Цена империи - Глушановский Алексей Алексеевич - Страница 12

По спине Верлерадии пробежал холодок. Теперь она ясно видела его будущее. Спасенный ею юноша огнем и мечом пройдется по всему миру, он прольет реки крови и создаст самую могущественную и богатую цивилизацию из когда-либо существовавших. Он покорит многочисленные народы, составляющие теперь уже бывшую империю ромеев, и будет железной рукой править на протяжении многих лет, оставив после себя сильнейшее и процветающее государство. Но сейчас его жизнь в ее руках. Она может прервать поток исцеления и обратить его вспять. Несмотря на то что подобные действия противны самой ее природе, она тем не менее могла так поступить. И тогда будущий император погибнет. Богиня целителей точно знала, что сейчас во всем мире нет ни одного лекаря, который смог бы справиться с подобным поражением. Разве что сразу после травмы ампутировать ногу. Но гордый вождь ланов, больше смерти боящийся стать калекой, никогда не согласится на подобную операцию.

А значит, он умрет. И вместе с ним умрет эта, только что созданная реальность, которую она увидела в его глазах. Одна жизнь против сотни тысяч. Но кто она такая, чтобы вершить судьбы мира?

Богиня? Да, богиня, но не судья. А кто тогда имеет право карать и миловать? Тот, кто создал богов? А ты уверена, что это его обязанность? Как легко переложить ответственность на кого-нибудь другого! Но в мире проблема выбора есть у всех, даже у богов. Ну что, богиня милосердия? Пощадишь одну жизнь, пожертвовав сотнями тысяч других? Или сотней тысяч в пользу одного? Верлерадия встряхнула головой, отгоняя от себя мрачные мысли, и поднялась на ноги.

В конце концов, в этом деле у нее был и личный интерес. Недаром же она в течение всей беседы мягко и незаметно меняла свою внешность с излюбленного облика девочки-подростка на внешность молодой, но вполне зрелой и сформировавшейся девушки.

– Ну что, будущий император? – хмыкнула она, завершая целительную формулу, и выпрямилась, протягивая мужчине руку. – Вставай!

Аларих по прозвищу Стальная Хватка, как и задумал той ночью в роще, восстановил столицу ромеев, прекрасный Ремул, наладил дороги империи и позаботился о торговле. Заботливой хозяйской рукой он навел порядок и в других областях и провинциях. Сельман Кровавый думал, что понимает задумку сына. Нельзя все сразу взять нахрапом. Воинам нужен отдых, оружие, доспехи, еда. Все это следует взять у захваченного народа, но однажды зарезанную овцу остричь уже не получится. Пусть план сына и замедлял поставленную им цель по захвату мира, но идущие из бывшей империи ромеев богатейшие налоги заставляли старого вождя с уважением относиться к действиям своего наследника и не вмешиваться в его дела. В империю под руководством Стальной Хватки возвращалось стабильность и процветание.

Развивались ремесла, торговля и наука, разрабатывались новые земли и месторождения. А вместе с ними развивалась и совершенствовалась армия Стальной Хватки. И хотя войн не было уже давно, мощь ее поражала соседних правителей, с испугом ждавших своей очереди пасть под копыта коней степных бойцов. Впрочем, многие из простых жителей этих стран, видя установившиеся на территории ромеев порядок и процветание, отнюдь не разделяли страхов своих правителей, втихаря завидуя подданным Алариха.

Ромеи смирились с завоевателями. Вопреки их страхам ланы не стали разрушать сложившиеся устои и порядки, не превратили захваченную нацию в рабов. Более того, они восстановили разрушенные ими же здания, построили новые дороги, сделали вокруг города дополнительные укрепления, а также позволили сохранить населению свою религию и язык. Как тут возмутиться своим положением?

Более того. Новый император даже не стал вырубать священную рощу, а построил в ее центре красивую мраморную беседку, в которой проводил немало времени. Поговаривали, что там он советуется с самой великой и милосердной Верлерадией, и оттого его действия неизменно столь добры и благотворны.

Жизнь налаживалась. Как и предвидел Аларих, браки между жителями Великой Степи и коренным населением стали обычным делом, а потому население новой империи быстро росло.

Сам же Аларих радовал Тиллу цветущим видом и внутренним спокойствием. Лис рад был замечать на лице друга признаки счастья и довольства жизнью. Прошли те времена, когда от снедаемого черной меланхолией вождя в ужасе шарахались самые смелые и преданные военачальники. После посещения Священной рощи Хватка стал гораздо более собран, спокоен, рассудителен и даже добр, конечно настолько, насколько это вообще возможно для человека, довольно успешно правящего огромной империей.

Сам Лис остепенился и теперь со дня на день ждал в своем семействе пополнения. Бывшая жрица нашла подход к сердцу ветреного бойца и сейчас находилась на шестом месяце беременности. Карея убеждала, что будет мальчик, но сам он предпочел бы, чтобы его первым ребенком была девочка. Конечно, подобное желание шло против всех традиций ланов, согласно которым будущий отец просто обязан был мечтать именно о сыне – воине и наследнике, однако Лис и раньше-то никогда не обращал на традиции слишком много внимания. А уж сейчас…

Второй человек империи, один из лучших полководцев, отважный и жестокий степной воин, единственный друг и наперсник молодого императора Тилла Танцующий Лис даже сам себе не мог признаться в том, что бывшая пленница, когда-то рассказывавшая ему такие интересные сказки, глубоко запала в его душу. Так глубоко, что даже в собственном, еще не рожденном ребенке ему хотелось видеть отражение любимой.

Впрочем, даже если вопреки его желанию родится мальчик, это его не расстроит. Просто надо будет продолжать попытки, Лис вовсе не собирался останавливаться на одном ребенке.

– Чему ты улыбаешься? – хмыкнул сидящий рядом Аларих, заметивший блаженную улыбку, с которой его друг наблюдал за своей женой.

– Да так, – пожал плечами Тилла, глядя на исписанный стихами пергамент в руках своего вождя. – Подумал про свою сказочницу.

– Что-то их долго нет, – пробурчал вождь, глядя в сторону зарослей.

– Сказали ждать в беседке, значит, будем ждать, – вздохнул его друг и напарник.

– Да уж, – буркнул Стальная Хватка, скручивая пергамент. – Иногда я сам себя не узнаю. Тилла, скажи, и это мы?

– Тебе что-то не нравится? – встревоженно обернулся друг.

– Нет, – мотнул головой император. – Просто я никогда не думал, что могу быть счастлив без войны. И могу вот так спокойно сидеть, ожидая женщину… Если бы лет пять назад я услышал о подобном, ни за что бы не поверил.

– Да, – хлопнул Тилла по плечу друга. – Чтобы ты да кого-нибудь ждал… Особенно женщину… Как сейчас представляю: давно бы отдал приказ тому же Степному Ветру или Сыну Бури, и в течение трех минут любую тебе приволокли бы за волосы.

– Так и есть, – без улыбки ответил Аларих. – Вот только сейчас, ожидая их, я почему-то гораздо счастливее, чем мог быть тогда, раньше, когда мне стоило лишь мигнуть, чтобы получить любую женщину, которую я только мог пожелать.

– В этом и заключается сила и коварство женщин, – с той же серьезностью заметил Тилла. – Мы охотимся на зверей, завоевываем города и страны, покоряем врагов и кидаем все это к их ногам. А они охотятся за нами, стараясь захватить в плен наше сердце, либо приручают, как диких зверей. Тебе кажется, что все под контролем, ты чувствуешь себя королем мира. Она слаба и беззащитна. Она жертва в твоих руках, но на самом деле жертва здесь ты.

– Ты говоришь это с такой блаженной улыбкой, словно тебе нравится такой расклад, – тихо заметил Аларих, внимательно глядя на Тиллу. – По твоим словам, женщины – чудовища похлеще богов и демонов.

– Так и есть, – кивнул Танцующий Лис. – Они боги, идущие по земле. В них заключается настоящее бессмертие, – и, увидев заинтересованный взгляд Алариха, пояснил: – Я знаю про души и про то, что они дают. Но душа, пусть даже идущая по самому благополучному пути, к самому благорасположенному из богов, несет всего лишь твой отпечаток. А женщины… Карея носит под сердцем моего ребенка. Сына или дочь – неважно. И пусть даже я сгину, встретившись в бою с кем-либо, кто превзойдет меня в удачливости или умении обращаться с оружием, но частичка меня останется жить в этом мире. Мои потомки будут напоминанием того, что я все-таки был в этом мире. Века сотрут с камня письмена и фрески, уничтожат летописи и книги, но моя кровь будет жить. Пора бы и тебе, Ал, задуматься о наследниках.