По ту сторону отражения - Джейн Анна - Страница 71
- Предыдущая
- 71/153
- Следующая
– Малышка, успокойся. Сейчас я довезу тебя до дома.
Алина громко всхлипнула, и это получилось у нее так эмоционально, что Кей ее даже по голове погладил, по блестящему черному водопаду волос. Кажется, ему немного даже нравится видеть унижения бывшей девушки. Вот же тип какой…
– Нет, Кей, извини, я сама доеду. Рассказывать про то, что у вас там было с этой девушкой мне уже не надо. В общем, надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся, пока-пока, – сделала я неизящный прощальный словесный пируэт и ушла, с трудом открыв замок на двери.
– Ты пожалеешь! – выкрикнул мне в спину солист «На краю», когда я уже выходила за порог. Кажется, Алина заплакала сильнее. Ну прямо кроткий ангелочек… А ведь она обещала мне много всего доброго вчера, когда поймала с подружками.
А что они будут делать, когда останутся наедине?
Уже все равно. Пусть делают что хотят. Зато ты не предала Нинку.
Я все сделала правильно. Я поступила верно. Если Нинка мечтает поймать Кея в свои сети, я не стану мешать ей в этом. Одно дело просто нечаянно влюбиться в парня, на которого раньше тебя положила глаз лучшая подруга, и совсем другое – строить с ним отношения.
Строить отношения – ух ты, как патетично. Просто не Катина жизнь, а «Дом-3».
Строить не строить, но сохранить свою дружбу с Ниночкой мне куда важнее. Но, честно говоря, я была бы рада, если бы она призналась, наконец, сама себе, что впервые в жизни испытывает что-то к своему синеволосому Келле, и дело тут не только в наследстве Эльзы Власовны.
Расстроенная до боли в сердце, но все же довольная собой, я ехала домой в душном автобусе, в котором, кроме двух верхних люков, не было открыто ни единого окна. Все они были закрыты наглухо. А сегодня с утра было жарковато. Если уже сейчас погода так изводит всех жарой, то что будет, скажем, в июле? Хорошо еще, что платье у меня было открытое, иначе я бы испеклась на солнце. Но такой мой наряд постоянно привлекал к себе совершенно ненужные взгляды: и мужские, и женские. Первые смотрели откровенно заинтересованно, вторые – с неприязнью. Вечернее красивое короткое платье, высокие изящные туфли, уложенные волосы, которые изредка раздувал ветерок, врывающийся в автобус из-под люков… Странная девушка, в общем. Может быть, даже с подозрительным полем деятельности.
Зато со мной на улице захотел познакомиться какой-то полукриминальный тип. Не знаю уж, за кого он меня принял. Едва от него отвязалась.
Около дома и подъезда, к моему изумлению, не наблюдалось пенсионного патруля в лице дорогих сердцу соседей. Надо же, Фроловна бы дара речи лишилась, увидев меня в таком наряде посредине дня.
С трудом дойдя до родных пенатов в новых туфлях, ощущая при этом, что ноги у меня скоро отвалятся, я с крайне мрачным выражением вошла в коридор, в котором витал аромат чего-то свежеиспеченного.
– Кто меня потревожил? – первым делом услышала я громовой бас, едва только включила свет. – Убью на хре-е-еен!
Нет, кто-нибудь когда-нибудь сподобится убрать этот кошмар?!
– А, это ты! – вылезла тут же из кухни – любимого места всей семьи Радовых Нелли, жуя на ходу какую-то плюшку. – Ну ничего так выглядишь, – осмотрела сестренка меня с ног до головы. – Платье, туфли и сумка – прикольные, прическа пока еще тоже, а вот почему макияжа вообще никакого не наблюдаю, оне-тян?
– Это ты? – величественно выплыл из своей комнаты Томас с руками, перепачканными сине-красной краской.
– Это не я.
– Ты, говорят, Катрина, общалась с местной золотой молодежью! Что вы делали? Где были? Вели ли высокоинтеллектуальные разговоры? – засыпал меня вопросами отец.
– Папа! – сдвинула я брови. – Что значит «говорят»? Твоя дочь целые сутки не была дома, а тебе хоть бы хны? Мне что, на полгода надо уйти, чтобы ты забеспокоился?
– Ну зачем же на полгода, не бросайся такими гиперболами, – обескураживающе улыбнулся Томас, – я ведь о тебе забочусь. Ты уже взрослая, а постоянно сидишь дома, не общаешься с ровесниками, мало посещаешь ночные заведения.
– Орете? – вылез их кухни и Леша в своем неизменном фартуке. – Ну что, погуляла вчера на мэрской тусе? Мать, где макияж и прическа? Почему платье сидит криво, а плечи согнуты вперед? Я из тебя вчера такую куколку сделал, а ты все уже испортила. Вот же девчонка! Парня-то себе закадрила?
– У нее Антон есть, – встряла Нелли.
– В этого Антона мне чего-то Катьку инвестировать жалко. Кого бы побогаче надо.
– Деньги – не главное, – заспорил папа, опасно размахивая грязными руками передо мной.
– Да ну? – сощурился Леша, – А что у нас главное?
– Любовь, нежность и привязанность, – пафосно выдал Томас. – Между прочим, у меня есть такая картина.
– Что-то я такую не припомню, – почесала сестренка в затылке.
– Я помню, – мрачно сказала я, сбросив туфли и первой пройдя на кухню. Родственники, болтая, поспешили за мной. Боялись, наверное, что я одна все съем. Картину эту я действительно помнила. По-моему, она висела на папиной персональной выставке в Санкт-Петербурге и удостоилась небывалых похвал из уст одного корифея испанского авангарда, прибывшего на экспозицию в составе целой международной делегации. Этот испанец сразу же выкупил картину в свою частную коллекцию, и по этой причине у нас дома она не висела, а я видела сей папин творческий плод только в его мастерской. «Любовь, нежность и привязанность» по своему эмоциональному накалу далеко опережала даже небезызвестного Чуню, только что печально поздоровавшегося со мной глазами.
Вообще-то на большом овальном полотне была изображена бабушка. Не наша бабушка, естественно, а просто старушка – с маленьким сморщенным личиком, в цветастом платке, накинутым на седые волосы. Папа изобразил пожилую женщину так реалистично, что казалось, она была сфотографирована. Около старушки мирно почивало большое облезлое насекомое на поводке, напоминающее симбиоз какого-то древнего умертвия, ядовитого паука и несчастного Грегора Замзы из известного рассказа Кафки, который в одну из ночей превратился в огромного, страшенного и противного жука. Старушка смотрела на монстрика с плотоядной улыбкой, явно желая сожрать, а тот сжимал в одной из шестнадцати лап детскую куклу, подозрительно напоминающую старушку в молодости. Вокруг все было забрызгано подозрительными бурыми пятнами, а на задней стенке видны были отчетливо впечатанные в нее серо-белые мозги неизвестного происхождения. На этой же стенке было написано фривольное: «Оля + Вася =?»
– Допустим, эти твои любовь, нежность и привязанность – нереально важные в жизни вещи. Только вот скажи, когда тебе кушать захочется, что ты будешь есть? – с ехидцей в голосе спросил дядя Томаса. – Любовь свою почавкаешь? Нежностью закусишь и запьешь все водичкой из лужи?
Нелли расхохоталась. Я тоже улыбнулась.
– Очень смешно! Любовь питает не только духовно, но и физически! Как солнечный свет. Знаете ли, некоторые сидят на особенной высокодуховной диете, питая организм именно солнцем.
– Гонят, – не поверил Леша, ловко доставая новую порцию своих пончиков, от которых повсюду разлетался ароматный запах. Нелька тут же цапнула один из них, обожглась и уронила мне на ногу. Я едва не взвыла от неожиданности. – Ты как дите малое – какую-нибудь фигню скажут, а ты и рад верить. И вообще – деньги получше всех твоих диет, духовных там или недуховных.
– Меркантильный ты типус, – отозвался Томас, усаживаясь за стол.
– Не ешь тогда моих меркантильных пончиков с клубничным меркантильным джемом, – фыркнул его младший брат. – Помнится, ты и солнцем питаться можешь.
– Увы, силы воли нет, – тут же отказался от своих слов папа, вслед за младшей дочерью вытаскивая пару пончиков сразу. При этом несколько еще лежавших на блюде он умудрился запачкать краской.
– Вот сам их и съешь, – недовольно поглядел на него дядя-кулинар.
Я вздохнула. Родная семья меня успокаивала, заставляя забыть о признании Кея.
Пока я разливала всем чай, в кухню, глубоко втягивая воздух, вошел и последний член нашей семьи – мой старший братец Эдгар. Его ноздри раздувались – он, как собака, шел по запаху вкусной еды.
- Предыдущая
- 71/153
- Следующая