Сами мы не местные - Жукова Юлия Борисовна - Страница 32
- Предыдущая
- 32/84
- Следующая
Азамат относит покупки домой и отправляется руководить строительством моего «дворца». У меня, конечно, руки чешутся тут же что-нибудь сделать со всем принесенным богатством, но в дверь стучат. Открываю – там какой-то неизвестный мальчик.
– Привет, – говорю, – тебе чего?
Он робко поднимает голову и вдруг отскакивает на два метра.
– Да что случилось? – недоумеваю я.
– Б-б-б… Белая госпожа, простите за беспокойство, отец заболел, кланяться прислал, не откажите…
А, так это вызов.
– Не откажу, – говорю. – А чем заболел?
– Рукой… – растерянно отвечает мальчик, который явно не ожидал такого скорого согласия.
– А что именно с рукой?
Молчание.
– Сломал, что ли? – допытываюсь.
– Да! – энергично кивает мальчик. Кажется, когда я на него не смотрю, он меньше меня боится.
– Ладно, – говорю. – Сейчас возьму лекарства, и пойдем. Далеко живете-то?
Оказалось, что в двух часах на лошади. А лошадь припаркована за углом.
– Нет уж, – говорю, – поедем на машине, а лошадь ты свою потом заберешь. Гони вон в наше стойло, и поживее.
В машине он забивается в самый дальний от меня угол и говорит, только если я спрашиваю. Я заезжаю за Оривой, и мы выкатываем на тракт вдоль реки.
Орива приходится как нельзя кстати, потому что я бы из путаных объяснений юнца никогда в жизни не поняла, куда ехать.
Молодой мужик с глухим именем, отец кучи детей. Читай, работает руками, и работает хорошо. Перелом для него – практически конец света. Сидит бледный, только что губы не трясутся. Смотрит на меня с подозрением.
– Госпожа целительница… – выговаривает неуверенно. – Я не знаю, сможете ли вы что-нибудь сделать…
Что в мои способности никто заранее не верит, я уже привыкла. Так что вместо законного возмущения перехожу сразу к допросу и осмотру. Предплечье сломано не только что, уже больше недели как. Получил на стройке кувалдой, с кем не бывает, ага. Конечно, шину никто не накладывал, типа само срастется, а оно что-то не срастается, и вообще как будто кость исчезла. Приставляю Ориву держать мне сканер, чтобы я видела, куда тыкать спицы экзоскелета. Процесс довольно утомительный, а пациент, которому с обезболивающим совсем не больно, все время норовит тоже заглянуть в экран и страшно мешается. Наконец рука собрана. Я строго грожу ему пальцем: полмесяца руку не нагружать, еще полмесяца корсет не снимать, в процессе звонить мне и ездить на осмотр. Мужик несколько обалдевает от моего уверенного тона, но обещает все исполнить, лишь бы руку сохранить.
Когда я спешу на вызов, я почти не замечаю, что происходит вокруг, так что по выходе из дальней комнаты, где располагался пациент, я внезапно обнаруживаю себя в окружении кучи народу. Все эти друзья и родственники кидаются на меня с благодарностями, едой и подарками, что совершенно выбивает меня из колеи. Орива потешается, глядя на мою ошарашенную физиономию.
– Да что вы шарахаетесь, Лиза, они же от чистого сердца! – Сама она уже получила пару браслетов и меховую жилетку и жует пирожок.
– Да я как-то привыкла деньгами…
– Деньгами само собой, но если подарки не взять, хоть несколько, то они обидятся, – шепчет она мне.
– А есть тоже обязательно?
– Можете сказать, что муж требует, чтобы вы ели дома. Так часто бывает, они поверят.
Так что я беру вышитый головной платок, серьги, одеяло и какие-то бормол, а потом долго и старательно вру: сначала про требовательного мужа, потом про контракт. Наконец удается им втемяшить, в какой форме я хочу получить вознаграждение. Домой я возвращаюсь в полном обалдении. Мальчишка на заднем сиденье (ему же надо лошадь забрать) все так же молчит. Орива хрустит какой-то едой и очень довольна жизнью.
Стоит мне притормозить около дома, парнишка выскакивает через борт и бегом мчится к стойлам, а потом – ни спасибо, ни до свидания – галопом на лошади через забор и прочь отсюда.
– Чего он так испугался? – недоумеваю я.
