Бессмертный (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 51

• Предыдущая
• 51/98
• Следующая

Но я тоже уперлась и обсуждать эту тему не собиралась.

— Ты придумываешь!

— Морган, — Эшли как-то устало вздохнул, — давай так, я просто скажу тебе то, что думаю, и не стану ни на чем настаивать, а ты, также просто, меня выслушаешь. Как поступать дальше, дело твое.

Предложение звучало заманчиво.

— Валяй, — разрешила я.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь, — начал он без обиняков, и я вынужденно кивнула, — но я не слепой и не дурак. Когда вы находитесь с Александром в одном помещении, между вами разве что искры не летят, — я уже открыла рот, чтобы возразить, но Эшли меня заранее остановил: — Дай мне закончить, пожалуйста, — я сдалась и заткнулась. — Я еще никогда не видел двух людей, так подходящих друг другу. Что бы я сам к тебе ни испытывал, я понимаю, что когда чувства двоих взаимны, третий должен уйти.

— Ничего у нас… — не сдержалась я.

— Морган, — попросил Рис с нажимом в голосе. — Это ведь заметно, то, как вы смотрите друг на друга… У Александра был непростой период после развода с женой, не знаю, говорил ли он тебе.

Я сделала в воздухе неопределенный жест:

— Слышала что-то мельком.

— Так вот, я знаю Александра давно, и впервые после его разрыва с Элизабет, я вижу, чтобы он так на кого-то смотрел.

— Он привлекательный мужчина, я привлекательная женщина, — пробормотала я, — подумаешь, смотрим.

— Морган, — не повелся Эшли на это объяснение, — ты поняла, о чем я. Будь добра, не унижай меня глупыми отговорками.

Я поджала губы, чувствуя себя пристыженной. Рис тоже замолчал, кажется, он высказал то, зачем пришел.

— Так чего ты хочешь? — спросила я через некоторое время, убедившись, что сам Эшли больше ничего не скажет.

— Я? — он как-то грустно улыбнулся. — Я хочу, чтобы два дорогих мне человека, небезразличных друг другу, перестали валять дурака и были счастливы.

Я хмыкнула.

Легко сказать — перестали валять дурака. О каком счастье он говорит? О сказочной утопии? Поддаться чувствам, слабости, ради чего? Ради скоротечного романа, которому все равно не суждено перерасти в нечто большее? Мое назначение подойдет к концу, и я вернусь на Землю, и нога моя никогда не ступит на Лондор.

Не Александр виновен в смерти Никки, но я никогда не смогу простить его родину за «Тринадцатилетнюю войну», за брата, за тысячи моих соотечественников, погибших из-за жажды власти Лондора. Не прощу, не смогу, не сумею, эта заноза, эта боль въелась в меня слишком глубоко, проросла и пустила корни.

Мне стало так грустно, наверное, я бы заплакала, умей я это. Моральный инвалид, вот я кто, не способный на истинные чувства, ведь говорят, когда любовь настоящая, ей не помеха ни время, ни расстояние. Вот только «Тринадцатилетняя война», в каком бы далеком прошлом ни была, для меня никогда не исчезнет.

Наверное, что-то такое промелькнуло в моем лице, потому что Эшли испугался.

— Морган, что с тобой? Ты в порядке?

— В порядке. В случайном, — неудачно пошутила я, но Рис даже не улыбнулся.

Я видела в его глазах сочувствие и искреннее желание помочь. Еще один хороший человек, сердце которого я разбила и даже не заметила…

— Я чего-то не знаю? — мягко спросил Эшли. — Для твоего поведения есть причины? Ты можешь мне рассказать.

Я дернула плечом.

— Нечего рассказывать. Ничего нового ты не узнаешь.

Рис понял сам.

— Лондор-Земля?

— Эшли, если я дам слабину сейчас, потом я вообще не выдержу, — выпалила я в порыве внезапного откровения. — Вы все лондорцы, я не могу. Это… это как предать память брата!

— Да-а, — протянул Рис, оторвался от стойки и сложил руки на груди, задумался. — Я не уверен, что имею право тебе это говорить, — сказал он через некоторое время.

Я сидела, изучая сцепленные на столе руки, теперь же оторвала взгляд, посмотрела на Эшли.

— Не уверен, не говори, — логично заключила я.

— Ну, это не тайна, — все же решился он, — всем на «Прометее» это известно.

— Тебе удалось-таки меня заинтриговать, — призналась я. — Я тебя внимательно слушаю.

— Морган, ты знаешь, что случилось с родителями Александра?

Вот такого поворота я точно не ожидала.

— Не знаю. Вроде бы, он говорил, что они погибли. Несчастный случай?

— Несчастная «Тринадцатилетняя война».

Я задохнулась.

— Но…

— Этого не может быть, потому что он не ненавидел тебя изначально за то, что ты землянка? — я неуверенно кивнула. — Я не хочу сейчас поднимать политические причины «Тринадцатилетней войны» и ее события, — продолжал Эшли. — Я только хочу сказать, что Александр остался без семьи, когда ему не было даже четырнадцати. И вот его жизнь действительно сломала эта война, лишила родителей и детства, но он сумел это пережить и пойти дальше. Если постараешься, ты тоже сможешь.

После этих слов Эшли поднялся, по-дружески хлопнул меня по плечу, и направился к выходу.

А я так и сидела, смотря ему вслед, и думала, думала.

Я поймала его в коридоре возле кабинета. Было уже поздно, но я знала, что Александр будет сидеть там до поздней ночи, доделывать отчеты. На следующий день мы прибывали в пункт назначения, станцию Альбера, где он должен будет передать все документы своему командованию.

Я могла бы постучать и зайти, но вместо этого прождала под дверью почти час. Просто стояла в излюбленной им позе, подперев плечом стену и скрестив руки на груди, и смотрела в пол.

Замок щелкнул, и дверь поехала в сторону.

— Морган? — удивился Александр, увидев меня. — Давно ты здесь?

Не «что ты здесь делаешь». Как ему удается читать меня между строк?

Я передернула плечами.

— Некоторое время.

Тайлер поджал губы, смерил меня взглядом и предложил:

— Войдешь?

Я покосилась на все еще открытую дверь кабинета. Воспоминание того, что случилось в прошлый раз, все еще преследовало меня.

Александр понял меня правильно, поднял руки ладонями от себя:

— Обещаю, я к тебе пальцем не притронусь. Не делай из меня маньяка.

Я кивнула, соглашаясь. Маньяк, очень смешно. Я больше боялась не его действий, а своих.

Мы оба вошли в кабинет. Я села на стул для посетителей, Тайлер на край стола, но при этом оставил между нами довольно большое расстояние.

Он молчал. Все правильно, ведь это я пришла, стало быть, мне и начинать.

— Эшли рассказал мне о твоих родителях, — Александр все еще не произносил ни слова, не удивился и не разозлился, просто принял к сведению. — Почему ты не сказал?

— Зачем?

— Затем, что я так упорно твердила о своей потере, а ты должен ненавидеть «Тринадцатилетнюю войну» не меньше меня.

Тайлер просто смотрел на меня, не отводя взгляда, прямо и открыто.

— Я ненавижу любую войну, — сказал он. — И ту, что сейчас заварила Карамедана, ничуть не меньше.

— Но твои родители…

— Морган, старые раны обладают особенностью зарубцовываться, если не иметь привычки ковырять в них чем-нибудь острым изо дня в день. Ты лелеешь свою боль потери, будто это что-то бесценное, я так не хочу, не хочу возвращаться в прошлое, меня интересует настоящее.

Теперь настал мой черед молчать. Я уже не знала, зачем я пришла сюда, что хотела сказать.

Но, кажется, у Александра появилась потребность высказаться, потому что он продолжил:

— Пойми, я не романтик с большой дороги. Я не готов валяться у тебя в ногах и петь серенады. Ты важна для меня, но я не могу тебя вытащить из той ямы, куда ты сама себя загнала. Вспомни ущелье на Сьере, я не смог бы тебя вытащить, если бы ты мне не доверилась. Здесь то же самое. Люди либо обоюдно идут навстречу, либо нет.

— Если бы не «Тринадцатилетняя война»…

— Да что ты заладила?! — мне все же удалось вывести его из себя, от того как он в сердцах долбанул по столу, у меня чуть не заложило уши. — Все это не важно. Ни кто откуда, ни что будет потом. Ты либо чувствуешь, либо нет. Всё! — Тайлер замолчал, давая себе возможность остыть, и продолжил уже спокойнее: — Как же вам, землянам, промывают мозги…

• Предыдущая
• 51/98
• Следующая