Тропа Селим-хана (сборник) - Дружинин Владимир Николаевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая

Минуту-две Командор спокойно, небрежно, чуть прищурившись, рассматривал нас.

- Чекисты! Переодетые чекисты! - вдруг закричал он тоненько, почти по-женски. - Сыщики!

Мы вздрогнули от внезапности, от этого визга, но тотчас же овладели собой, недоуменно переглянулись. Я пожал плечами. Словом, мы, кажется, выдержали испытание. Командор захохотал, закашлялся, длинное, ломкое тело его опять замерло на папоротниках.

- Я па-ашутил, - молвил он и улыбнулся кончиками губ.

Потом беседа наша стала более деловой. Командора интересовало, почему мы так долго промешкали. Наши новые союзники уже доложили и причину, сочиненную нами в пути, - натолкнулись на пограничников, пришлось утекать. Командор желал знать подробности. Я разложил карту.

- Ma-алчите! Ма-алчите! - взвизгнул он и задрыгал ногами. - Почему у вас?…

Он показывал на мое запястье, вылезшее из рукава, - на коже краснела ссадина от веревок. И у Корочки остался такой же след. Я забыл о них, совершенно забыл. Вот она как сказалась, наша неопытность.

- Ваши завязали, - проговорил я не совсем уверенно. - Вы приказали им.

«А был ли такой приказ? - думал я. - Может, скрутили нас по собственному почину».

- Ах, да, абса-алютно правильно, - изрек Командор, не спуская с меня глаз. - Что? - встрепенулся он. - Нет, я не приказывал. Соврали. Мужики, знаете, народ пугливый.

Приступ подозрительности как будто кончился. Командор с любопытством потянулся за картой.

- Ва-аенная. Где вы достали?

- Стащил на офицерских курсах.

Я подробно пояснял, как нам двоим удалось запутать преследователей, как охраняется граница, куда высланы поисковые группы и заслоны. Все это была, выражаясь нашим языком, легенда, но звучала она, должно быть, убедительно. Вообще мой бравый вид, планшетка, знание местности и военные познания произвели на Командора впечатление.

- Я лично глуба-ако штатский, - заявил он. - А-аднако, как же вы Новикова, а?

Это свое «а», врастяжку и слегка в нос, он вставлял постоянно. Ободренный вопросом, я ответил:

- Сам виноват Новиков. Напоролся. Я не стал бы стрелять. Вынужден был.

- А-агарчительно. Наделали шума, напортили нам. И чем же вы его?

Я вынул свой пистолет. Отнимет или нет? В то же мгновение на ладони у Командора оказался маленький револьвер, сияющий свежей полировкой.

- Милая игрушка, - он подбросил револьвер. - К са-ажалению, я не умею обращаться.

«Врет», - решил я.

Конечно, десятки вопросов мучили меня. Прежде всего о загадочном субъекте, который должен подать знак. Но не все сразу. «Терпение! - сказал, я себе. - Излишняя любознательность может только повредить. Пусть пока спрашивает Командор».

И он спрашивал. Пришлось рассказать ему все: про беглого курсанта Трофимова и про бывшего продавца сельпо Вальковского, разбазарившего товару на триста пятьдесят тысяч. Корочка застенчиво потупился при этой цифре, словно услышал похвалу, потом сказал:

- Один раз живем на свете, Командор. От зарплаты много ли удовольствия!

«Ловко, - подумал я, - актер!» Но Командору этого было мало; он жаждал подробностей, и Корочка так непринужденно, истово начал сыпать бухгалтерскими и торговыми словечками, что я опять пришел в восторг. Молодец! И мне показалось, он нашел общий язык с Командором. Сразу нашел!

Затем Командор спросил, что мы решили делать дальше. На это ответ был готов давно.

- Уходить, - сказал я.

- Куда?

- Туда, где нас примут.

Он поднялся, сделал несколько шагов в темноту и точно ухнул в яму.

- Пра-ашу!

Мы ощутили под ногами ступени и вошли в землянку. Командор зажег телефонный провод, подвешенный над столиком.

Я заметил: Тишка по знаку Командора оставил для кого-то порцию баранины и водку, к которой никто из нас так и не притронулся. Для кого?

Тишка не спит. Детские губы его шевелятся - молитву читает! Чудно слышать ее из уст юноши. Его сверстники там, на передовой, дерутся, чтобы не пустить фашистов в свой дом, а он - несмышленыш. Я уже говорил ему дорогой, и он, верно, вспомнил это сейчас и шепнул;

- А страшно человека убить.

