Друзья Мамеда - Гаджиев Меджид Джирасович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/29
• Следующая

Работа у нас была не простая. Мы выполняли военный заказ. Занятия у нас начались с первых дней моего пребывания в училище. Так что я напрасно боялся, что нас будут заставлять работать вместо учебы. Но учиться здесь было, пожалуй, потруднее, чем копать траншеи. Когда наш мастер Захар Иванович, собрав новичков, объявил, что мы будем учиться правильно бить молотком, я подумал: «Это еще зачем? Каждый умеет бить молотком!» — так мне, по крайней мере, казалось. Ведь любому мальчишке приходилось заколачивать гвозди, что-то мастерить. Захар Иванович роздал нам молотки. Не всем, а только новеньким ребятам. Занятия в училище были построены не так, как в школе, где в первом классе учатся все новенькие, во втором — те, кто закончил первый, и так далее. В училище в одной и той же группе могли учиться и те, кто уже занимался несколько месяцев, и новички вроде меня. Просто все делали разную работу: кто потрудней, кто попроще. Одни работали на токарных или фрезерных станках, другие делали ручную работу. А все вместе выполняли военный заказ. Наше училище находилось при заводе, и заводской план нас тоже касался. Может быть, в мирное время здесь учили по-другому. Показывали, как надо работать, давали ученику потренироваться, а потом уже через некоторое время разрешали ему обрабатывать ту или иную деталь. Но теперь некогда было ждать. Многие рабочие ушли на фронт. На заводе их места заняли такие же новички, как и мы. А план увеличивался. Фронту нужно было оружие, и каждая деталь была на счету. Мы не имели права выпускать брак. Об этом нас предупредил Захар Иванович. «Сейчас мы будем учиться работать молотком», — закончил он свою недлинную речь. Поначалу работа показалась несложной. Молотки весело стучали. Мы торопились выполнить работу, соревнуясь друг с другом.

Так мы занимались два часа. Рука устала, и держать в ней молоток было невыносимо трудно. От напряжения ломило даже в затылке. До чего же мы обрадовались, когда окончились эти занятия! Но радость наша была непродолжительной. После небольшого перерыва начались новые занятия. Теперь уже Захар Иванович роздал нам напильники. И когда он повторил свою любимую фразу: «Сейчас мы будем учиться работать напильником», — я уже не думал, что это очень просто. Каждый из нас встал за верстак. В тисках были зажаты ржавые куски металла. Их надо было очистить от ржавчины, ровно обпилить края. Захар Иванович с линейкой в руках подходил то к одному, то к другому. Прижимал линейку к болванке, показывал: «Смотри, видишь просвет? — И объяснял: — Надо так выровнять деталь, чтобы линейка плотно прилегла к ее поверхности». Пилишь, пилишь — кажется, все ровно, как стол. А подойдет Захар Иванович со своей линейкой, проверит и скажет: «Заусенички». Это значит, на поверхности имеются неровности. Нужно продолжать работу.

Никто не должен был уходить, не выполнив задания. Случалось и так, что мы задерживались в мастерских допоздна, заканчивая дневную работу.

…Одиннадцатый час. Нагретый воздух кажется густым. А может, он и в самом деле за день пропитался железной пылью, запахом ржавчины и масла. Окна в мастерской плотно зашторены. Под потолком горят голые, без абажуров, лампочки, и от этого их света вроде бы еще жарче. Но приоткрыть окно нельзя — наружу не должен проникать ни один луч. Свет — ориентир для вражеских самолетов. Слабо гудит вентилятор. То и дело кто-нибудь из ребят подбегает к нему подставить лицо под прохладную струю. Но это почти не приносит облегчения. Очень хочется спать. Глаза сами слипаются. Неподалеку от меня работают два брата-близнеца Осман и Гусейн, очень похожие друг на друга. В первые дни мы их не различали, а Захар Иванович и до сих пор их все путал и, рассматривая работу одного из братьев, непременно спрашивал: «Ты кто, Осман или Гусейн?» Сейчас Осман и Гусейн для удобства уселись на верстаки. Наждачной бумагой, обернутой вокруг напильника, глянцуют бока детали. Кажется, что они уснули и их руки сами во сне движутся взад-вперед по инерции. Меня тоже клонит в сон от этой мягкой качки. Но я, стиснув зубы, продолжаю работать. Вот Захар Иванович подошел к одному из братьев: «Заусенички».

Захар Иванович всегда строг и придирчив и не обращает внимания на нашу усталость. Вначале мы обижались на него, но потом поняли: иначе нельзя. Ведь мы должны как можно скорее стать квалифицированными мастерами, чтобы помогать фронту. Неподалеку от меня работает Гамид — тот самый паренек с насмешливым взглядом, который подшучивал надо мной, когда рыли траншеи. Он до сих пор подкалывает меня, впрочем, не меня одного. Просто он любит пошутить. Далее сейчас глаза его улыбаются, будто он не устал. «Молодец, настоящий молодец», — хвалит его Захар Иванович. Ругает ли кого-нибудь Захар Иванович или хвалит — слышно, наверное, по всему училищу: такой у него громовой голос. Даже трудно себе представить, откуда он берется у этого невысокого щуплого человечка с большой лысиной на затылке. Кажется, его голос может приподнять крышу.

Мне не хочется отстать от Гамида. Я стараюсь розно держать напильник и сам то и дело провожу пальцем по куску металла — нет ли заусениц. Вот подошел Захар Иванович, остановился за моей спиной, стоит смотрит. Сейчас он, как всегда, сделает замечание, поправит что-нибудь. Но он произносит: «Молодец, настоящий молодец!» Это он сказал не Гамиду, а мне. И похлопал меня по плечу.

Коля, наш староста, не только выполняет свою работу, он помогает Захару Ивановичу учить нас. Сам Коля в училище уже не первый, а второй год. Он гораздо опытней нас. И такой самостоятельный. Ребята любят его за справедливость.

Дни в училище бегут так быстро, что их не замечаешь. Только усталость наваливается все сильней. И вот однажды… В этот день работа у меня шла успешно. Я выполнил задание раньше срока. Я теперь уже не был неумелым новичком. Захар Иванович, останавливаясь возле меня, часто говорил: «Молодец, настоящий молодец», — и его громовой голос разносился по всему училищу. Если я выполнял задание, Захар Иванович давал мне сделать что-нибудь дополнительно. Перевыполняли нормы у нас многие ребята, не говоря уже о Коле. Часто хвалил Захар Иванович и Гамида, и Османа, и Гусейна, по-прежнему не отличая их одного от другого.

Я справился с работой рано. Но не показал ее Захару Ивановичу, как обычно, а оставил в тисках. Сам же открыл инструментальный ящик длинного слесарного верстака, забрался туда и тихонько прикрыл крышку. Не успел я прилечь в ящике, как меня сморило. Не знаю, сколько мне удалось поспать. Проснулся я от громового голоса Захара Ивановича.

— Молодец, Мамедов! Настоящий молодец! — кричал мастер. — Коля, тащи матрац и пуховую подушку! Мамедов устал, спать захотел, бедняга.

В щель приоткрытой крышки ящика едва пробивался свет. Я даже не сообразил сначала, где я нахожусь, рывком подскочил и стукнулся головой о крышку. Когда я вылез, потирая ушибленное место, раздался громкий смех. Все ребята, бросив работу, столпились возле ящика и смотрели на меня, как на диковинного зверя.

— Ну, чего вы не видели? — насмешливо говорил Гамид. — Разойдитесь. Просто человек решил поспать. Отдохнуть решил, пока другие работают.

Я посмотрел на Колю. Он ведь всегда заступался за меня. Но сейчас Коля стоял, отвернув свой кривой нос. И видно было, что ему стыдно за меня. Я подвел всю группу. Я потерянно стоял, не смея поднять глаз на мастера. Если об этом узнают ребята из других групп, все училище будет смеяться. Захар Иванович сжалился надо мной. Подошел к тискам, проверил мою работу и молча дал мне новую деталь.

Я совсем забыл рассказать вам про Ису. Тогда он так и не нажаловался на меня за то, что я отколотил его. Наверное, побоялся, что я скажу, из-за чего началась драка. Никто в училище не знал, что мы подрались. Но злобу на меня Иса затаил. Встречаясь со мной где-нибудь в коридоре или в столовой, он бормотал: «Ты еще узнаешь…» Но трогать меня он не решался. Я бы с ним справился в два счета. Иса решил действовать по-другому. Он хвостом ходил за Леней Крутиковым из десятой группы, который считался самым сильным парнем в училище. Леня любил похвастать своей силой. Иногда он устраивал такое представление: возьмет чей-нибудь ремень, перекинет его за спину, держит за концы. И вдруг согнет руки так, что на месте мускулов вздуются тугие шары, и ремень лопается. А Леня, довольный собой, протянет разорванный ремень владельцу: «На, получай! — И спросит: — Еще есть желающие проверить мою силу?» И если никто не откликнется, пойдет, посвистывая и покачиваясь на ходу. Правда, я никогда не видел, чтобы Леня дрался, избил кого-нибудь, но многие ребята его боялись, старались с ним подружиться, угодить ему. Иса не врал, когда говорил про окурки.

• Предыдущая
• 6/29
• Следующая