Шелкопряд - Гэлбрейт Роберт - Страница 4

• Предыдущая
• 4/110
• Следующая

Она почти приглашала Страйка потешиться с ней вместе над ее мужем, подобно тому как матери порой изображают, будто гордятся дерзостью своих отпрысков.

– Кто такой Кристиан Фишер? – спросил Страйк, заставляя себя сосредоточиться.

– Издатель. Молодой парень, но так поднялся, куда там.

– Вы звонили Фишеру, чтобы узнать адрес этого дома отдыха?

– А как же, целую неделю названиваю и слышу одно: ваше сообщение записано, вам перезвонят, – а телефон молчит. Я думаю, это Оуэн запретил им говорить, где схоронился. Но вы-то из Фишера вытянете адресок. Я о вас много хорошего слыхала, – добавила она. – Это ведь вы раскрутили убийство Лулы Лэндри, когда полиция оплошала.

Каких-то восемь месяцев назад у Страйка был один-единственный клиент, бизнес находился на грани краха, виды на будущее не обнадеживали. Но на процессе с участием представителей Королевского прокурорского надзора он сумел доказать, что юная знаменитость не покончила с собой, а была сброшена с балкона четвертого этажа. Известность пришла мгновенно: бизнес тут же пошел в гору, а Страйк сделался самым знаменитым частным сыщиком во всей столице. Джонни Рокби теперь оказался всего лишь примечанием к этой истории; Страйк создал себе имя, которое, впрочем, многие умудрялись исковеркать…

– Я вас перебил, – сказал он, изо всех сил стараясь не потерять мысль.

– Разве?

– Конечно, – подтвердил Страйк, с прищуром глядя на закорючки в блокноте. – Вы сказали: «Во-первых, Орландо ждет, во-вторых, у меня дел по горло, а в-третьих…»

– Ах да, – вспомнила женщина, – после его отъезда обнаружилась какая-то дикость.

– Какая именно дикость?

– Дерьмо, – буднично сообщила Леонора Куайн, – в щели для почты.

– Кто-то протолкнул в дверную прорезь экскременты? – не понял Страйк.

– Вот именно.

– После того, как пропал ваш муж?

– Ага. Дерьмо собачье, – уточнила Леонора, и Страйку на миг почудилось, будто она так припечатала собственного мужа. – Причем не однажды, а раза три-четыре, по ночам. Вот мне радости-то было с утра пораньше. Да еще бабенка незнакомая в дверь стучалась.

Она умолкла, ожидая дальнейших расспросов. Похоже, ей было приятно, что из нее вытягивают информацию. Страйк давно подметил, что люди одинокие бывают только рады завладеть чьим-нибудь безраздельным вниманием и всячески стараются продлить это редкое удовольствие.

– Когда же к вам в дверь стучалась незнакомая женщина?

– На той неделе. Пришла – и Оуэна спрашивает; я ей: мол, нету его, а она такая: «Передайте ему, что Анджела умерла» – и увеялась.

– Эта женщина точно была вам незнакома?

– Никогда в жизни ее не видала.

– А особа по имени Анджела вам знакома?

– Нет. Но вокруг него, бывает, поклонницы вьются. – Леонору вдруг понесло. – Одна, к примеру, повадилась ему в письмах фотки свои присылать, на которых одета точь-в-точь как его героиня. Те, кто ему письма пишут, начитались его книжек и возомнили, будто он их понимает. Вот дурехи-то, а? Это же все выдумки.

– Поклонницы, как правило, знают домашний адрес вашего мужа?

– Нет, откуда? – удивилась Леонора. – Может, это студентка была или еще кто. Он изредка лекциями подрабатывает.

В кабинет вошла Робин с подносом. Поставив кофе перед Страйком и чай – перед Леонорой Куайн, она тут же удалилась и плотно затворила за собой дверь.

– Больше никаких странностей не происходило? – спросил Страйк. – Просунутые в щель экскременты, визит этой женщины?

– Еще за мной, кажись, следили. Дылда какая-то, чернявая, сутулая, – продолжила Леонора.

– Но это была не та же самая женщина, которая…

– Да нет, которая в дверь ломилась – та кубышка. Волосы длинные, рыжие. А эта – чернявая и как бы горбится.

– Вы уверены, что она за вами следила?

– Вроде да. Я ее раза два-три засекла. Она не местная, у нас в Лэдброк-Гроув таких нету, сама-то я тридцать лет там живу.

