелась? Сразу, без причины - никто не поверит. Так ничего и не выдумала, промаялась до салюта, стараясь не глазеть в сторону бессовестной парочки. Уже после, когда отгремели последние салютующие выстрелы, сослалась на головную боль.

   Никто не удивился. Стреляли у нас обычно в небольшом скверике, - четыре остановки от дома, - на компактной горке. По традиции окрестная молодёжь кантовалась рядом с пушками, вернее, у самого оцепления. Грохот там стоял невообразимый, похожий на военный артобстрел, выдержать который и фронтовикам было трудно. Это считалось особым шиком.

   Прямо от пушек, законно откосив от дальнейшего гулянья, я дёрнула домой, невольно таща на хвосте Воронина, продолжавшего надеяться не пойми на что.

   - Надо меньше пить, - выдал сакраментальную фразу Логинов, когда я проходила мимо. Я кинула на него угрюмый взгляд. Чья бы корова мычала!

   - И бельишко у меня не по сезону, - буркнула в ответ, - и ботиночки на тонкой подошве.

   Лаврова пьяно хихикнула. Длинная и тонкая коричневая сигарета с ментолом, казалось, приклеившаяся к уголку её ярко накрашенного рта, выпала, шлёпнулась в лужу, слабо зашипела. Правильно, пусть Танечка не обижает маленьких, меня то есть.

   Мы с Ворониным пересекли улицу, нырнули во дворы и уже там пошли медленней, укрытые от холодного ветра тесно стоящими пятиэтажками. Почти до самого дома Славка молчал, обмозговывая что-то, вдруг спросил:

• Предыдущая
• 16/42
• Следующая