Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна Георгиевна - Страница 29

• Предыдущая
• 29/73
• Следующая

— Зигфрид? — удивленно переспросила я. — Думаете, он ректора подсиживает?

Сестра Матильда не ответила, сжав губы куриной гузкой и от этого сразу напомнив мне бабушку.

— Отдыхай, донья Лутеция. На закате тебе нелегко придется.

И она ушла, оставив меня одну. А я, вместо того чтобы представлять себе барона фон Кляйнерманна за ректорским столом, стала думать о том, почему со мной никто не говорит об Игоре, как будто и не было его никогда.

Как только серебряная ложка с длинной витой ручкой окунулась в густой ахо-бланко, для которого миндаль доставляли с западного побережья, в дверь пансиона госпожи Пинто постучали. Точеные ноздри господина Ягга дрогнули, он поднес ложку ко рту и продолжил трапезу. Хозяйка суетливо вскочила и, извинившись перед гостем, отправилась к источнику шума. В дверь уже колотили с такой силой, что она грозила слететь с петель.

— В чем дело? — строго вопросила хозяйка, с высоты крыльца взирая на четверку стражников. — Я пожалуюсь на бесчинства дону Скарцезо!

Вышеозначенный дон являлся одним из четырех кордобских альгвасилов и состоял с хозяйкой пансиона в самых дружеских отношениях. Но на сей раз, к удивлению госпожи Пинто, волшебное имя не сработало.

— У вас инкогнито проживает романский дворянин. Нам приказано сопроводить его в резиденцию алькальда для дознания.

О назначении алькальда донья Пинто была наслышана, как и о том, что новая резиденция обустроилась неподалеку от городской тюрьмы.

Пока женщина собиралась с мыслями, стражники оттеснили ее от двери, чтобы, топая и бряцая оружием, ввалиться в дом. Из столовой раздался шум, там разговаривали на повышенных тонах. Хозяйка некоторое время не решалась войти следом, переминаясь на пороге, но когда ее ушей достиг жалобный треньк разбитой тарелки, дама не выдержала. Подобно демону мщения ворвалась она в столовую, ибо если и была в жизни пухленькой госпожи Пинто страсть к красивым мужчинам, то она меркла по сравнению с любовью к дорогому хинскому фарфору.

— Вы как всегда вовремя, моя прелесть, — сообщил синеглазый постоялец. — Будьте любезны распорядиться, чтобы принесли еще приборы — господа остаются на обед. И велите подать «Красного элорийского». На улице сегодня жарко, а господам стражникам пришлось идти целых два квартала. Наверняка их мучает жажда.

Бравая четверка с несколько пришибленным видом восседала за столом. Примерно с таким же видом хозяйка заведения отправилась исполнять желания постояльца.

— Заклятия недвижимости всегда удавались мне прекрасно, — сообщил романин в пространство, с изяществом придвигая к себе тарелку. — А теперь, господа, посидите тихонько и позвольте мне насладиться едой.

— Как долго? — пискнул один из стражников, кашлянув. — Алькальд ждет вас…

— А мы подождем его, — последовал ласковый ответ. — Я, знаете ли, не юная донья, чтоб бежать на свидание по первому зову. А вот, кстати, и наша любезнейшая хозяйка. Угощайтесь, господа, повар сегодня превзошел самого себя.

Закатное солнце золотило покосившиеся шпили кордобских башен, когда взбешенный дон Альфонсо Фонсега Диас Кентана ди Сааведра, топорща усы и поминутно поправляя парадную перевязь, появился в пансионе. В столовой царила самая непринужденная атмосфера. Раскрасневшаяся от бокальчика вина госпожа Пинто наигрывала на мандолине, ее постоялец, расположившись за прибранным столом, рассеянно просматривал какие-то бумаги, а четверо — нет, уже шестнадцать городских стражников чинно сидели в удобных креслах, на стульях и даже на простецких тесаных табуретах, по случаю многолюдья доставленных из кухни.

Алькальд замер, окидывая диспозицию внимательным взглядом.

— Ну, наконец-то! — поднялся валашский князь. — Ваши люди утомлены ожиданием и потребностью в уединении. Кстати, посылать к моей скромной персоне один за другим четыре отряда городской стражи было опрометчивым решением. Вы позволите отпустить их?

Ди Сааведра выдохнул. Дракон взмахнул рукой, и мандолина смолкла. Одновременно шестнадцать стражников ринулись к двери. Алькальду пришлось проворно отскочить, чтоб не быть раздавленным. Замыкала процессию хозяйка пансиона с музыкальным инструментом наперевес.

— Доброго вечера, — мило поздоровалась она и выскользнула за дверь, плотно прикрыв ее за собой.

Ди Сааведра вдохнул.

— Присаживайтесь, — предложил князь. — Как говорят в одном сопредельном с моим княжестве, в ногах правды нет.

Алькальд подошел чеканным шагом к столу, отыскал взглядом чистый бокал и наполнил его до краев. Вино было крепким.

— Я требую объяснений.

— Нет, — покачал головой князь, — это я требую объяснений. Объясните мне, господин алькальд, почему в просвещеннейшей из столиц нашего мира некто безнаказанно убивает моих подданных? А также будьте любезны удовлетворить мое любопытство, почему до сих пор не установлен виновник?

Пояс был железным, с массивным запором и ушками для висячего замка. Больше всего он походил на корсет — плотный, без зазоров, с безобразными, похожими на шрамы следами ковки.

— Да он пуда два, наверное, весит! — возмутилась я. — Глупости какие!

Сестра Матильда взгромоздила конструкцию в изножье кровати и заправила под косынку седые прядки.

— Не преувеличивай, сорок фунтов всего, считай, вполовину меньше. Вы готовы к обряду, сестры? — обратилась она к сопровождающим ее медичкам.

Те уважительно кивнули. Сестер было двое; рослые барышни, лет двадцати на вид, красивые дородной сельской красотой, со свекольным румянцем на тронутых загаром щеках и густыми сросшимися бровями. А уж ширина плеч моих посетительниц недвусмысленно предупреждала о том, что, если придет мне в голову покуражиться, сестры меня поймают, скрутят и подпояшут, даже не притомившись. А потом пойдут еще быка на арене завалят, чтоб задор молодецкий даром не пропадал.

Сестра Матильда достала из складок робы аккуратный сверток.

— Пояс носить будешь под одеждой, снять его никак нельзя. Поэтому, чем раньше ты приучишься с ним все естественные надобности справлять, тем легче тебе будет в дальнейшем.

Сверток развернулся в длинную льняную ленту.

— На первое время я тебя тканью оберну, чтоб не шибко натирал, потом привыкнешь.

— А долго мне с этой громадиной ходить придется?

Я невольно хихикнула, когда одна из сестер ловко принялась меня раздевать. Щекотки боюсь страсть как!

— Ректор про сроки не уточнил, — буркнула Матильда. — Та огневица, которая до тебя его носила…

— Которая пол Кордобы после инициации пожгла?

— Да, та самая. Так вот, она… Погоди… Так она до сих пор его, что ли, носит?

Медички дружно заржали, видимо, шутка эта была для них не новой, но любимой.

Я мысленно взвыла.

— Ну а побледнела чего? — дружелюбно спросила Матильда, делая первый виток вокруг моей талии. — Тебе же никто не запрещает пытаться его снять.

— Тогда в чем подвох?

— А в том, что, если тебе это удастся, не забудь процесс расписать в подробностях, лично для меня. Я на твоем опыте следующие поколения медичек обучать буду.

— Обязательно в письменном виде? — переспросила я. — Может, на словах лучше передать?

Одна из младших сестер хлопнула меня по плечу.

— А она наглая! Молодец девчонка!

От этого дружеского жеста у меня сбилось дыхание, и я кашляла все время, пока дружная троица ослабляла (только ослабляла, а не развязывала) мои веревки.

— Сейчас смирно сиди, — скомандовала Матильда. — Дернешься, придется переделывать, а тебе лишняя боль ни к чему.

«Ёжкин кот! Это еще и больно?» — подумала я и заорала, потому что тело мое будто обхватила раскаленная добела лента, казалось, она сейчас прожжет меня до костей.

— Тихо, тихо, нинья, еще чуть-чуть потерпи…

И сестра Матильда щелкнула дужкой замка.

— Ключ к нему конечно же не полагается?

— В нем даже замочной скважины нет. Как ты? Полегчало?

Боль не ушла, а как будто затаилась, и от этого ощущения было немного не по себе. Я кивнула, затем послушно вытерпела еще один осмотр. Моя грудь по контрасту с темным железом смотрелась вызывающе. Замок болтался где-то на уровне пупка, и я подумала, что под одеждой его выпуклость будет очень заметна.

• Предыдущая
• 29/73
• Следующая