Отроки до потопа - Раин Олег - Страница 13

• Предыдущая
• 13/62
• Следующая

— Куда голосовать-то? — фыркнул Гера.

— Да куда угодно, — взглядом Багратиона окинув фронт работ, физрук умудрено кивнул самому себе. В отличие от Федюни он отлично разбирался в кнутах и пряниках, а посему приведя к дисциплине восьмиклашек, решительно сменил тон:

— Я вот тоже могу рассказать поучительное. Например, о том, какая тут раньше красота была…

— Это когда? Во времена Демидовых, что ли?

— Зачем же… Я про свое детство толкую, — физрук указал на противоположный берег реки. — Вон там у нас домик свой стоял, где сейчас хлебокомбинат построили. Из бревен, с сараюшкой, с огородом…

— Трехэтажный, небось? Домик-то?

— Трех… Что ты, балабон, понимаешь! В те времена и двух не полагалось, — Николай Степанович показал Кокеру указательный палец. — У всех было по одному-единственному этажу. Понял, к чему я веду?

— А чё вы мне палец-то показываете? Вон лучше Гере с Чехом покажите… Стоят, ни фига не работают.

— Романтики в вас, — физрук шумно вздохнул, — как мяса в нашей столовке.

Народ одобрительно заржал. Все знали, что школьная плита сгорела еще в прошлом году. С тех пор детей кормили исключительно молоком и булками. За сосисками, котлетами и прочими чебуреками народ мотался в соседнюю кафешку.

— Это ж такое время было! — ностальгически вздохнул Николай Степанович. — Понимать надо! Утром выйдешь к реке, а от берега тени торпедами. Щуки, значит. И видно все до камушка на дне. Ни бутылок тебе, ни прочей пакости. Набирали воду прямо из речки и несли себе в коромыслах. И пили эту воду, и супы из нее варили.

— Из воды-то — суп? Круто!

— Ты поболтай мне Чохов, поболтай! Лучше граблями шевели пошустрей.

— Ушами шевелят, а граблями гребут.

— Получишь неуд, тогда поговорим. Умник…

Физический труд — да еще на открытом воздухе, как оказалось, красит одних и разукрашивает других. В ходе работ выяснилось: румянец совершенно преобразил дурнушку Аллу Мокину, превратив девочку чуть ли не в красавицу. А вот ворчунья Элла Дудкина, уже второй сезон щеголявшая в жемчужно отсвечивающих брэкетах, перепачкалась, как крот. Расчудесная аллергия выявилась сразу у троих — у рыжей Вики, тонкоголосой Таньки и одноглазого Игорька. Носы у ребят красочно распухли, глаза по-вампирьи покраснели, и всех троих Николай Степанович милостиво отпустил в школу. У прочей рабочей гвардии проблемы цвели и благоухали менее пышно: так у Верки Дружининой от укуса припозднившегося комара вздулся на губе прыщ, Антон, поспешивший полакомиться печеным картофелем, обжег о раскаленный уголек пальцы, у королевы Анжелки поплыла тушь. И разумеется, все без исключения перепачкались в золе. К слову сказать, чад от костра лиц тоже не красил.

Костер запалили дружки Сэма. Этот пижон все-таки соизволил вернуться со всей своей свитой. Вернулся, понятно, не с пустыми руками. Свита волокла пакет купленного в супермаркете картофана и упаковку кока-колы. Сам вожачок извлек из кобуры пневматический пистолет — на этот раз «вальтер-комбат», из которого разрешил в очередь пострелять всем желающим. По тем же мусорным кучам. Подкупал, конечно, гад! — причем самым подлым образом, поскольку устоять было невозможно. Даже неподкупный Николай Степанович на вежливое приглашение отведать картошечки, «как в старые добрые времена», помявшись, ответил согласием. За что и был немедленно вознагражден. Отведя его в кусты, Сэм предложил учителю приятный бонус. Ребята не видели, что именно он показывал физруку, но слышали отдельные фразы:

— Саматов, ты сдурел?

— Только глоточек…

— Какой глоточек! У нас же урок!

— Это же настоящий шотландский… Из дубовых бочек… Выдержка — семь лет…

— Вискачом угощает, скотина, — шепнул Гера, и в глазах его блеснул голодный огонек.

— Ну и что, — Серега прутиком пошевелил тлеющие головни. — Я тоже как-то пробовал. Полная мутотень. Хуже водки.

— А мне понравилось, — признался Гера.

