Гоша Каджи и Венец Гекаты (СИ) - Рябов Игорь Владимирович - Страница 44

— Янка, ты чего тут делаешь? Ты же на уроке должна быть, — Каджи осторожно вытащил руку из ее безвольно разжавшихся пальцев.

Глаза близняшки слегка приоткрылись, что, видимо, далось ей с трудом. Девчонка пошарила взглядом по комнате, отыскивая источник удивившего ее звука. Потом ее взор попытался сфокусироваться на Гошином лице, выглядевшим слегка перепуганным зомбическим состоянием подруги.

— Нет, — Янка отрицательно тряхнула растрепанной прической и глуповато улыбнулась. — К черту учебу, она — отстой. Ты выздоровел, Гоша, или я сплю?

— Я-то поправился, но ты и в самом деле спишь.

— Ну и ладушки, — совсем без эмоций согласилась близняшка, постаравшись раскрыть глаза пошире. — Да, это всего лишь сон. Потому что на самом деле настоящий Гоша сейчас серьезно болен. И у него, в отличие от тебя, есть серебристая прядка на виске. А у тебя нет, — она безмятежно хихикнула. — Точнее есть подделка, но она не серебристая, а просто седая. И поэтому ты не настоящий Каджи.

Парнишка удивился той околесице, что несла девчонка. Сама-то здорова ли? В ручье ведь вместе плескались, дуралеи. Он пристально всмотрелся в ее бледное лицо с заострившимся носиком и лихорадочным румянцем на впалых щеках с миленькими ямочками. А затем взгляд Гоши переместился на растрепанные волосы Янки, и он тут же обомлел, потеряв на миг дар речи. Ресницы парнишки недоуменно и ритмично захлопали. Потом он даже кулаками потер глаза, но наваждение и не думало пропадать. Тогда Каджи зажмурился и больно ущипнул себя за руку. Но вновь посмотрев на подругу, парнишка убедился в реальности увиденного на этот раз. Шизанутость оказалась ни при делах, и тупая боль в том месте, где он прищемил кожу, явно подтверждала правдивость происходящего.

На Янкиных волосах тускло змеилась, переливаясь металлическим блеском, тоненькая, всего в мизинец толщиной, но длинная, почти от макушки и до самых плеч, извилистая серебристая полосочка. И словно поддразнивая парнишку, она еще и заискрилась на краткий миг крохотными, но яркими перламутровыми звездочками, которые, правда, тут же мягко растворились в густой черноте волос.

— Ты, это,…слышь, боец,…перестань на меня так…таращиться, — сонно пробормотала близняшка, предприняв попытку клюнуть носом вниз. Такой маневр у нее вполне удачно получился, и тогда девчонка решила устроиться на кровати поудобнее, попросту рухнув на Каджи. Он еле успел поймать ее, вовремя выставив вперед ладони. — И лапы свои убери… А то я Гоше пожалуюсь,…и он тебе фотографию подпортит… Знаешь, какой он…ревнивый?…У-у-у!..Не веришь — …у Чпока спроси…Ему разок досталось…Б-р-р…

— Янка, откуда у тебя на волосах серебристая прядка появилась? — полюбопытствовал на всякий случай парнишка, возвращая девчонку в сидячее положение, хотя и сомневался во внятном ответе.

— Давно такую хотела,…забыл что ли?…А, ты же не настоящий,…не знаешь, — язык у близняшки заплетался как у пьяной. Мысли тоже, а потому она слегка туманно пожала плечами. — Да откуда я знаю,…как она появилась?!..Наплевать…Ну, раз есть,…значит, я покрасилась…

— Шла бы ты на самом деле покрасилась, пока ее больше никто кроме меня не увидел! — взорвался Гоша, в очередной раз поймав близняшку уже за руку, теперь удумавшую упасть навзничь в противоположную сторону. А там кроме жесткого пола больше ничего хорошего ее не поджидало. — Да спать бы ложилась, ряхаешься как неваляшка!

— Я и так уже сплю…

— Вот и топай к себе, — парнишка аккуратно и ненавязчиво выпроводил Янку из комнаты, придерживая за плечи. — И Гоше привет передавай от меня, когда увидишь.

— Еще чего, размечтался, курсант! Гоша, он, того, о-го-го… Но покраситься стоит. В медно-рыжую…

Отправив девчонку восвояси, Каджи бегом сиганул в ванную комнату, — откуда только силы взялись, — к большому зеркалу, чтобы развеять сомнения, угнездившиеся внутри него после выслушанной околесицы подруги. Да не тут-то было!

На Гошу из зазеркалья удивленно глазел осунувшийся паренек с нервно подрагивающими тонкими губами, лихорадочно поблескивающими чуть раскосыми, словно у японца, глазами и седой прядкой на виске. Да, да. Именно седой, а вовсе не серебристой, как было еще совсем недавно. И она вроде бы даже чуточку в размерах уменьшилась, став малость короче и тоньше. У парнишки челюсть отвисла от изумления. А мысли заметались в гулкой пустоте, внезапно образовавшейся посреди головы.

Как же так? И что все это значит? Мало ему шизоидного бреда, настойчиво преследующего в самые неожиданные моменты? Так теперь еще и настоящий, реальный мир прямо на глазах меняется. Постой-ка! Но тогда получается, что и предсказание относительно него тоже изменилось? Руны не умеют врать. А в пророчестве однозначно говорилось: «Он придет убивать. Будет страх великий. И слабый, один, с серебром на виске спасет мир. И погибнет он». С серебром на виске… Он, а вовсе не она. Хотя, насколько хватало Гошиных познаний относительно рун, то им, что мужской род, что женский, да хоть средний — все едино.

Неужели Янка… Нет! Не может быть! Она погибнет? Вместо него?

— Я НЕ ХОЧУ ЭТОГО!!! ПОЧЕМУ ИМЕННО ОНА?!!!

Гоша ткнулся лбом в зеркало, готовый разрыдаться от обуревавших его чувств. Ну почему, почему? Не кто-то там чужой или он сам, в конце концов, с чем давно смирился, а именно тот, кто близок, дорог, кого он… Вот Чпоку, например, Каджи не раздумывая отдал бы всю прядку целиком, с серебром, сединой и еще пару горстей золотых фигов не пожалел бы на благое дело.

— Будь ты проклят, Вомшулд! — парнишкина ладонь хлестко припечаталась к зеркальной поверхности, едва не расколов ее на мелкие осколки. — Ненавижу тебя! Только посмей попасться мне на глаза. Я не знаю, что с тобой сделаю…

Ответом ему послужил мерзкий мелкий смешок, раздавшийся прямо в голове и возникший, казалось, из ниоткуда.

Каджи не менее стремительно выскочил обратно в комнату и, сжав ладонями виски, где вновь загрохотали кузнечные молоты, обреченно плюхнулся на кровать[42]…И провалился.[43]

Сверху нещадно палило кроваво-красное солнце, зависшее в пиковой точке зенита и заливающее все вокруг странным, если не сказать, что жутким светом. Песчаный бархан, в подножии которого сидел Каджи, продолжая сжимать ладонями виски, казался огромной горой из застывших малюсеньких капелек крови. Воздух медленно колыхался раскаленным маревом, отчего создавалась иллюзия, будто окружающая мальчика пустыня дышит, шевелится, подкрадывается к нему со всех сторон, обкладывая жертву неспешно и уверенно. Всего одной минуты пребывания на солнцепеке и среди пышущего жаром воздуха хватило, чтобы по спине под рубашкой зажурчали многочисленные ручейки пота, лоб покрылся влажной испариной, которая тут же высыхала, но затем вновь и вновь выступала крохотными солеными капельками. И уже через несколько минут Гоша почувствовал, что кожа его задубела, покрывшись тонкой заскорузлой коркой.

Но если бы только этим неприятности и ограничились, так полбеды. К сожалению, не ограничились.

Шагах в десяти от парнишки рассыпалась полукругом стайка животных, очень похожих на шакалов. Такие же облезлые, тощие, злобные и голодные. Прижав уши к головам, они опасливо подкрадывались к нему, принюхиваясь к добыче и изредка радостно повизгивая. Их куцые хвосты, которые и хвостами-то грешно назвать, так метелки-недоростки, оживленно мотались из стороны в сторону, недвусмысленно подтверждая намерения хозяев любой ценой поживиться и полакомиться всласть.

Сердце Каджи екнуло от страха и поспешило спрятаться в пятки. Руки принялись самостоятельно шарить вокруг себя в поисках отсутствующей волшебной палочки. Хотя ее наличие ничего не смогло бы изменить. Проголодавшихся поджарых тварей с впалыми животами было слишком много. А Гоша все равно не знал ни одного подходящего заклинания, с помощью которого можно было б попробовать сразиться со стаей. Если только в глаза им тыкать, но таким дурацким способом от шакалов не отмашешься.