Жена Кукловода (СИ) - Данцева Юлия - Страница 35
- Предыдущая
- 35/82
- Следующая
Глава 11
Всегда строгий и чопорный Петербург тихо млел под теплыми ласковыми ладонями майского солнца. Сизая, вечно хмурая Нева сдержанно улыбалась и бросала в пролеты мостов пригоршни пляшущих бликов.
Людмила шла на Невскому, улыбалась своим мыслям и бережно прижимала к груди большую коробку с новой куклой. Она увидела ее в каталоге, влюбилась с первого взгляда и потом ждала несколько месяцев. Очень тонкой работы, с точно прорисованным лицом, пышными русыми волосами, почти как у самой Людмилы, одетая в вечернее платье, расшитое стразами. Если верить проспекту канадской фирмы, что сделала куклу, болванку с которой отлили фарфоровую голову, уничтожили. Уникальная, одна во всем свете. И теперь это чудо принадлежит ей.
Сегодня она ушла с работы на час раньше. Как всегда забежала попрощаться со Светочкой. Та посмотрела завистливо. Еще бы – ей ведь целых два часа сидеть за рабочим столом и трепаться по телефону.
Охранник на выходе окинул ее оценивающим взглядом. Людмиле даже показалось, что пробормотал: «Хороша… эх.. мне бы».
Продавец магазинчика, вручая ей куклу, произнес: «Завидую вам, дорогуша, такая редкость!».
Людмила не знала почему, но в такие дни, как сегодня, она особенно остро ощущала каждый завистливый взгляд. А завидовали ей часто. Особенно женщины.
Еще бы, муж - красавец, умница, талантливый врач ведущий кардиолог частной клиники «Атлант», без пяти минут завотделением Областной Клинической. Такой заботливый, такой внимательный. Образцовый муж, любящий отец. Сын умница, почти отличник, популярный школьный фотограф. Да и в карьере несмотря на то, что «Иван да Марья» едва держался на плаву, тиражи не раскупались, а Большова из последних сил пыталась спасти журнал от краха, Людмила вела свою свою авторскую колонку «Подсолнух» в электронной версии журнала.
Поводов для зависти было много. Но никто не догадывался о том, что у этой семейной идиллии есть изнанка – странная и мрачноватая.
Каждую вторую пятницу месяца, ровно без двадцати шесть, Руслан Сикорский прощался с коллегами и безответно вдыхавшими по нему девушками- интернами, закрывал свой кабинет, садился в машину и ехал в небольшую квартиру-студию на Петроградской стороне. Открывал дверь ключом и шагал в бархатный полумрак, пропитанный запахом кожи, воска, душистых масел и ее духов. Особый, страстный и немного грешный запах – земляника, фрезии, магнолия, цитрус.
В этом полумраке его уже ждала его Эль, трогательно беззащитная в своей наготе, покорно опустив глаза, на коленях. Обнаженное тело мерцало перламутром в приглушенном, неровном свете десятков свечей. Он небрежно отбрасывал в сторону пиджак, галстук, рубашку, и шел к ней, босой, в одних брюках, подчеркнуто бесстрастный, хотя она знала – его сердце тоже рвется из груди. Поднимал ее лицо под подбородок, любуясь тлеющим в глазах возбуждением и немым обожанием.
Властный, жесткий Кукловод. И его послушная кукла Эль. Абсолютная власть. И полное подчинение. Он – Господин, Мастер, плел сценарии этой возбуждающей, странной, иногда жестокой и темной игры, уводя ее за грань, где боль растворялась в невыразимом наслаждении, а удовольствие рождало слезы. Срываясь в свободный полет сабспейса, она абсолютно теряла ощущение реальности происходящего. И за мгновения этого невероятного, завораживающего полета готова была отдать все, вытерпеть любые испытания, которые приготовил ее Господин. Дрожала всем телом от пережитого, обессиленная, отдавалась его сильным твердым рукам, сквозь шум в ушах слышала, как он шепчет нежные глупости, благодаря ее за доставленное ему наслаждение. В такие моменты она чувствовала себя по-настоящему живой.
Сегодня была пятница. Та самая пятница. Людмила шла по Невскому и улыбалась своим мыслям, легким, радостным, будто напоенным солнечным светом, что плясал в лужицах на мостовой, и делал обычно мрачноватый город добродушно-снисходительным.
У нее еще была уйма времени. Отвезти домой куклу, определить ей место в ее уже обширной коллекции, конечно же, самое почетное, обсудить с сыном прошедший день, взять с него обещание, что на выходных, пока они будут у друзей на даче, мальчишки не разнесут квартиру и не спровоцируют соседей вызвать полицию слишком громкой музыкой.
Принять ванну с пеной, обязательно с запахом черного ириса и магнолии. Он так любит этот аромат. Одеться в выбранную им одежду и белье. Поймать на себе удивленный взгляд сына. Этот наряд не слишком подходит для поездки на дачу. Потрепать его по голове, чмокнуть в макушку, немного виновато объясняя: «Сначала мы с отцом встречаемся в ресторане…» Проверить, что еды сыну и его друзьям хватит на два дня. Еще раз прокричать ему с кухни, где что стоит, и убедиться, что он не слушает, воткнув наушники плеера в уши.
Взглянуть нервно на часы и вызвать такси. С замиранием сердца сидеть в машине в пробке на Большом проспекте, уже понимая, что опоздает.
Взлететь по лестнице, чувствуя, как в горле больно стучит сердце, по спине ползет липкий холод, а колени предательски дрожат. Открыть дверь и войти в полутемную прихожую, судорожно вдохнуть знакомый до жути, волнующий аромат – воск, кожа, цитрус, земляника, фрезии, вплести в него запахи черного ириса и магнолии.
Она неторопливо снимает с себя одежду, аккуратно складывает ее на кресле в прихожей. Он не любит суетливости. Абсолютно нагая, проходит дальше, в комнату, где у окна, повернувшись к ней спиной, стоит он. Безразличный. Безжалостный. Внушающий трепет.
Слезы раскаяния уже готовы пролиться из ее глаз. Но она упрямо сглатывает их, стискивает зубы, чтобы они не стучали. Опускается перед ним на колени. Молча.
Он все также стоит, будто не замечает ее.
Тишина давит на уши, потрескивают свечи, и гулко колотится ее сердце, отбивая нервный и страстный ритм.
Наконец он поворачивается. Медленно. Мучительно медленно. Она опускает глаза, сдерживает всхлипы.
- Ты. Опоздала.
Слова падают вниз как камни. Гулко и страшно.
- Ты понимаешь, как разочаровала меня? Мне пришлось тебя ждать. Двадцать четыре минуты. Двадцать четыре минуты полного разочарования.
Она молчит. Он не разрешил говорить. Она хорошо знает правила игры.
Он уходит куда-то вглубь комнаты. Пройдя безразлично мимо. Она чувствует себя забытой вещью и судорожно всхлипывает от горькой обиды, разъедающей душу.
- Твой проступок заслуживает наказания.
Он у нее за спиной, она чувствует его тяжелое, горячее дыхание на затылке и обнаженной шее.
- Встань, - приказ как удар плети, и она вздрагивает, немедленно повинуется.
Он проводит ладонью по ее спине, спускается по пояснице, поглаживает, ласкает.
- Двадцать четыре удара ремнем.
Она судорожно выдыхает через сжатые зубы.
– По одному за каждую минуту моего ожидания. Хочешь что-то сказать?
- Спасибо, Господин, – ее голос дрожит, но в нем только раскаяние.
Он подталкивает ее к скамейке для порки, и она покорно ложится на нее. Застегнув фиксирующие ремни, он проверяет, не слишком ли туго они затянуты. Растирает ее тело маслом, разогревает.
Потом ласково проводит по волосам, гладит по щеке, опускается на одно колено и заглядывает в глаза.
- Повтори стоп-слова, - тихо говорит он, и в его голосе нет прежнего металла.
- Тепло и горячо, – отвечает она так же тихо.
- Умница, - он нежно целует ее в губы. – Теперь считай. Но тихо. Не переполоши соседей.
Первый жгучий удар опаляет кожу, и она выдыхает хрипло:
- Один!
Его ладонь уже мягко массирует место удара, облегчая боль, которая знакомо разливается по коже жидким пламенем, впитываясь, растворяясь, становясь приятным теплом.
Каждый новый удар сопровождается вспышкой в мозгу, постепенно накаляя его до предела, вместо членораздельного счета у нее вырываются хриплые стоны… Но теплая ласковая ладонь дарит облегчение, лаская, прощая…
- Двадцать… - она едва может выговорить последнее слово, со стоном отдирает его от губ – четыре….
- Предыдущая
- 35/82
- Следующая
