Мой (ЛП) - Эванс Кэти - Страница 29

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая

      Сейчас Реми развалился на своем привычном месте, его голова запрокинута назад, пока он изучает потолок самолета и рассеяно гладит мои волосы.

Он выглядит примерно таким же несчастным, как я себя чувствую. Я до сих пор слышу его голос, сердито говорящий обоим докторам, которых он вызвал к нам в отель, когда они запрещают мне "путешествовать" и прописывают "постельный режим",

      — Это невозможно. Она нужна мне. Она едет туда же, куда и я.

      И когда третий врач сказал, что ему жаль и ушел, я помню, как умоляла его:

      — Ты ведь не думаешь о том, чтобы отправить меня домой? Правда? Ремингтон, я буду лежать. Я не сделаю ни одного гребаного движения. Это твой сын! Он будет там держаться! Он сделает это! Я не понимаю, как мое возвращение домой уменьшит стресс. Я не хочу домой! Я буду лежать в кровати весь день, только не отправляй меня назад!

      Он выглядел настолько расстроенным, готовым разорвать любого пополам голыми руками, когда сказал Питу:

      — Подготовьте самолет!

      Затем обернулся и посмотрел на меня своими голубыми, утратившими блеск глазами. У него даже не было времени что-то объяснить, потому что я начала рыдать.

      И вот мы здесь.

      И от этого тошно.

      В четырех тысячах футах над землей, летим в Сиэтл.

      Я лежу поперек диванчика, положив голову ему на колени, он проводит пальцами по всей длине моего конского хвостика и потом зарывается в волосы, моя голова запрокидывается. Он смотрит в потолок уже около часа, его грудь вздымается, медленно, словно это должно его успокаивать, но ничего не получается.

Мое сердце болезненно сжимается от мыслей о том, сколько усилий придется приложить, чтобы не дать этому всему свести его с ума. Я хочу прошептать ему обещания, но не могу произнести ни слова. Я так зла на жизнь из-за того, что она снова посылает мне крученый мяч.

Вдруг он начинает меня нежно целовать, от кончика уха до мочки, останавливаясь на пульсирующей точке, его горячее дыхание посылает дрожь по моему телу, когда он практически рычит, и у него вырываются несколько слов, а мои глаза жжет и такое ощущение, будто в грудь всадили кинжал:

— Я буду по тебе скучать... Мне нужно, чтобы ты хорошо себя вела... береги себя... ты нужна мне...

В моем горле застрял ком, из-за чего я могу только кивать, и тут я вижу как он достает платиновую кредитную карту из кармана своих джинсов.

— Пользуйся ей, — шепчет он.

Могу предположить, что Мелани умерла бы, дай ей мужчина кредитку, но я не хочу заниматься шопингом или чем-то еще. Я не хочу... ничего, кроме своей жизни. Я хочу, чтобы с нашим ребенком все было в порядке. Я хочу, чтобы мы были вместе. Я хочу свою новую жизнь, в туре, рядом с ним.

— Брук, — предупреждает он, и я чувствую, как вкладывает карту в мою ладонь. — Я хочу видеть траты. Ежедневно, — предупреждает он.

Реми смотрит на меня сверху вниз, улыбаясь одним уголком губ, его черные волосы взъерошены больше обычного, а подбородок темнее этим утром, потому что он не брился, и как вообще можно любить кого-то так сильно, что это испепеляет изнутри? Мне нравится, как его густые ресницы контрастируют с голубыми глазами и идеально прямыми бровями. Люблю его лоб, скулы и волевой подбородок, и рот, которому удается выглядеть полным и мягким, и в тоже время твердым и сильным.

Подняв руку, я пробегаюсь кончиками пальцев вдоль квадратной линии его подбородка.

— Когда я вернулась, то пообещала, что больше никогда тебя не покину.

— Я себе поклялся, что больше никогда не позволю тебе уйти. Чего ты еще ждешь, чтобы я сделал? — его глаза темные и измученные, и я знаю, что он не спал.

Он бодрствовал всю ночь, сжимая и разжимая свои кулаки, когда спрашивал, не чувствую ли я какую-нибудь боль. Да, я чувствовала. Я чувствовала, как колет в сердце, и говорила, что судорог нет. Он вернулся в постель, чтобы прижать меня ближе, целуя меня так, словно хотел поглотить. Я помню каждое движение его языка на моем. Тепло его дыхания на моем лице. Помню сколько раз он разрывал поцелуй, касался губами моего лба и исчезал в ванной.

