Замуж с осложнениями - Жукова Юлия Борисовна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/85
- Следующая
Ну что ж, если Азамат и впрямь сам этот корабль строил — или хотя бы планировал, — то огромный ему респект. Кухня почти человеческая, ничего похожего на обычную глухую стену из затемненного стекла с сенсорными кнопками. Вот плита с огромной духовкой, отдельно от нее микроволновка. Две раковины, разделочный стол примерно под быка. Еще бы еда была…
Соображаю, что холодильный отсек обычно находится не прямо в кухне, где тепло, а где-нибудь в сторонке. Осматриваюсь — вон какая-то дверь. Сую нос: и правда, внутри рядок холодильных шкафов. Но это же для долгого хранения, а где расходный?
Из раздумий, а заодно и из холодильного отсека меня вырывает удивленный голос Тирбиша:
— Ой, здрасьте!
Оборачиваюсь смущенно. Вроде как с поличным поймали.
— Привет. Я просто искала что-нибудь на завтрак…
— А, вы же не завтракали, — вспоминает он. — Но там вы ничего не найдете готового, все, что есть, тут.
Открывает один из шкафчиков под разделочным столом, там и правда небольшой холодильник. Хорошо спрятали, и не догадаешься.
— Там, правда, мало, — извиняется Тирбиш. — Мы давно закупались, вот на Гарнет прилетим…
В холодильнике и правда негусто. Молоко, масло, какие-то йогурты, какие-то ягоды. Извлекаю два последних наименования, вопросительно смотрю, мол, это можно?
— Тоже любите нирш? — спрашивает Тирбиш, улыбаясь.
Мучительно вспоминаю, что нирш — это муданжская разновидность черники. Вот эти самые красные ягоды размером с черешню — это черника?! Ого-го.
— Наверное, — говорю. — Только у нас она по-другому выглядит. А йогурты можно съесть?
— А я не знаю, что это, — смеется. — Прошлый раз на Гарнете прихватил попробовать, никому не понравилось.
Осматриваю добычу: блок из шести небольших стаканчиков, ваниль, дыня, маракуя, срок годности не истек еще, цветовые маркеры синенькие без намека на фиолетовость, а есть нельзя только когда покраснеют… Чего им не так? Открываю один, нюхаю. Ну йогурт.
— Да вроде все нормально, — говорю.
— Ну если вам нравится, то ешьте. Я просто не понимаю, как можно из молока что-то сладкое делать, — поводит плечами с легким омерзением.
Записать в книжечку о национальной кухне: молочные продукты все несладкие.
— А, — отмахиваюсь, — на Земле из всего сладкое делают, даже из рыбы.
Забавляюсь, наблюдая, как паренек зеленеет лицом.
— Не надо мне таких ужасов рассказывать, — говорит. — Мне щас еще обед готовить.
Хихикаю, намешиваю в йогурт ягод и углубляюсь в завтрак. Ничего черника, самое оно.
— А ты как, специально поваром нанимался? — спрашиваю потихоньку. Раз уж мне тут неделю жить, надо хоть разобраться в инфраструктуре.
— Не совсем. Я такой же член команды, как и другие, а за стряпню просто получаю дополнительно. Так же, как пилоты. В принципе и готовить, и рулить все умеют, но удобнее, чтобы это было чьей-то обязанностью, и за это идет надбавка.
— А-а, — говорю глубокомысленно. — Так, наверное, еще механики есть? Или там снайперы?
— Куда при нашем капитане еще механика, — смеется. — Он к своему кораблю никого не подпустит.
— Он что, правда его сам целиком построил?
— Ну всякие тонкие механизмы ему, конечно, делали на заказ. Но собирал сам. Он хотел одно время свой завод создать, но не нашел подходящего места. Хочется, конечно, на Муданге, но ведь нельзя…
— Почему нельзя?
Тирбиш смотрит на меня с сомнением.
— Знаете, я лучше у капитана за спиной вам рассказывать не буду.
Пожимаю плечами, дескать, я не шпион, мне ваших секретов не надо.
— Да пожалста, — говорю. Но заканчивать разговор на этом неловко. — То есть все остальные одинаково получают, что ли?
— Ну еще Алтонгирел. Он же духовник, и его в этом никто заменить не может, так что, конечно, тоже надбавку получает.
Ну а куда же без него, родимого! Не удивлюсь, если духовник получает больше, чем сам Азамат.
Тирбиш начинает что-то мурлыкать под нос, разминая тесто. Соображаю, что, пожалуй, первый раз вижу парня моложе себя за готовкой. И он сказал — это все умеют? Видимо, на Муданге с полуфабрикатами плохо. Ни один землянин в здравом уме в космосе с тестом возиться не будет, купит готовые пирожки и погреет. Я и на Земле-то, кроме мамы, мало кого знаю, кто готовит, даже по праздникам. Умиротворяющее занятие, но уж очень долгое. А этому вон нравится, похоже.
Он тоже высокий, как все муданжцы, примерно с Алтонгирела, капитану по подбородок. Волосы стрижет чуть ниже ушей. Кстати, вчера за обедом, когда вся команда собралась, я поняла, что длинные волосы носит хорошо если половина наемников, и то старшая. Молодняк щеголяет всякими навороченными хохлами и челками, у некоторых даже перекрашенные пряди есть. Тирбиш, впрочем, не из тех, кто выпендривается. Лицо у него круглое, с крупными чертами и совсем слегка монголоидное. Если не знать, что муданжец, так и не догадаешься.
Он подходит к плите и зажигает огонь. Я аж подскакиваю.
— Ой, газ! — говорю удивленно. В космосе?!
Оборачивается, глаза по семь копеек.
— Что? Где?
— Я говорю, плита газовая! Я думала, электрическая…
— Газовая? Не-эт, — смеется облегченно. — Это не газ. Это… э-э-э… горячий камень. Вот, смотрите.
Достает откуда-то из тумбочки диск, больше всего похожий на конфорку электрической плиты. Темный такой, тяжелый.
— Вы хотите сказать, что это он горит?
— Он не горит, — объясняет Тирбиш. — Только слегка светится синим, когда греется.
Присматриваюсь к плите: и правда, никаких языков пламени, просто ровное свечение, хотя цвет точно как у газа. С ума сойти! Интересно, что это за хрень?
— Его у нас на Муданге добывают, — продолжает Тирбиш. — И все плиты из него делают. Одна такая пластинка примерно год работает, потом менять надо.
— А что будете делать, когда весь пережжете? — спрашиваю с национальным земным пафосом устойчивого природопользователя.
— Отвозим обратно туда, где добыли, пару лет полежит, и опять жечь можно, — пожимает плечами Тирбиш. Дескать, это же очевидно.
Хорошо устроились. Я тоже так хочу, чтобы только за перевозки платить. Небось они там уже столько этих дисков настрогали, что и заново выпиливать не надо, просто свои же старые забираешь, когда понадобятся.
По-хорошему хватит мне мешать повару, надо уже идти отсюда. Но дел-то у меня никаких нет, и даже безделья нет, а от вязания я за неделю и так охренеть успею. На мое счастье тут в кухню заходит давешний кудрявый юнец.
— Тирб… а, здравствуйте, Лиза, — кивает мне. — Я Эцаган.
— Очень приятно, — говорю. Надо же, представился. — Мне надо вам еще раз назваться? Я никак не разберусь в этих правилах с именами.
Оба смеются.
— Не надо, — говорит Тирбиш. — Вы ведь, наверное, не знаете, как правильно, так что это все равно.
Ну ладно…
— Тирбиш, — Эцаган возвращается к тому, за чем пришел. — Там твои тряпки весь склад завалили. Они тебе нужны?
— Не знаю, —пожимает плечами. — Хорошие тряпки. Я их вроде свернул аккуратно.
Это внезапно наводит меня на мысль. Надеюсь, они ничего не заподозрят.
— Слушайте, ребят, — говорю, — а у вас какой-нибудь форменной одежды для заложников не предусмотрено? А то у меня совсем ничего нет, а еще неделю тут жить…
— Вот правильно,— хихикает Тирбиш. — Чем мои тряпки выкидывать, обеспечь лучше земную госпожу.
Эцаган окидывает меня взором своих прекрасных глаз.
— На ваш размер вряд ли. Разве что халат какой-нибудь. Пойдемте посмотрим.
Идем смотреть. Склад оказывается небольшим чуланом, заставленным стеллажами с коробками, прямо у входа красуется несколько рулонов ткани — видимо, те самые тряпки. Эцаган утыкается в нижнюю полку и принимается там шуровать, бормоча на муданжском.
— Вот, футболка есть, — говорит с сомнением.
Футболка, да, черная, новая, бирочка не отрезана еще. Спереди во всю грудь лист каннабиса. В эту футболку меня можно дважды завернуть. Ничё, в качестве ночнушки пойдет. Беру.
- Предыдущая
- 13/85
- Следующая