Капля дёгтя и полмешка радости - Ермолаев Юрий Иванович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/44
• Следующая

— Поедем домой. Может быть, Павлик дома, — сказал Степан Григорьевич, — может, он уже сам нас ждёт.

Это предположение подбодрило ребят, и мы поехали домой. Гоша пошёл к Степану Григорьевичу за своим Кубариком, а мы с октябрятами побежали узнать, пришёл ли Павлик. Около дверей его квартиры я сказал:

— Ребята, я зайду один, а то наше появление может показаться подозрительным, если Павлика нет дома.

Октябрята спустились вниз.

— А, это ты, — узнал меня отец Павлика, — а твоего соученика нет дома. Носится где-то. Скажи, у тебя есть режим дня? Ты его выполняешь?

— Придерживаюсь, — пробормотал я. Мне было совсем не до праздных разговоров.

— Послушай, Пётр… — Сергей Никодимович привлёк меня к себе за пуговицу пальто и доверительно сказал: — Повлиял бы ты на моего оболтуса. Ужасно безалаберным стал! Раньше пятнышко где увидит, сейчас же сотрёт, а теперь… Вон посмотри, что после себя на столе оставил. И пахнет как-то неприятно. И что он только тут делает?!

Я посмотрел на письменный стол Сергея Никодимовича и еле сдержал улыбку. На середине стола валялся раскрытый портфель Павлика, а из него, извиваясь по всему столу, вылезала та самая копчёная верёвка, которой Павлик собирался заманивать в ветлечебницу пса Буяна.

— Вот ты даже хмуришься, — заметил Сергей Никодимович.

— Он убрал бы всё, — сказал я, — просто не успел. У него сегодня ответственное поручение.

— По части шефства? — спросил Сергей Никодимович.

Я кивнул головой (в конце концов, это так и есть) и поспешил распрощаться. Октябрята даже не стали спрашивать меня, дома ли Павлик. И так всё было ясно.

На улице дул сильный ветер. Кругом под ногами белели лужи, а по тёмно-серому небу медленно ползли большие, тяжёлые тучи.

— Сейчас опять дождь пойдёт, Павлик весь промокнет. На нём одна курточка, — вздохнула Олечка.

— Она непромокаемая, — постарался я успокоить Олечку.

— Искать его нужно, — решительно заявил Вадик, — он ведь не знает, что мы нашли лису.

— Нужно, нужно! — зашумели октябрята.

А Светка смущённо сказала:

— Меня не пустят, уже поздно.

— И меня не пустят. Меня, наверное, уже сейчас ругают, — сказал подошедший со своим Кубариком Гоша и обратился ко мне: — Тебя Степан Григорьевич зайти просил, он за Павлика волнуется.

— Идите все домой и будьте спокойны: Павлик наверняка скоро придёт. Вон какая погода, — сказал я октябрятам и побежал к Степану Григорьевичу…

— Павлика нет. Что же делать?

— Подождём немного, — сказал Степан Григорьевич. — Если не придёт до десяти, обратимся в милицию.

Я попросил Степана Григорьевича разрешить мне погулять с Арсом, пока не хлынул дождик, и вышел с ним во двор. Во дворе было неуютно, и мы пошли в парк. Обошли несколько дорожек и оказались за кинотеатром, возле нашего шалаша. Вдруг Арс насторожился. Из шалаша слышалось чьё-то всхлипывание.

— Арс, за мной! — приказал я металлическим голосом, и мы бросились к шалашу.

На ветках, которые мы с ребятами натаскали, чтобы удобнее было сидеть, лежал Павлик и ревел, как самая настоящая девчонка. Арс узнал его и принялся лизать в лицо.

— Всё пропало, — глотая слёзы, сказал мне Павлик, — я ни за что больше не вернусь домой…

— Успокойся, — сказал я, — лиса нашлась, а о том, что она убегала, Нина Петровна не знает.

— Где нашлась? — перестав плакать, спросил Павлик.

— В цирке. Она, когда выскочила из машины, туда побежала. По старой памяти.

— Какой же я дурак! Осёл! — начал ругать Павлик сам себя. — Не догадался, что цирк близко. Ведь ей, кроме цирка, бежать больше некуда.

— Мы бы тоже не догадались. Это Степан Григорьевич… — Признался я. — Пошли! Твой отец уже интересовался, где ты пропадаешь.

Павлик поднялся с веток и сказал:

— Знаешь, Петька, после того, что произошло, я больше не могу быть тайным шефом.

Я хорошо понимал состояние Павлика, но всё же спросил его:

— Почему?

— Потому что тайный шеф должен быть находчивым и ловким, а не таким растяпой, как я.

— Какой же ты растяпа, если у вас произошла авария. — Это же ЧП. Вон ты даже поцарапанный. Лоб себе рассадил.

— Никакой аварии у нас не было. Затормозил шофёр резко, вот и всё, — отмахнулся он и, посмотрев на меня так, как смотрят на своих родителей провинившиеся дети, просительно сказал: — Поклянись, что ты никому меня не выдашь.

— А что такое? — насторожился я.

— Поклянись, тогда скажу, — упрямо повторил он.

— А чем?

— Ну, хоть двойкой в четверти.

Это была наша самая неприятная клятва, но я всё же произнёс её.

— Если я скажу кому-нибудь то, что ты мне сейчас доверишь, то нарочно завалю в четверти математику.

Павлик посмотрел на меня ещё пристальней и неожиданно заявил:

— Я сам отпустил лису.

— Сам?! Зачем?

— Чтобы ребята увидели, как ловко и быстро я её поймаю. Ведь тогда во дворе вы поймали лису без меня.

«Вот, оказывается, что заело Павлика». Я ужасно разозлился на него. Столько хлопот и неприятностей причинил. И всё из-за своего неуместного хвастовства.

— Этого я от тебя не ожидал, — сурово сказал я Павлику.

— Я думал, что тут же поймаю лису и все будут рады. Тогда наш авторитет ещё больше укрепился бы. А она ускользнула в подворотню, — начал оправдываться он.

— «Думал», — передразнил я Павлика, — а вместо тебя лису нашли мы.

— Это-то и плохо, — вздохнул Павлик. — Вот если бы вы не нашли лису, а я догадался бы, что она в цирке, было бы всё по-другому.

— Если бы да кабы… — Проворчал я. — Раз так не получилось, перестань хоть теперь людей волновать. Пошли домой!

— Хорошо, я пойду, — покорно согласился Павлик, — но я всё равно не покажусь октябрятам на глаза до тех пор, пока не придумаю, как мне восстановить свой авторитет.

— Придумывай скорее, — сказал я Павлику, — а то может случиться так, что мы потеряем не только авторитет, но и самих октябрят. — И я рассказал Павлику про встречу с вожатой у Степана Григорьевича и про пионерский актив, который она собирается провести.

Как я ни убеждал Павлика, он был уверен, что наши подшефные втихомолку смеются над ним:

«Что это за вожатый? Всех учил, как обращаться с животными, а сам дрессированную лису приманить не смог».

А если бы они ещё знали, что Павлик отпустил лису нарочно, чтобы показать свою ловкость, а вместо этого обнаружил одно неумение, они совсем бы стали его презирать.

Павлика ужасно мучило всё случившееся. И потому на следующее утро, когда я зашёл за ним в школу, своё решение он не изменил.

— Пока не сделаю что-нибудь выдающееся, ни за что не покажусь октябрятам, — твёрдо повторил он.

— Что же ты сделаешь? — спросил я.

— Ещё не знаю, — задумчиво ответил Павлик.

Надеяться на то, что Павлик придумает что-то сам, было смешно. С первого по четвёртый класс он отличный бессменный санитар, прекрасно катается на велосипеде, в медицине лучше многих взрослых разбирается, но насчёт фантазии… с этим у Павлика дело обстоит хуже, чем у второгодников с ученьем. Когда нужно что-то придумать, Павлик только морщит лоб, а сам ждёт, что подскажут другие. Вот почему я понимал, что Павлику нужно помочь. Но, как назло, мне гоже ничего стоящего в голову не приходило.

Мы вышли от Павлика молчаливые. И, не произнося ни слова, дошли до школы. В вестибюле, у раздевалки, висело большое объявление: «Школьный комитет физкультуры проводит осенний кросс юных велосипедистов. В кроссе могут участвовать ребята пятых — восьмых классов. Запись у физоргов».

— Вот что тебя выручит! — хлопнул я Павлика по плечу.

— Ты думаешь? — спросил он меня и неуверенно проговорил: — А если я не завоюю первое место, тогда что?

— Не будешь уверен в своих силах — не участвуй в соревнованиях. Только и всего, — сказал я и тут же добавил: — Но ты обязательно всех опередишь. Помнишь, как ты гонял по нашей улице? Точно космическая ракета. Все так и шарахались! Велосипед — твоё второе призвание.

• Предыдущая
• 22/44
• Следующая