Сын Зевса (с илл.) - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/58
• Следующая

Филипп умер сразу.

Так окончил свою жизнь вождь эллинов, полководец и завоеватель Филипп, царь македонский.

Плач и вопли стояли над Эгами, сменив веселые клики свадебного торжества.

Олимпиада, бледная, с острым блеском в глазах, смотрела, как факелами, зажженными для пира, зажигают погребальный костер царя. И Александр увидел, что в этом пламени, отразившемся в ее глазах, светится жестокая усмешка победившей…

Александр отвернулся, ему показалось это злым наваждением. Она его мать и союзница, самая нежная мать и самая верная союзница. Можно ли допускать такие дурные мысли о ней?

Высокое бледное пламя погребального костра таяло в свете ясной вечерней зари. Полководцы Филиппа, его друзья и ровесники, бородатые воины стояли перед костром в тяжелом молчании. Трудно было осмыслить то, что произошло. Кто ожидал этого? А ведь было предсказание, было!

«Видишь, бык увенчан, конец близок, жертвоприноситель готов». Почему же они не задумались над этим? Почему не поняли? А теперь вот горит перед ними погребальный костер их царя Филиппа. Они любили его. Он был их военачальником, но был прост в обращении, вместе с ними сражался, за одним столом пировал.

И теперь вот они стоят у его погребального костра. Филиппа больше нет с ними. Они больше не услышат его смеха, его громкого голоса, его боевой команды… И не в бою он погиб. Его убили свои, македоняне, изменники.

Горе и ярость наполняли сердца. Полководцы молчали, но с одного взгляда понимали друг друга. Известно, кто сделал это, кто толкнул Павсания на преступление. Те, кому самим хотелось царствовать. Линкестийцы, у которых Филипп отнял их неограниченную власть и силой заставил подчиниться ему!

Александр стоял среди военачальников, рядом с Антипатром, другом его отца, другом его самого. Александр молчал. Только алые пятна на лице и на груди выдавали его волнение. Глаза были полны слез, но он не позволял им пролиться и крепко сжимал рот, чтобы скрыть дрожание по-мальчишески пухлой верхней губы.

Могилу Филиппу сделали обширной и прочной, чтобы умершему было спокойно в загробной жизни, чтобы никто не тревожил его, чтобы душа его имела надежное пристанище. Все, что могло ему понадобиться, – драгоценные кратеры с лучшим вином, чеканные чаши, блюда с пищей, золотые светильники, – все заботливо собрали и положили в могилу. Даже банную скребницу не забыли положить. И конечно, принесли покойному царю его боевое снаряжение: панцирь, щит, меч, сариссу.

Потом закрыли могилу тяжелыми каменными плитами и сверху насыпали большой холм, чтобы никто не мог проникнуть в последнее жилище македонского царя.

Могильщики еще трудились над могильным холмом, а в городе уже бушевали страсти. Кому быть царем Македонии? Чье право быть македонским царем?

Полководцы, вся военная знать были единодушны: царем должен стать Александр. Они видели его при Херонее и помнили об этом. Армия ждала похода в Азию, новых побед, новых земель, военной добычи, военной славы. Кто же из всех стремящихся захватить царскую власть достоин заменить Александра?

– Нет, не Александру быть царем македонским! – кричали сторонники линкестийцев, подкупленные ими. – Александр испорчен эллинским воспитанием. Он презирает нравы доброй старины! Он гордый и надменный, как его мать Олимпиада; он будет еще опаснее для народа, чем Филипп; он задушит все наши вольности и права! Сыновья Аэропа – вот кто должен царствовать в Македонии!

– Да, мы, линкестийцы, друзья страны, – говорил старый линкестийский полководец проникновенным голосом, обращаясь к толпе, – мы, линкестийцы, принадлежим к древнему роду, который всегда хранил в неприкосновенности обычай нашей старины. Мы живем среди нашего народа, мы знаем желания и чаяния македонян. Филипп затеял безумную войну с персами, которая погубит Македонию. Но мы, линкестийцы, мы в дружбе с великим персидским царем, и только мы можем защитить нашу страну от его гнева. Это ваше счастье, македоняне, что рука друга успела освободить Македонию от царя, который презирал права народа и ни во что не ставил ни клятвы, ни добродетель!..

