Смерть Королей (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 35

• Предыдущая
• 35/82
• Следующая

- Лорды Мерсии должны выбрать, на чьей они стороне, господин, - сказал я. - Те, кто поддерживают Уэссекс, окажутся на стороне победителей, а остальные умрут. Мерсией будет править Эдвард.

Я сказал ему то, что он хотел услышать, но также и то, во что я верил. Это так странно. Меня никогда не смущали предсказания Эльфадель, но когда меня попросили предсказать будущее, у меня не возникло никаких сомнений.

- Как ты можешь быть уверен? - спросил Альфред. - Ведьма Эльфадель тебе все это рассказала?

- Нет, господин, Она сказала мне прямо противоположное, но она говорит лишь то, что велит ей ярл Кнут.

- Дар предвидения, - сурово заметил Альфред, - не может быть дан язычнику.

- Но ты все же просишь меня предсказать будущее, господин? - спросил я с озорством, и был вознагражден еще одной гримасой, которая должна была изображать улыбку.

- Как ты можешь быть уверен? - спросил Альфред.

- Мы поняли, как биться с северянами, господин, - сказал я, - но они не научились биться с нами. Когда у тебя есть крепость, все преимущества у ее защитников. Они будут атаковать, мы защищаться, они проиграют, мы победим.

- Ты говоришь так, как будто это просто, - сказал Альфред.

- Битва проста, господин, может, поэтому я так хорош в битвах.

- Я ошибался в тебе, лорд Утред.

- Нет, господин.

- Нет?

- Я люблю датчан, господин.

- Но ты - меч саксов?

- Wyrd bi? ful ar?d, господин. Судьба неумолима, - сказал я.

Он моментально закрыл глаза. Он лежал так неподвижно, что несколько мгновений я думал, что он умирает, но затем он снова открыл глаза и бросил хмурый взгляд на почерневшие от дыма стропила. Он пытался подавить стон, но он все же вырвался, и я увидел, как боль пробежала по его лицу.

- Это так тяжело, - сказал он.

- Есть снадобья от боли, господин, - сказал я безо всякой надежды.

Он медленно покачал головой.

- Дело не в боли, лорд Утред. Мы рождены для боли. Нет, судьба - сложная штука. Все ли предопределено? Предсказание - не есть судьба, и мы можем выбирать свой путь, несмотря на то, что судьба считает, что не можем.

- Так если судьба существует, имеем ли мы на самом деле выбор? - я произнес эту ерунду, позволяя ему самомму поломать голову над этим вопросом, на который нет ответа. Он посмотрел на меня.

- Какова будет твоя судьба? - спросил он.

- Я вновь захвачу Беббанбург, господин, а когда буду лежать на смертном одре, я хочу, чтобы оно стояло в высоком доме в Беббанбурге и звуки моря наполняли бы мои уши.

- А в моих ушах звучит брат Джон, - сказал Альфред, развеселившись. - Он велит им открыть рты, как это делают голодные птенцы, и они слушаются. - Он вновь положил свою правую руку на руку Осферта.

- Они хотят, чтобы я был голодным птенцом. Они кормят меня жидкой кашей, лорд Утред, и настаивают, чтобы я ел, но я не хочу есть, - он вздохнул. - Мой сын, - он имел в виду Осферта, - говорит мне, что ты беден. Почему? Разве ты не захватил целое состояние в Данхолме?

- Захватил, господин.

- Ты его потратил?

- Я потратил его, служа тебе, господин, на людей, кольчуги и оружие. Охраняя границы Мерсии. Собирая войско, чтобы победить Хэстена.

- Nervi bellorum pecuniae, - произнес Альфред.

- Из Писания, господин?

- Мудрый римлянин, лорд Утред, который сказал, что деньги - это главные мускулы войны.

- Он знал, о чем говорит, господин.

Альфред закрыл глаза, и я увидел, что гримаса боли вновь пробежала по его лицу. Его губы сжались, чтобы подавить стон. Запах в комнате стал еще более отвратительным.

- У меня стоит ком в животе, - сказал он, - как будто камень.

Он помедлил и снова попытался подавить стон. Единственная слеза скатилась из его глаз.

- Я наблюдаю за этими часами-свечой, - сказал он, - и мне интересно, сколько еще лент сгорит, - он раздумывал. - Я измеряю свою жизнь в дюймах. Приходи завтра, лорд Утред.

- Да, господин.

- Я дал своему, - он помедлил, а затем похлопал Осферта по руке и сказал, - своему сыну поручение. Он открыл глаза и взглянул на меня. - Моему сыну поручено обратить тебя в истинную веру.

- Да, господин, - я не знал, что еще сказать. Я заметил слезы на лице Осферта.

Альфред посмотрел на кожаное панно с крестом.

- Ты заметил что-нибудь странное в этой картине? - спросил он меня.

Я уставился на панно. Иисус висел на кресте в кровяных потеках, протянув мускулистые руки в темноту неба.

- Нет, господин, - сказал я.

- Он умирает, - сказал Альфред. Это казалось очевидным, так что я промолчал. - На всех остальных картинах, где я видел смерть Господа нашего, - продолжил король, - он улыбается с креста, но только не на этой. На этой его голова свисает, ему больно.

- Да, господин.

- Архиепископ Плегмунд упрекнул художника, - сказал Альфред, - потому что верит, что Господь наш превозмог боль и поэтому до самого конца улыбался, но мне нравится эта картина. Она напоминает мне, что моя боль - ничто по сравнению с его.

- Хотел бы я, чтобы ты не испытывал боли, господин, - неловко произнес я.

Он ничего на это не ответил. Он по-прежнему смотрел на агонизирующего Христа, а потом гримаса исказила его лицо.

- Он носил корону из шипов, - сказал он с ноткой изумления. - Все хотят быть королями, - продолжал он, - но в каждой короне есть шипы.

- Я сказал Эдварду, что корона тяжела, очень тяжела. И последнее, - он отвернулся от картины и поднял левую руку, я понял, что ему стоило усилий оторвать свою жалкую руку от молитвенника.

- Я хочу, чтобы ты дал клятву верности Эдварду. Так я смогу умереть, зная, что ты будешь сражаться за нас.

- Я буду сражаться за Уэссекс, - сказал я.

- Клятву, - сказал он сурово.

- И я дам клятву, - сказал я. Его проницательные глаза уставились на меня.

- Моей дочери? - спросил он, и я заметил, как Осферт замер.

- Твоей дочери, господин, - согласился я.

Мне показалось, что он вздрогнул.

- По моим законам, лорд Утред, прелюбодеяние - не просто грех, но и преступление.

- Так ты все человечество превратишь в преступников, господин.

Он слегка улыбнулся в ответ.

- Я люблю Этельфлед, - сказал он, - она всегда была самой энергичной из моих детей, но не самой послушной, - его рука упала обратно на молитвенник. - А сейчас оставь меня, лорд Утред. Возвращайся завтра.

Если он еще будет жив, подумал я. Я преклонил перед ним колени, а потом мы с Осфертом ушли. Мы молча шагали по закрытому дворику, где последние летние розы роняли лепестки на сырую траву.

Мы сели на каменную скамейку и слушали скорбные песнопения, которые отдавались эхом из коридора.

- Архиепископ хочет моей смерти, - произнес я.

- Я знаю, - отозвался Осферт, - поэтому я пришел к отцу.

- Я удивлен, что тебе позволили увидеться с ним.

- Мне пришлось поспорить со священниками, которые его охраняли, - сказал он с полуулыбкой, - но он услышал спор.

- И позвал тебя к себе?

- Послал священника, чтобы тот вызвал меня.

- И ты сказал ему, что со мной происходит?

- Да, господин.

- Спасибо, - сказал я. - И ты заключил мир с Альфредом?

Осферт невидящим взглядом посмотрел в темноту.

- Он сказал, что сожалеет, господин, что я тот, кто я есть, сказал, что это его вина и что он замолвит за меня словечко на небесах.

- Я рад, - вымолвил я, не зная, как еще отреагировать на эту чепуху.

- А я сказал ему, господин, что если Эдвард будет править, то ты ему понадобишься.

- Эдвард будет править, - отметил я, а потом рассказал ему про леди Эгвинн и близнецов, скрытых в женской обители. - Эдвард сделал лишь то, что сделал его отец, - сказал я, - но это принесет неприятности.

- Неприятности?

- Эти дети законные? - спросил я. - Альфред считает, что нет, но однажды он умрет, а Эдвард может заявить совсем другое.

- Господи! - сказал Осферт, предвидя дальнейшие трудности.

• Предыдущая
• 35/82
• Следующая