Серега жалостливо вздохнул. Гера был потенциальным алкоголиком, и поделать здесь было ничего нельзя. Одни люди пьют, другие нет, одни колются, другие даже не нюхают. Почему и кто так делит людей, было совершенно неясно. Тот же Антон, к примеру, к спиртному был абсолютно равнодушен. Почти так же, как к Анжелке. Серега тоже не пил, хотя памятуя пример долгожителей кавказцев, вполне допускал, что красное вино здоровью особо не вредит. Все, вероятно, ориентировались на своих отцов. Антоновский папахен был таким же непьющим горе-абстинентом; в Серегиной семье водку не любили, а вино пили умеренно; Гера подобной доблестью похвастать не мог. Его отец пил по-черному. Проще говоря — бухал. И это было еще не самое страшное — страшное начиналось, когда злым и трезвым родитель бродил в поисках очередной работы. С прежней его, само собой, с треском выгоняли. За пьянство и прогулы. И старший брат у Геры тоже пил. Пусть пока не так сильно и затяжно, как батя, но тоже вполне по-взрослому — до дурного похмелья, порой до глюков. И умный, славный Гера — который все распрекрасно знал-понимал, тоже чувствовал, как его неукротимо тянет в чертов водоворот. Он барахтался, как мог, но течение было сильнее. Чтобы не пить, он покуривал травку, но травок безвредных тоже не бывает, и Сереге не первый раз приходило в голову, что втихаря от товарищей Гера пробует вещи и посерьезнее.

— Следующий! — Кокер, успевший натянуть на голову бандану, лихо накручивал на пальце пневматику. Насмотрелся за лето пиратских фильмов! Пупсоид, блин, карибский! Погулял денек со шпаной Дюши — и возомнил о себе!..

— Ну что, есть желающие?

К нему неуверенно приблизился Тарасик, но отличника грубо отпихнули.

— Сначала дамы, перец! Алё, дамы, желаем шмальнуть?

Приглашение, понятно, адресовалось Анжелке, но Анжелка, увлекшись картошкой, на приглашение не отреагировала. С черным клинышком на подбородке и почти чапаевскими угольными усами, она казалась сейчас Сереге во сто крат красивее, чем в классе на уроках. Сердце Серегино предательски замирало, пропуская удары, а после пускалось в разудалой славянский пляс. В такие моменты он отчетливо понимал, что никогда не сядет на таблетки и не станет хавать ноздрями порошок с зеркальца. Потому что никакой дозе не сравниться с его ощущениями. То есть, разобраться по существу, Анжелка и была его ежедневной дозой. Стимулом, толкающим на самосовершенствование, на ходьбу в школу, на героическую дурь. Из-за Анжелки он дрался, из-за нее хватал двояки и пятаки, из-за нее готов был дружить хоть с самим Сэмом, а после окончания школы даже поступить на какой-нибудь тошный филфак или на чем там она соизволит остановить свой загадочный выбор.

Серега отряхнул руки, поднявшись, двинулся к Кокеру.

— Давай свой «вальтер», ковбой.

— Куда грязными лапами! Копыта помой сначала!

— А если копытом в лоб?

— От тебя, что ли, ботаник?

На «ботаника» просто нужно было как-то ответить, и, ухватив правой рукой пневматику за ствол, Серега крутанул его по часовой стрелке, выворачивая из руки Кокера. Тоже, между прочим, спецназовский приемчик, по телеку показывали. Главное, простой до одури, а все, что просто, — гениально. Кокер ойкнул, и свободным «копытом» Серега отпихнул его в сторону.

— Спокойно, cowboy! Не забывай, в переводе это всего-навсего коровий мальчик. Пастух, короче.

— Это же не мой пистик, фуфел!

— Ща, еще добавлю. Как Клепе в рыло.

Напоминание сработало. Кокер тут же успокоился. Потирая пальцы, только предупредил:

— Не испорть там чего-нибудь. Сэм башку отвинтит.

— Пусть резьбу сначала нарежет, — мутно ответил Серега и подивился экспромту. Вот бы с Анжелкой так в разговоре хохмить. А то мычит, заикается… Скосив в сторону костра взор, он отметил, что на него смотрят. Значит, и впрямь стоило порисоваться. Как говорится, в любом из нас живет артист и клоун. И если Родина скажет «надо!», на эстраду полезет каждый второй. Естественно, за каждым первым. Первые-то уже все там. Да и вторые давно толпятся в очереди. Безо всяких, кстати, команд.

• Предыдущая
• 13/62
• Следующая