Я молчал.

- Страшно, - вздохнул Тишка. - И он тоже говорил, - нельзя убивать. Бог не велел.

Кто? Пресвитер в селе? Спросить Тишку? Рискованно при Командоре. Проклятая темнота!

- Младенец, - раздался ленивый голос с противоположных нар, - не мешай людям спать!

Здесь была сырость, смешанная с горьковатым духом хвои, брошенной на топчаны, как в землянке переднего края; только эта была старая, покосившаяся, сооруженная, видимо, давно, во время каких-нибудь войсковых маневров.

Тишка - он выполнял обязанности вестового при Командоре - принес нам ужин: баранину, поджаренную на костре, и бутылку чачи, домодельной виноградной водки.

- Угощайтесь, - молвил Командор. - Я са-авершенно не употребляю. В моем деле, - он протянул пальцы с кольцами, - нельзя. А-аттражается на работе.

Мы понимали, какую «работу» имеет в виду Командор - известный на юге казнокрад и потомственный «медвежатник» - взломщик несгораемых касс.

Ночь мы провели в землянке с Командором и Тишкой. Все пока шло как нельзя лучше. Похоже, настороженность Командора улетучивается; я ему нужен, определенно нужен, с моей картой, знанием местности. Он возлагает какие-то надежды на меня. Какие? Я сдерживал себя; вопросы мои так и не были высказаны в тот вечер. Они множились, пока я лежал на топчане и слушал возню мышей за стенкой. Знает ли эти леса Командор?

«Все вопросы на утро», - приказал я себе.

Однако утром мои планы опять нарушились. Мы с Корочкой еще пили кипяток, закусывая вареной свеклой, а Командор сидел на койке полуодетый и чистил ногти, как снаружи зашумели. На порог влетел Тишка; он тер глаза, и басок его спросонья был густой и хрипловатый.

- Прокурора привели! - выдавил он.

Мы выскочили из землянки все - Командор со спущенными помочами - и на ходу узнавали от Тишки подробности. Прокурор ехал в таратайке из Хопи; караульщики схватили его, доставили сюда. Вот еще история!

Из оврага, примыкавшего к стойбищу, неслись крики. Спускаясь, я узнал Анисима с берданкой, Мусу Арджиева. А в центре группы и в самом деле стоял районный прокурор Мисян, мой добрый знакомый.

- Застрелят его! - вырвалось у Тишки; и он, качнувшись, ткнулся мне в бок.

Мисян - низенький, черный, как жук, только большой, с горбинкой нос белел на лице - молчал, глядя исподлобья на бушующих бандитов, и грыз семечки. «Молодцом держится», - отметил я про себя. А они в самом деле требуют казни. Муса подбежал к Командору и закричал:

- За что семь лет? За что? Закон постановил - четыре года, а он - семь лет мне…

- Кудахтать нечего, - крикнул один из группы. - Кончай базар!

Он выругался и щелкнул затвором ружья. Этот вполне отвечал моему представлению об уголовниках: нездоровое, серое лицо, ненавидящие, воспаленные глаза.

Сейчас Мисян увидит меня. Узнает? Вряд ли. И все равно, я должен выручить его. Каким образом? Атмосфера накалена, кое-кому не терпится свести свои счеты с прокурором. Я обернулся к Командору.

Он замедлил шаг, вслушивался, растерянно поднял один ремешок помочей, другой остался висеть. «Я глуба-ако штатский», - вспомнилось вдруг. Нет, аферист, растратчик не хочет брать на себя еще «мокрое дело» - так именуется на жаргоне преступников убийство. Явно не хочет. Но ему трудно, власть его, видимо, не очень-то прочна, и он теперь поддержит меня… Я шагнул вперед и крикнул:

- Минутку тишины!

Мисян выплюнул шелуху и поднял голову. Узнал? Брови его зашевелились… Потом густые, сине-черные брови резко сошлись, он бросил в рот семечко и стал жевать; под кожей с силой заходили скулы.

- Разум у вас есть? - начал я. - За прокурора, если кто попадется, расстрел обеспечен.

- А-абсолютно верно, - услышал я.

- Отпустить надо прокурора, - продолжал я еще увереннее. - Завязать глаза и вывести подальше отсюда. Но условимся с ним: если кто угодит за решетку и получит по самой высшей норме, - тогда пусть на себя пеняет.

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая