Пустой Трон (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 33

• Предыдущая
• 33/71
• Следующая

- Молись, - сказал я Этельфлед.

- Я всегда молюсь, - едко заметила она.

- Молись, чтобы было темно, - с пылом продолжал я, - очень темно. Совершенно темно. Молись, чтобы луну закрыли облака.

Я заставил людей петь, кричать и смеяться. Кроме трех спрятавшихся на краю леса лазутчиков, все были в доме и одеты в кольчуги, шлемы и со щитами, яркое пламя отражалось от металла наконечников копий и умбонов щитов. Они продолжали петь и когда опустилась ночь, а шелудивый пес подвывал мелодиям. И когда появившиеся облака, о которых я молился, закрыли луну, когда ночь стала так темна, как и желания Эрдвульфа, я велел воинам выходить мелкими группами. Они подходили к амбару, брали лошадей и вели их к югу. Я приказал им вести себя тихо, но мне показалось, что каждая группа производила столько же шума, как пьяница, ковыляющий на нетвердых ногах по улице в полночь, хотя, без сомнения, для людей Эрдвульфа, которые, как сообщили мои лазутчики, собрались в северном лесу, в этих звуках было мало смысла. Я вышел с Этельфлед и девушками, что находились под защитой Финана и четырех воинов, мы нашли оседланных лошадей и повели их за поводья, пока не смогли взобраться в седла и отправиться на юг, под укрытие букового леса. Ситрик с полудюжиной человек увел в ночь Лидулфа, его жену и прислугу. Старуха визгливо жаловалась, но этот шум утонул в хриплом пении оставшихся в доме людей.

Наконец, петь осталась только дюжина человек под командованием моего сына. В конце концов и они ушли, закрыв большие двери дома и направившись к амбару, где нашли последних лошадей. Они по-прежнему пели. Настала глубокая ночь, когда все песни утихли. Я надеялся создать у прислушивающихся людей Эрдвульфа впечатление о пьянстве внутри дома, о ночи, полной криков и пения, эля и смеха. О ночи убийств.

А мы ждали в лесу.

Мы ждали. Заухала сова, и где-то затявкала лисица.

А мы ждали.

По ночам время тянется медленней. Много лет назад, в детстве, отец спросил нашего священника, отчего так, и отец Беокка, дорогой отец Беокка, прочел об этом проповедь в следующее воскресенье. Солнце, сказал он, это свет христианского бога? и оно быстрое, а луна - это светило, что путешествует сквозь тьму греха. Он объяснял, что все мы ступаем ночью медленнее, потому что не можем видеть, и объявил, что ночь течет медленнее дня, потому что солнце движется в сиянии христианства, а луна идет на ощупь во тьме дьявола. Я мало что понял в этой проповеди, но когда попросил отца Беокку объяснить, он схватил меня за ухо своей искалеченной рукой и велел приналечь на чтение истории о том, как святой Кутберт окрестил стаю тупиков. Но какой бы ни была причина, время и правда по ночам течет медленнее, а тупики и правда летят в небеса, по крайней мере, те тупики, которым посчастливилось встретить Святого Кутберта.

- А селедка на небесах есть? - спрашивал я отца Беокку.

- Не могу такого себе представить.

- А что же тогда едят тупики, если там нет рыбы?

- На небесах никто не ест. Вместо этого мы славим Господа.

- Мы не едим! И просто целую вечность поем гимны?

- Во веки вечные, аминь.

В таком случае, это выглядело скучновато, да и до сих пор кажется мне утомительным, почти таким, как и ожидание в темноте нападения, которое, как я был уверен, должно произойти, но всё никак не начиналось. Стояла тишина, лишь вздыхал ветер в верхушках деревьев и время от времени раздавалось журчание выпускаемых людьми или лошадьми струек. Сначала ухала сова, но потом умолкла.

И в тишине пришли сомнения. Предположим, Эрдвульф предвидел ловушку? Может, он прямо сейчас ведет всадников по темному лесу, чтобы напасть на нас среди деревьев? Я говорил себе, что это невозможно. Собрались густые тучи, так что никто не смог бы проехать по лесу, не спотыкаясь. Я убедил себя, что он скорее передумал, приняв поражение, и я понапрасну заставил своих людей терпеть страх и неудобства.

Мы дрожали. Не от холода, а потому что ночь - это время, когда призраки и духи, эльфы и гномы выходят в Мидгард. Они бесшумно крадутся во тьме. Их можно и не заметить и уж точно их не услышишь, пока они сами не решат объявиться, но они здесь - зло в темноте. Мои люди молчали, преисполненные страха, боясь не Эрдвульфа со своими воинами, а невидимых существ. А со страхом пришли и воспоминания о смерти Рагнара в охваченном жутким пламенем доме.

Я был ребенком, и дрожа вместе с Бридой на холме, наблюдал, как большой дом охватил пожар и он рухнул, и слышал крики умирающих мужчин и женщин. Кьяртан со своими людьми окружили дом и перерезали всех, кто выбегал из огня, всех, кроме молодых женщин, которыми могли попользоваться, одной из них была прекрасная дочь Рагнара, Тайра, ее изнасиловали и опозорили. В конце концов она нашла свое счастье, выйдя замуж за Беокку, она до сих пор жива и теперь монахиня, и я никогда не заговаривал с ней о той ночи огня, когда погибли ее родители. Я любил Рагнара. Он стал моим истинным отцом - датчанин, научивший меня быть мужчиной, он погиб в том пожаре, и я всегда надеялся, что он схватил меч, прежде чем его убили, так что отправился в Вальхаллу и увидел, как я отомстил за него, прирезав Кьяртана на вершине северного холма. В том пожаре погиб и Элдвульф, чье имя так похоже на имя моего нового врага. Элдвульф был кузнецом в Беббанбурге, той крепости, что украл у меня дядя, но сбежал оттуда и стал моим человеком, и именно Элдвульф выковал Вздох Змея на своей огромной наковальне.

Столько смертей. Столько жизней переплела судьба, и теперь мы снова начали этот танец. Смерть Этельреда разожгла чьи-то амбиции, жадность Этельхельма угрожала спокойствию, или, может, это мое упрямство разрушило надежды западных саксов.

- О чем ты думаешь? - спросила меня Этельфлед почти шепотом.

- О том, что нужно найти человека, который унес из Теотанхила Ледяную Злобу, - ответил я столь же тихо.

Она вздохнула, хотя, возможно, это был просто ветер в листве.

- Тебе следует обратиться к Богу, - наконец произнесла она.

Я улыбнулся.

- Ты ведь на самом деле этого не хочешь. Просто должна была это сказать. И вообще, дело не в языческой магии. Отец Кутберт велел мне отыскать меч.

- Иногда я сомневаюсь, что отец Кутберт - добрый христианин.

- Он достойный муж.

- Да.

- Значит, достойный муж может быть плохим христианином?

- Полагаю, что да.

- Значит, недостойный муж может быть хорошим христианином? - спросил я. Она не ответила. - Тогда всё становится понятно про половину епископов. Про Вульфхеда, к примеру.

- Он очень способный человек, - возразила она.

- Но жадный.

- Да, - признала она.

- Жадный до власти, денег и женщин.

Некоторое время она молчала.

- Мы живем в мире искушений, - заговорила она, - и лишь немногие из нас не отмечены перстом дьявола. А больше всего дьявол трудится над божьими людьми. Вульфхед - грешник, но кто из нас не грешен? И думаешь, он не сознает свои ошибки? Не молится, чтобы искупить вину? Он хороший слуга Мерсии. Отправляет закон, хранит казну наполненной и дает мудрые советы.

- А еще сжег мой дом, - мстительно добавил я, - и насколько нам известно, замышляет вместе с Эрдвульфом тебя убить.

Она проигнорировала эти обвинения.

- Есть и много хороших священников, порядочных людей, что кормят голодных, ухаживают за больными и утешают несчастных. И монахини! Так много хороших!

- Я знаю, - ответил я, подумав о Беокке и Пирлиге, Виллибальде и Кутберте, об аббатиссе Хильд, но такие люди редко достигали вершин церковной иерархии. Лишь коварные властолюбцы вроде Вульфхеда получали преимущество. - Епископ Вульфхед, - сказал я, - хочет, чтобы ты исчезла. Хочет сделать королем Мерсии твоего брата.

- И это так уж плохо? - спросила она.

- Да, если они отправят тебя в монастырь.

Она немного поразмыслила.

• Предыдущая
• 33/71
• Следующая