– У вас глаза ненормального цвета, все дети боятся. Ирих сначала тоже боялась, но ей Унгуц объяснил, что это не плохо.
– А что ж ты этому не объяснила?!
– Да станет он слушать чужую тетку! Тем более я же с вами заодно. – И она снова покатывается со смеху.
Я всегда считала смешливость хорошим качеством, но сегодня что-то призадумалась.
Поскольку целитель в отъезде, а Орива на сегодня уже получила свою дозу практических знаний, я не торопясь созваниваюсь с мамой, договариваюсь насчет бисера. Она тоже его очень любит, правда, низать ей лень, так что она предпочитает клеить. Но мои древние коробочки одну за другой успешно отправляет на Муданг. Я все еще помню, как добраться до почты, так что совершаю вторую на сегодня автомобильную прогулку по окрестностям Ахмадхота, забираю бисер (одна коробочка все-таки потерялась по дороге, но это не трагедия, я же все равно не помню, что именно в ней было) и возвращаюсь домой, где могу спокойно валяться на диване и вышивать мужу куртку.
Сеточка, которая вставлена в лацканы и рукава, идеально подходит для крестика, так что я нахожу в Сети красивую схемку с красными драконами, ставлю на буке какую-то передачку про животных серий на четыреста и сажусь стегать – сначала крестиком, а глазки и гребень еще для блеска бисером. Еда у нас еще со вчера осталась, Унгуц на соседнем диване шуршит своими бумажками, благодать… Я даже не успеваю досмотреть первый сезон передачки, когда на груди уже все вышито. Меня подмывает кому-нибудь похвастаться, а тут как раз Старейшина сидит.
– Гляньте, прилично выглядит?
– Ух ты, как ярко! – восклицает Старейшина. – Земные нитки небось? У нас-то растительные нитки так ярко красить не умеют, только шерсть. Да с бусинами… Смотри, как бы Азамат не постеснялся такую красоту носить, а то с его внешностью может решить, что неуместно…
– Я ему постесняюсь! Вы-то не думаете, что ему не подобает?..
Унгуц хитро щурится.
– Лизонька, я думаю, что как ты сделаешь, так и хорошо. В дареной вещи твое отношение проявляется, а не его самомнение, так что тут тебе решать. Раз ты считаешь его достаточно красивым, чтобы в эдакое пламя одевать, другие пусть завидуют. Но это, конечно, сильно… и драконы, не трава какая-нибудь… чего это тебя на драконов понесло вдруг?
Пожимаю плечами.
– Мне всегда смешно, когда всякие щуплые подростки ходят все в драконах и тиграх с ног до головы. А Азамат – он такой большой и сильный, такой крутой, ну и мне хочется правильно акценты расставить. Я хочу сказать, если уж он не будет носить такие выразительные узоры, то всем остальным тем более не подобает.
Унгуц кивает мне благосклонно.
– Тоже логика. И все-таки бусины на куртку… Я понимаю, ожерелье бы сделала или рубашку парадную расшила… А то даже для вас дороговато, мне кажется.
– Ой, да у меня этих бусин! А кончатся, попрошу маму купить, на Земле они недорогие.
– Вот оно как, – удивляется Старейшина. – Ну тогда тебе, конечно, сами боги велели этим пользоваться. У нас-то бусины вручную делают, а это очень трудная и кропотливая работа, вот и стоят они кучу денег. А импортные редко привозят…
Ближе к вечеру является мой клуб. Я немедленно хвастаюсь всем свежевышитой курточкой. У Эцагана и Оривы реакция одна: «Ой, бусины! И не жалко денег?!» Орешница несколько более сдержанна и даже говорит пару комплиментов моей вышивке, прежде чем страдальчески вздохнуть, дескать, мне бы хоть столько бисера, уж я бы развышивалась…
Я щедрым жестом отдаю ей одну из коробочек, ту, где всякого разного понамешано, от каких-то старых бус. Это приводит всех в бурный экстаз, и в этом состоянии мы стремительно плетем начатые позавчера гобелены до посинения.
Из детского клуба приходит Ирих, и я тут же кидаюсь к ней с расспросами.
– А ты правда меня боялась, из-за того что у меня глаза голубые?
– Чуть-чуть, – смущается она.
– А почему? Вот волос моих никто же не боится!
– Потому что у тети-грозы синие глаза, – мямлит она.
- Предыдущая
- 32/84
- Следующая
