В лабиринте тайн - Соловьева Алла Александровна - Страница 63

• Предыдущая
• 63/100
• Следующая

– Но Фомину все равно стоит рассказать о находке. Вдруг он что-то знает о происхождении картины? Подписи там нет.

– С ума сошла? – Алина хлопнула длинными пушистыми ресницами. – Хочешь поведать директору академии о том, как проникла в хранилище?

– Мы скажем ему почти правду, – усмехнулась я. – Павел «вспомнит», что, когда мы были на совете, он заметил на картине надпись.

– Уф! Иногда ты меня пугаешь! – Потирая затекшую спину, подруга поднялась. – Думаю, пора выбираться отсюда.

– Подожди! – Я умоляюще посмотрела на Алину. – Посмотри в списках Хранителей имя моего отца. Захар Демин.

– Имя твоего отца занесено в Серебряную книгу верлафов?! – восхитилась Вересова.

– Да. Только я не знаю почему.

Алина вновь плюхнулась на пол и раскрыла первую часть тома, отделенную от других серебряной пластиной.

– Здесь тоже знаковое письмо. Очевидно, записи добавляют только на нем, – сообщила она и склонилась над фолиантом.

Похоже, имена расположены по списку, потому что некоторые страницы она перелистывала, даже не всматриваясь. Наконец ноготок побежал по столбику и резко остановился. Брови девушки удивленно скакнули вверх.

– Ты не знала, что твой отец уничтожил ведущего Охотника Виктора Коншина? – недоверчиво спросила она.

Испуганный, полный отчаяния взгляд метнулся на Алину. В грудь словно ударили. Я начала хватать ртом воздух, совсем не ощущая его в легких. «Мракаур из древнего рода, которого уничтожил отец, был ведущим Охотником?» – жарко вспыхнуло в сознании. Почему ни Ирина, ни Николай никогда не говорили об этом? Или Охотник и тот мракаур, из-за которого погиб отец, – разные вампиры? Но что-то внутри подсказывало, что это одно и то же лицо. Меня затрясло. Что напугало, я и сама не поняла. Возможно, я просто представила Кирилла Чернова, его жестокость, неумолимую силу, вернее, не его самого, а вампира, наделенного такой же силой, и его сражение с красивым оборотнем, которого я почти не знаю, но которым восхищаюсь с младенчества. Мой отец. Слезы струйками побежали по щекам.

– Нет, я не знала… Как звали Охотника? – Я не спрашивала, а всхлипывала.

– Егор Чернов, – глядя на меня круглыми от удивления глазами, почему-то шепотом сообщила она.

Я напряглась. Рассказ Амири Ашикунды мгновенно вспыхнул в сознании.

– Не может быть, – потрясенно промолвила я, обращаясь скорее к себе, чем к Алине. – Брат Кирилла?

– Я не знаю, – ответила подруга, но ее я не услышала.

Мысли опережали одна другую. Знает ли сам Кирилл, что его брата уничтожил мой отец? «Похоже, нет!» – мгновенно пришел ответ. Иначе разорвал бы меня еще в первую встречу. Кирилл, как и я, тогда был еще ребенком, ему было года четыре. Да никто и не знает, что у Захара остались жена и дочь. Но теперь понятно, почему другие мракауры пришли мстить и уничтожили целую семью верлафов. Улыбающееся родное лицо отца не выходило из головы. Странно, что он приснился. Будто хотел, чтобы я узнала правду о нем, а вместо этого я искала информацию об Атрэме. Может, отсюда и Серебряная книга верлафов? Слезы катились и катились по щекам. «Над нашей семьей словно рок из ведущих Охотников навис», – с горечью подумала я. И как не верить после этого в судьбу? По крайней мере, я действительно иду по стопам отца. Возможно, именно поэтому Ирина скрывает правду и избегает разговоров. Они с Николаем не хотят пугать, потому что боятся за меня очень сильно. Внезапно я осознала, что даже если спрошу, то вряд ли получу ответы. Представляю, как больно маме знать, что отец уничтожен одним ведущим Охотником, а на меня охотится другой. К тому же как я объясню, откуда узнала об Охотнике? Не говорить же, что случайно пробралась в сейф хранилища и полистала Серебряную книгу. Вновь представив черноволосого отца, я улыбнулась и вытерла слезы. «Ты лучший!» – тепло подумала я, а вслух сказала:

– Нам пора идти. Надеюсь, парни не заснули.

– Мне жаль, Злата. – Алина сочувственно погладила меня по плечу.

