По ту сторону отражения - Джейн Анна - Страница 102
- Предыдущая
- 102/153
- Следующая
– И как она тебе? – странно, но монолог медвежонка меня успокаивал, как сладкое снотворное.
– Плохо. Мне кажется, я ненавижу ее так же, как и Кея, – прошептала я, и поняла, что мой голос переполнен злостью. Теперь было понятно, почему Лескова просила, чтобы я выбрала Кея. Она просчитала, что я думаю, будто их двое. Двое братьев-близнецов, ненавидящих друг друга. Или Арин ей об этом сказал, что вернее. Она запутывала меня целенаправленно. Говорила, что Антон – последняя сволочь, а Кей – прекрасен и добр. Ведь если бы я выбрала солиста «На краю», а не его простого братика, тогда бы Кейтон по правилам своей игры бросил меня. Вот же сучка. Но ничего… теперь ей точно достанется Кейтон во всей своей красе – я его видеть и слышать не желаю. Никогда. Пусть он дальше любит свою мерзавку, а я… а мне хватит того, что я буду просто жить.
И проклинать этих двух, нет, трех Nзапрещено цензуройN сволочей – Арина тоже.
– О, Кей возвращается. Рэн отправил мне смс, что через пару минут будет, а они с Кеем вместе едут, – почти обрадованно выпалил мальчик-медвежонок. – Сейчас вы с ним сможете поговорить. И все друг другу скажете. Ты все ему скажешь.
Я вновь едва смогла вдохнуть воздух. Нет! Не желаю видеть его! Никогда!
Сухая пустыня в животе разрасталась и уже доставала до солнечного сплетения, окаймленного обидой и горечью, как бархатное.
Господи, не хочу ничего о нем знать. Пожалуйста, пусть он меня не увидит.
– Не говори, что я здесь была и все узнала! – испуганно прокричала я и почувствовала себя настоящим кроликом, за которым объявили охоту господа тигры. – Фил, прошу тебя, не говори, что я знаю насчет его игры! Хочешь, – вдруг вспомнился мне печальный опыт Алины, – я на колени встану?
Гитарист такой перспективы явно испугался. В глазах явственно промелькнуло сострадание – не жалость, а именно человеческое сострадание.
– Нет, что ты, Катенька! – воинственно отозвался парень. – Я не скажу! Я думаю, это будет справедливо. Пусть будет, как ты хочешь. Тогда пошли быстрее, тебе нужно покинуть студию до тех пор, пока Кей и Рэн не выйдут из лифта. Они уже в здании.
Я кивнула, и мы почти побежали. По пути встретили Андрея, но он меня не узнал, продолжал раздавать какие-то ценные указания по поводу мониторов на сцене. Мне иногда вообще кажется, что парень работает больше всех остальных здесь.
Точно. Остальные играют в запретные игры.
Да уж. Уродливые игры. Только бы успеть, не встретить его!
И мы едва успели. Потому, как только я и медвежонок забежали за угол широкого коридора, покинув студию, двери лифта почти бесшумно распахнулись, и я услышала шаги, голос Кея и смех Рэна.
– Мне пора, ты найдешь дорогу? – шепнул мне Фил. Я кивнула.
– Не отчаивайся, Катя. Ты сможешь обрести то, к чему стремишься.
Я снова кивнула. Кролик, отчаянно прижимающий уши к голове, станет тигром. Я отойду от этого и отомщу Кейтону, а потом сотру его из памяти.
Филипп забавно сжал оба кулака, словно говоря мне: «Вперед, Катька!» и, еще раз внимательно на меня посмотрев, вышел к одногруппникам.
– Ты что там лазаешь? – тут же насмешливо сказал ему брат, забыв поприветствовать.
– Гуляю, – как можно более равнодушно ответил Фил. – Жду тебя, опоздавший.
– Это ты раньше приперся, малыш, – тут же отреагировал его близнец. – Я тебе сто раз это говорил.
– Не дыши на меня перегаром! – тут же потребовал Филипп.
– Не дыфи на меня пефегавом, – передразнил его, по обыкновению, братишка, – а чем на тебя дышать? Твоим любимым одеколоном? Прости, я еще не опустился до той степени, когда хлебают одеколоны.
– Здорово, – услышала я спокойный голос Кея, решившего поздороваться с гитаристом в отличие от Рэна. Сердце мое непроизвольно сжалось. Он тут, он рядом, он здесь. Что же ты сделал со мной, Кейтон?
Кейтон – два козла в одном.
Ты разодрал мое сердце на две равные половинки и забрал клей. Как же мне теперь соединить их воедино? И почему из-за тебя на моем сердце должен быть шрам?
– Кей, мне нужен Келла. Где он, не подскажешь? – тут же спросил Фил. – Он мои новые медиаторы куда-то дел.
– Подскажу, – усмехнулся он, – он уехал на пару дней со своей королевой.
Ах, да, они на своем теплоходе, играют в игру «кто кого обманет» и одновременно в «выиграть наследство тети Эльзы».
– А твоя королева? Игра идет? – вдруг спросил Рэн. – Водишь девочку за прелестный носик?
– Пошлите уже, – тут же занервничал Филипп – и я понимала его. Он знает, что я все слышу. Благородный… Я думала, что Арин тоже благородный.
Ага, как влюбленный вампир из книжки.
– А что моя королева? – слегка удивился блондин. Их голоса слышались хуже и хуже – парни уходили.
– Она все еще любит маленького мальчика Антошика? – радостно спросил старший близнец. Вот еще один сын козла. Тебе-то какая разница?
– Любит, – серьезно отозвался солист «На краю». – Она любит глупого стремного Антона. Яркий и крутой я ей не в кассу. – Особенно выделил он местоимение «я» в этой фразе.
– Можно подумать, Антон – это не ты! – засмеялся пришедший с Кеем близнец. – Может быть, тебе стоит провести с девочкой ночку? Свечи, цветы, белоснежные простыни – романтика и все такое. Малышки ее типажика на это ведутся. Тогда Кей не будет в пролете.
– Может быть, – в голосе солиста «На краю» появилось предостережение, словно он не хотел продолжать эту тему.
– Девочки же любят, когда ты с ними играешь в романтику, а? – засмеялся Рэн.
– Любят.
Любят. Девочки всегда кого-то любят.
Мне, совершенно не в тему, захотелось обнять Антона, потому что мое тело вспомнило, что оно чувствовало, когда он был рядом. Только моя обида, стремление прятаться и выжидать, а также почти священная злость оказались намного, намного сильнее этого чувства, и почти тут же затушили его. Во мне полыхал целый пожар, сжирая все светлые мысли относительно какой-то там никчемной любви и прочего вранья.
Обнять? Не-е-е, прошло то время, когда я хотела тебя обнять, малыш. Если только обнять, а потом задушить голыми руками, мерзкого удода! Да как он смел мне врать! Я – не игрушка. Я – живой человек.
Томас, наверное, был не прав в том, что нет только плохого и только хорошего. Кей – только плохое. Да какое там синее и красное – в нем мирно сосуществует лишь два оттенка черного: самый черный и чернее ночи!
– Она милашка – я люблю таких, – продолжал разглагольствовать Рэн, но я почти не слышала парня. – Я ж не зря говорил, что она хорошая девочка. Скромная и наивная – а такие самые лучшие ученицы в…
– Давайте сменим тему, – вмешался в разговор голос Фила – ну просто не парень, а золото. Я так и не узнала, про какую учебу говорит его близнец. Хотя догадывалась.
– Давай ты заткнешься? – с ходу предложил ему брат.
– Давай ты научишься обходиться без жаргонизмов? – напыщенно спросил второй близнец.
– А давай без давай? Кстати, ты пил таблетки, которые…
Их голоса почти стихли, но я еще минут десять стояла в коридоре, прислонившись спиной к стене, чувствуя ее холод и хороня своих бабочек.
Отчего-то обиднее всего было за них, чем за себя, – они оказались никому не нужны.
Отлетались, бедняжки.
Бабочек нет. Умерли, сломали крылья, задохнулись в пыльной пустынной буре. А ведь я подозревала, что моя новая любовь будет ничем не лучше прежней.
По-моему, она оказалась намного хуже.
Огонь, смешиваясь с обжигающим песком пустыни, во мне продолжал бушевать – слова Кея и его друга лишь раззадорили пламя, сделали ярче и выше, только цвет огня вдруг поменялся с красно-оранжевого на прохладно-синий. Ледяной огонь, вот что терзало мое сердце сейчас и требовало мести, в противном случае грозя разлететься на тысячи осколков и ранить душу еще сильнее. Нет, не ранить, даже изуродовать.
Томас обрадовался бы, узнав, какие метафоры и аллегории я использую, чтобы выразить простые человеческие чувства: обиду, страх, злость, ненависть, страдания, растерянность, сломанные мечты, болезненную любовь. И никуда от этого не деться, ведь разлюбить по приказу невозможно. Иные любят годами разных мерзавцев, и страдают, страдают…
- Предыдущая
- 102/153
- Следующая