– Ясно, – протянул Страйк. – Вы, кажется, упомянули, что ваш муж был в расстроенных чувствах? Что же его огорчило?

– С агентом повздорил.

– На какой предмет, не знаете?

– На предмет книжки своей, самой последней. Лиз – агент его – поначалу говорила, что это шедевр, а потом, буквально через день, приглашает его поужинать и заявляет, что печатать такое нельзя.

– Почему она так резко изменила свое мнение?

– Это вы у нее спросите. – Леонора впервые разозлилась. – Понятное дело, он потом на стенку лез. И немудрено. Два года над этой книгой корпел. Пришел он домой – и прямиком к себе в кабинет, схватил все в охапку…

– Что конкретно он схватил?

– Да книгу свою, то бишь рукопись, черновики, все, что было; бранился на чем свет стоит, запихнул бумаги в сумку – и поминай как звали. Больше я его не видела.

– У него есть мобильный телефон? Вы не пытались ему позвонить?

– Пыталась, да он трубку не берет. Он вообще не отвечает, когда вот так с места срывается. А однажды мобильник свой из окна машины выкинул, – сообщила Леонора, опять с нотками гордости за вспыльчивость мужа.

– Миссис Куайн, – начал Страйк, чья любовь к ближнему (что бы он ни говорил Уильяму Бейкеру) имела свои границы, – буду с вами откровенен: мои услуги стоят недешево.

– Понятное дело, – невозмутимо сказала Леонора. – Лиз вам заплатит.

– Лиз?

– Лиз… Элизабет Тассел. Агент Оуэна. Это по ее милости он сбежал. Пусть из своих комиссионных возьмет. Мой муж для нее – золотое дно. Она всяко захочет его вернуть, когда поймет, что натворила.

Страйк не разделял такой уверенности. Он бросил в чашку три куска сахара и залпом выпил кофе, пытаясь прикинуть, как подступиться к этому делу. Леонора Куайн вызывала у него безотчетную жалость: она, похоже, привыкла терпеть истерики мужа, смирилась с тем, что у нее молчит телефон, и полагала, что за любую помощь нужно платить. Если отвлечься от некоторой эксцентричности ее манер, в ней сквозила воинствующая честность. И все же, с тех пор как дела Страйка пошли в гору, он беспощадно отсекал невыгодные контракты. Те немногие просители, которые поверяли ему душещипательные истории, рассчитывая, что собственный тяжкий опыт Страйка (описанный и раздутый газетами) заставит его поработать на них бесплатно, уходили ни с чем. Но Леонора Куайн (она уже расправилась со своим чаем не менее лихо, чем Страйк – с кофе) встала с таким видом, будто все условия и расценки уже полностью согласованы.

– Пойду я, – сказала она. – Не хочу Орландо надолго оставлять. Девочка и так без папы тоскует. Я ей пообещала, что найму человека, который его отыщет.

За последние месяцы Страйк не раз помогал состоятельным молодым женщинам собирать компромат на банкиров-мужей, утративших былую привлекательность после финансового кризиса в Сити. Теперь его грела мысль о том, чтобы сделать для разнообразия нечто противоположное: вернуть жене мужа.

– Ну хорошо, – сказал он и, зевнув, придвинул к ней блокнот. – Мне понадобятся ваши контактные данные, миссис Куайн. И фото вашего мужа тоже не помешает.

Округлым, детским почерком Леонора внесла в блокнот свой адрес и номер телефона, но просьба о фотографии, по всей видимости, ее удивила.

– А фотка вам для чего? Он же в этом писательском доме. Попытайте Кристиана Фишера – пусть расскажет, как туда добраться.

Не успел Страйк, измотанный усталостью и болью, выбраться из-за письменного стола, как посетительница уже выскользнула в приемную. Он услышал, как она скупо бросила Робин: «Спасибо за чай», потом стеклянная дверь, ведущая на площадку, резко распахнулась и тут же захлопнулась с легкой вибрацией; новая клиентка исчезла.

Страйк опустился на диван в приемной. Это был почти новый предмет обстановки, стоивший немалых денег: он пришел на смену старому, разбитому, приобретенному в свое время из вторых рук. Диван, обтянутый искусственной кожей, которая подкупила Страйка в мебельном магазине, издавал неприличные звуки, если сидящий делал резкое движение. Помощница Страйка, высокая, статная, цветущая, с лучистыми серо-голубыми глазами, – пристально вгляделась в своего босса поверх кофейной чашки.

• Предыдущая
• 4/110
• Следующая