Но эти речи не убеждали никого. Народ шумел, кричал:

– Линкестийцы убили царя!

– Это они убили Филиппа!

– Вы слышите, как они оскорбляют и покойного царя, которого убили, и его сына Александра?! – кричал кто-то резким голосом. – А за что? Кому он нагрубил? Кого обидел? Я ходил с ним на медов, ему было всего шестнадцать, а он уже водил войско в бой! Какого еще царя нам надо? Изменников линкестийцев, которые продались персу?!

– Смерть линкестийцам!

– Смерть изменникам!

Александр был во дворце, когда к нему в покои вбежал бледный от ужаса линкестиец Александр, младший из трех сыновей Аэропа. Он упал к ногам сына Филиппа:

– Царь, защити меня! Я не искал престола. Ты – законный наследник, ты – царь македонский! Не отправляй меня на смерть: я не виноват перед тобою!

– Где твои братья?

– Их казнили сейчас… На могиле царя Филиппа… Прямо на могильном холме…

Это был первый человек, который назвал Александра царем. Линкестиец был женат на дочери Антипатра. Антипатр любил его.

– Ты останешься со мной, – ответил Александр. – Ты будешь моим этером. Встань.

… Город шумел, пока не наступила черная осенняя тьма. Александр слышал свое имя, которое повторялось в толпе. Он ждал, кого назовут еще. У его отца есть другие сыновья: сын танцовщицы, слабоумный Арридей, и маленький, недавно родившийся сын молодой Клеопатры… Но странно, о них как будто забыли. Забыли и Аминту, племянника царя, того самого Аминту, у которого когда-то Филипп отнял царскую власть… Пока забыли. Но могут вспомнить. Найдутся люди, которые пожелают править и от имени слабоумного Арридея, и от имени тихого, безвольного Аминты. А когда узнает о том, что случилось здесь, Аттал, то он немедленно явится, чтобы провозгласить царем македонским своего племянника, сына Клеопатры…

Мегарон во дворце понемногу заполнялся. Военачальники Филиппа собирались к пылающему очагу. Александр встречал и приветствовал их.

Говорили о том же, о чем думал Александр. Надо немедленно провозглашать его царем. Армии другого царя не нужно. Армия знает Александра.

Но не медлить, не медлить!..

На ночь никто не ушел. Все остались ночевать во дворце. Спали, не снимая оружия.

Под утро, когда особенно чуткой становится тишина, в час перед рассветом, Александра разбудили. Он вскочил, схватившись за кинжал.

– Это я, Александр. Это я – Гефестион.

– Где ты пропадал целый вечер?

– Нехорошие разговоры, Александр. Боюсь, как бы они не повредили тебе.

– Какие разговоры?

– Говорят, что сегодня ночью царица Олимпиада сама похоронила Павсания.

– Что?!

– Она сожгла его тело на могиле Филиппа.

– Убийцу! На могиле отца… Это ложь, Гефестион.

Александр не мог этому поверить. Нет, невозможно. Тогда, значит, Олимпиада знала, что так будет, и, может быть, хотела этого?

– И еще…

– Ну, говори, говори.

– Что она надела ему на голову золотой венок…

– Кто видел это?

– Не знаю. Только всюду говорят об этом, шепчутся. И еще…

– Продолжай.

– Говорят, что и ты хотел смерти Филиппа.

– Я? О Зевс и все боги! Я хотел его смерти?! – Александр застонал, будто и его, как отца, ударили кинжалом. – Это я-то хотел его смерти? Чем же я прогневал богов, что они позволяют людям бросать на меня такую черную тень?

Гефестион положил ему на плечо свою теплую твердую руку.

– Спокойней, Александр. Давай подумаем, давай припомним, не сказал ли ты каких-нибудь неосторожных слов, не подслушал ли их какой-нибудь злодей.

– Я говорил много дерзких слов отцу. Но я говорил это ему в лицо. Как я мог пожелать ему смерти, когда мне так нужна его жизнь!

– Ты же знаешь, что Павсаний без конца жаловался на Аттала, приставал с этим к царю, ходил к мачехе твоей, Клеопатре. Он ведь и к тебе приходил, помнишь?

• Предыдущая
• 37/58
• Следующая