И все потому что нам не разрешили заниматься любовью.

Поэтому нашу последнюю совместную ночь мы провели просто целуясь. А те несколько раз, когда он принимал холодный душ, я плакала в подушку.

Теперь он заправляет выбившиеся пряди волос мне за уши и смотрит мне в глаза.

— С нами все будет в порядке, маленькая петарда, — шепчет он мне. Затем пробегается взглядом по моему телу и накрывает живот ладонью. И этот жест заставляет мое сердце сгорать от любви. — Мы справимся, — он нежно гладит меня сквозь хлопковую футболку, смотрит на меня сверху вниз своими голубыми глазами, полными нежности. — Правда?

— Конечно, — произношу я, чувствуя внезапный всплеск решимости. — Это всего лишь два месяца, так?

Он щелкает меня по носу.

— Так.

— Мы ведь можем общаться и другими способами.

— Абсолютно верно.

Поднявшись, я упираюсь лбом в его плечо, а он обнимает меня за талию, пока я массирую его мышцы.

— Давай своему телу отдохнуть. Натирайся льдом после тренировок. И хорошо разминайся.

Он зарывается лицом мне в шею и притягивает ближе. Мы оба глубоко вздыхаем, пытаясь впитать запах друг друга. Рукой он сжимает мое бедро и тотчас лижет шею, его голос звучит гортанно, когда он рычит мне в ухо:

— Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось, Брук. Не могу. Мне надо отвезти тебя домой.

— Я знаю, Реми, знаю, — пробегаюсь пальцами по его затылку, потому что он очень подавлен. — С нами все будет в порядке, с нами тремя.

— В этом и весь смысл.

— И, как ты сказал, мы справимся. Мы действительно справимся.

— Черт, конечно, справимся.

— Ты вернешься еще до того, как мы успеем загрустить или соскучиться друг по другу.

— Верно. Я буду тренироваться, а ты отдыхать.

— Ага.

Когда мы замолкаем, то просто сидим рядом, обнявшись, и я буквально слышу, как тикают, убегая, минуты, словно маленькие негодяйки, намеревающиеся разрушить мою жизнь. Ремингтон снова вдыхает мой запах, будто хочет насытится им настолько, чтобы продержаться два месяца. Почти отчаянно, я делаю то же самое, вдыхаю его аромат и закрываю глаза, чувствуя под своими пальцами мышцы его плеча, которые становятся тугими и напряженными и я снова их массирую.

— Я оставила немного масла арники в твоем чемодане. На случай, если у тебя возникнет боль в мышцах.

— У тебя до сих пор кровотечение? — тихо спрашивает он, и когда я киваю, притягивает меня ближе, усаживая на свои колени, что позволяет мне прижаться теснее, упершись носом в его подбородок.

— Каждый раз, когда начинается судорога, мне кажется, я теряю его.

Он гладит рукой мою спину и прижимается губами ко лбу.

— Я знаю, что тебя будет убивать отсутствие возможности бегать. Но постарайся ради меня не вставать.

— Это не настолько сильно убьет меня, как потеря нашего ребенка, — шепчу я.

Я бегала всю свою жизнь. Но сейчас я боюсь даже ходить из-за страха, что снова начнутся судороги и мое белье станет красным. Клянусь, если я не смогу удержать ребенка мужчины, которого люблю, не знаю, что буду делать, но я не могу, просто отказываюсь терять этого ребенка.

— Твои родители знают, что ты приедешь? Или сестра?

— Я сказала им, что приезжаю, но о нас они пока не знают. Я приберегла новость, чтобы сообщить им при встрече. Только Мел и еще две мои лучшие подруги знают об этом.

Он откидывает голову назад, чтобы посмотреть на меня:

— Хорошо. Но кому ты позвонишь, если тебе станет хуже? Мне. Кому ты позвонишь, если тебе что-то понадобится? Мне. Я буду твоим всем. Я буду твоим гребаным мальчиком по вызову. В любое время, где бы я ни находился. Я ясно выражаюсь, Брук?

— Извини, мой мозг заклинило на "мальчике по вызову".

— Правда? Что из этого я должен тебе объяснить?

От одного поднятия брови моего дьявола мое тело накаляется как маленький вулкан. От мысли о сексе по телефону с Ремингтоном я смеюсь и внезапно чувствую невероятное возбуждение, в итоге я игриво толкаю его в грудь.

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая