Охота на оборотня - Илларионова Алина - Страница 28

• Предыдущая
• 28/103
• Следующая

— Ни за что! Симка не пойдёт! — эльф шутливо сотворил охранный жест от нечисти. — Про мышей-оборотней я уже наслушался, хватит. Алесса… А ты где грамоте обучалась? В каком городе жила?

— В деревне! Сам посуди, кто б меня в городе научил травы распознавать?

Эльф нахмурился, обижено пнул ступеньку.

— Не хочешь говорить — не надо, только не ври! Не похожа ты на деревенскую, стать не та… Это то же самое, что запрячь в плуг косулю вместо тяжеловоза… хотя характер у тебя упрямый как у ослицы!

Алесса хотела привычно нагрубить в ответ, но вместо этого почему-то сказала совсем другое:

— Ты прав и не прав одновременно. Я действительно выросла в деревне, но где родилась, не знаю. Я — подкидыш.

Эльф искоса на неё глянул, но спрашивать больше не стал, и Алесса была ему за это благодарна. Попрощался и ушёл, но не в сторону дома. По своим капитанским делам, наверное. «Не стоит бояться Берена. Он суровый, но справедливый, да и мы с Мартой в обиду не дадим… Ты мне веришь?» А верить хотелось. Надоело убегать и скрываться, чередовать лесные опушки и щедрые на травы поляны. Опускать глаза перед криво писанными по подгнившему горбылю названиями деревень — слишком много, всех не упомнить. Вздрагивать от слова «облава». Если сам капитан стражи обещал защиту, быть может, поймут и другие? Стоит пересилить себя и рискнуть. Рассказать и…

«Мы будем гулять, где захотим. Не таясь! Свободные! Может…»

«Нет!»

«Мрр… Жаль»

Знахарка отперла дверь и зашла в полумрак аптеки. Заботливая Марта оставила на прилавке чадящую толстенную свечку, позабыв, что кошка Алесса видит в темноте. Девушка, посмеиваясь, шагнула за дверь к деревянному засову. Вот тут всё и случилось. Запнулась правой ногой обо что-то тяжёлое, злобно лязгнувшее, и, не удержав равновесия, с визгом растянулась в холодной луже на полу. Рядом, мстительно позвякивая железной ручкой, каталось опустевшее ведро.

— Ох, Леська! — заголосила выскочившая из сеней травница, — тебя как угораздило?

— Ты зачем под дверь ведро поставила? Убить меня решила? — шипела знахарка, поднимаясь с колен и светя на Марту позеленевшими злыми глазами. Теперь ночью ей придётся перекинуться, чтобы залечить синяки.

— Что ты, что ты! Раздевайся давай, пока не обожглась!

— Скорее, замёрзну! — негодовала знахарка, встряхивая шубейку. — Вода ледяная!

— Так она ж святая!

— Та-ак… Марта, я не боюсь ни храмов, ни храмовой дребедени! И серебра тоже! Вот на костёр не хочу! Ты меня уже год, как знаешь! Козья вошь, на метаморфов эти суеверия не распространяются! Тебя вообще кто надоумил?

К идее повесить ведро прямо над входной дверью приложила ручку затейница Марика. Таким мудрёным способом она недавно отвадила гульнувшего налево Риерта. Сработало как следует, и любовный пыл мигом охолонул под струями ледяной водицы. Не святой, правда, а обычной, слегка замутнённой помывкой пола. Теперь молодица ходила по гостям и проповедовала чудодейственный способ уничтожения нечисти. Мол, если стража не справляется, так мы и сами с зубами!

— Говорит, ежели нечисть ночью в дом полезет, так храмовая водица его и испарит! Тю-тю, вот… Хотела тебя дождаться да ведро повесить, а ты… эээ… Какая же ты нечисть, коли святого не страшишься? — последнюю фразу Марта выпалила скороговоркой и недоумённо потрясла головой.

— Не знаю, Марта. Просто Леська из леса, подкидыш-оборотень.

Травоцвет 1416 года начался с тревожных вестей из Нагорицы.

— В столице-то, грят, всех ельфей да гнумов на воротах вздёрнули! — удивлённо и недоверчиво рассказывал вернувшийся оттуда мельник.

Жители трёх соседних деревень — Ивлинки, Вилейки и Закомаринки — обступили стоящего на телеге мужика. Как же, вести из города! До провинциального центра было три дня пути, и селяне ездили туда нечасто. Далеко не каждый мог себе позволить такую роскошь как лошадь, поэтому, если кто по надобности решался на «дорогу дальнюю», крестьяне просто говорили, что кому привезти. Мельника ждали с нетерпением, но тот вернулся обратно только со своими нераспроданными мешками.

— Говорят, все улицы кровищей залили! — продолжал мужчина. — А в Нагорице — бардак! Воины Анператорские там квартируются, нас на войну призывают!

— Какая-такая война? — ахнули селяне.

— Да шушель знает! То ли ельфы напали, то ли мы на них! Ополчение в городе собирается, глядишь, и сюда припрутся!

Крестьяне зашумели, женщины и дети всхлипывали, а кузнец Венимир думал. Не умеют они воевать, только вилами да лопатами работать. Кто к солдатам пойдёт, назад уже не вернётся. Позапрошлая зима унесла на вьюжных крыльях жизни стариков и малышей, теперь война явилась за ними, мужчинами. Если так пойдёт и дальше, деревни совсем опустеют… Венимир поцеловал жену Мелиссу в затылок, потом решительно её отстранил и стал пробираться сквозь толпу к телеге.

— Послушайте! — закричал он, оттеснив мельника. — Послушайте!!! Не пойдём мы никуда! Если Император крови хочет — пускай сам её и проливает! Нам-то какое дело?!

— Тебя и не спросят! А перечить начнёшь — высекут, и — в телегу!

— Не достанут! — и в наступившей тишине принялся объяснять. Город — там, — он махнул рукой на север, — а мы — здесь! — и ткнул пальцем в пол телеги. А между нами — Вилейка! Сожжём оба моста, как они до нас доберутся? У Вилейки течение — ого-го, а брод далековато будет, да и не знают они его. Что скажете?

Сперва селяне не поняли, а потом по толпе зашелестел шепоток, всё громче и громче, и, наконец, перерос в рёв. Спасение!

— Молодец, Венимир!

— Не будем воевать сами не зная, за что!

— Анператора — к шушелю!

Мосты не сожгли, а разрубили практически в щепки — побоялись, что из города будет виден дым. Перед этим староста и Венимир перебрались на другой берег и, ведя под уздцы одолженных у соседей коней, двинулись в сторону города.

И осталась Мелисса одна с шестилетней Стасей на руках. Прошла неделя, одинокие серые дни тянулись друг за другом, а муж всё не возвращался. За рекой, правда, было спокойно, воины под алым императорским стягом в Вилейку не стремились.

Тем памятным утром Мелисса, как обычно, проснулась, поцеловала в лоб дочку и собралась пойти в хлев. Корова, помня о заботе, которой была окружена во время болезни позапрошлой зимой, вообразила себя самым необходимым на свете животным и стала диктовать свои правила, а именно — перенесла дойку на более раннее время. Мелисса обула стоптанные чирики, набросила на плечи платок, да так и замерла в проходе. На пороге, закутанный в тряпьё, лежал ребёнок. Совсем маленький, не больше месяца, круглая головёнка покрыта тёмным пухом. Женщина выглянула во двор — никого.

Ребёнок открыл глазки и внимательно посмотрел на селянку. Посмотрел не по-детски серьёзно. Мелисса вздрогнула: ей показалось, что голубые глаза на мгновенье засветились и погасли. Может, это просто проделки восходящего солнца?..

— Ку-ка-ре-ку, ну-ка — на реку!!! — заголосил бард Петька.

— Му-у-у!!! — гневно подтвердила корова.

— А-а-а!!! — запротестовал малыш.

Мелисса решилась. Подхватила вопящего младенца и, наплевав и на петуха, и на рогатую эгоистку, пошла обратно в дом.

Судьба — богиня незаурядная, она может или щедро одарить или отобрать сразу всё, но тот день оказался для селянки исполненным приятных сюрпризов. Ночью вернулся Венимир, мокрый, грязный и уставший, но с хорошими новостями — солдаты прознали о том, что в Вилейке был голодный мор, и деревню решили обойти стороной. К тому же, он не был против найдёныша: как-нибудь прокормят, а что сказать соседям — придумают.

Осмотрев тряпки, в которые была завёрнута девочка, Венимир нахмурился: тёплая плотная ткань явно кому-то раньше служила дорожным плащом. Несмотря на то, что сейчас она была покрыта ровным слоем пыли и потеряла первоначальный цвет, высокое качество ткани мужчина заметил сразу. Тот или та, кто раньше носил накидку, был не из числа простолюдин. Что ж, ясно одно — бывшему владельцу плаща ребёнок не нужен, и тряпки полетели в печь. От греха подальше…

• Предыдущая
• 28/103
• Следующая