– Все в порядке, – тихо ответила я. – Только прошу, никому не говори. Мама никогда не рассказывала, и вроде бы этого не должны знать ни я, ни остальные.

«Хотя Фомин, естественно, знает», – мысленно отметила я.

Подруга участливо посмотрела на меня и кивнула. Книга благополучно вернулась на место. Набрав номер Рината, я быстро сообщила, что мы готовы выйти. Обратный путь был не менее напряженным. Чарующая музыка в библиотеке больше не звучала, но и звуков обещанной драки слышно не было. Вместо этого из читального зала слышались недовольное ворчание библиотекаря и громкий хохот парней. Похоже, в ход успешно пошли анекдоты, развлекающие охрану. Выбежав в холл, мы с Алиной остановились. Шум голосов и появляющиеся в дверях студенты свидетельствовали о том, что новый учебный день уже начался и возвращаться домой смысла нет. В хранилище мы провели почти одиннадцать часов.

Бессонная ночь все же давала о себе знать. Яркие солнечные лучи, озаряющие темный, дышащий стариной кабинет, где проходил урок по истории вампиров, принуждали щуриться и слепляли ресницы. Речь Вяземского лилась монотонным потоком, усы историка подрагивали, студенты засыпали. К счастью, группу он не опрашивал. Но на биохимии наше везение закончилось. Парни усиленно зевали, а в середине урока позади меня раздалось тихое сопение. Обняв штатив микроскопа, Павел заснул, и от зоркого ока наставницы это не ускользнуло. Несмотря на написанные доклады, вопросы посыпались на всю группу как из рога изобилия. Будто назло, химические формулы печально махнули ручкой и выветрились из головы. В итоге в журнале обосновалось «удовлетворительно», чего с начала учебного года не случалось ни разу. К тому же влетело от Ирины за проведенную вне дома ночь. А в конце дня Фомин внимательно выслушал рассказ Павла о надписи на картине, заинтересовался, но ничем не обнадежил.

– Он похвалил мою наблюдательность! – выставив ботинок вперед и раздраженно постукивая носком по брусчатке парковки, возмутился Павел. – А про картину-то рассказал. Заказывал ее сам Фомин еще лет двести назад. Это копия с маленького полотна, обгоревшего во время пожара в библиотеке и провалявшегося долгое время в хранилище. Кем был написан оригинал, директор не знает.

– Зато пока ты развлекал его баснями о своей зоркости, мы вернули медальон на место, – хмыкнул Роман, не переставая ковыряться в рюкзаке в поисках ключей от машины.

– А толку? – кисло скривился Влад. – Мы больше запутались, чем узнали. Надпись на клинке, идентичный ожог на руке девушки из мифа, упоминание в сказании.

– Записи в Серебряной книге были сделаны в разное время и разными верлафами. – Удостоверившись, что макияж в порядке, Алина захлопнула зеркальце. – Узнать, кто и когда делал рисунок, вряд ли возможно.

– Думаю, Фомин без внимания это не оставит. – Заметив идущего между рядами припаркованных автомобилей Макса, я набросила рюкзак на плечо.

Несмотря на разочарование, для меня вылазка оказалась значимой, ведь я узнала об отце. Махнув на прощание друзьям, я поспешила к Фадееву.

– Выглядишь сонной. – Не обращая внимания на проходящих мимо студентов, Макс поцеловал меня, затем отобрал ключи, распахнул дверцу крошки-«ауди», которую терпеть не может из-за маленьких габаритов, и помог забраться в салон.

– Подготовка к экзаменам меня с ума сведет, – слукавила я, хотя и не сильно, – объем домашних заданий вызывал уныние.

– Ирина сказала, что ты всю ночь просидела в библиотеке. И это только начало, Злата. – Усевшись на место водителя, Фадеев завел двигатель и вырулил с парковки. – Фомин загрузит вас так, что волчьи шкуры затрещат, и кошачьи, кстати, тоже, – улыбаясь во весь рот, добавил он.

– Они и так трещат. – Зевая, я прикрыла рот ладошкой.

Теплый салон машины мгновенно вогнал в сон: по возвращении домой я едва на ногах держалась. Но исправлять ненавистную оценку по биохимии нужно, и параграф за меня никто не выучит. Поужинав, я взялась за учебники. Макс посмеивался, но, как обычно, помогал с домашними заданиями. Правда, заметив мои слипающиеся ресницы, ушел довольно рано. А в одиннадцать я без зазрения совести завалилась в кровать…

• Предыдущая
• 63/100
• Следующая