Старик Хоттабыч (худ. Г. Вальк) - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/63
• Следующая

— Да не султан он, а мастер, понимаешь, буровой мастер!

— Не будем спорить, о Волька, — хмуро отвечал старик. — Не пора ли нам перейти к трапезе?

— А пижама? — злорадно воскликнул Женя, поняв, что старика в этом споре не переспоришь. — Ты унёс на себе казённую пижаму.

— Аллах! — огорчился Хоттабыч. — Я никогда не осквернял себя воровством.

Если бы отдыхающие санатория имени Орджоникидзе не находились в этот миг в залитой светом просторной столовой за ужином, они, возможно, увидели бы, как из тёмного неба, откуда-то со стороны Мацесты, вдруг промчались примерно на высоте третьего этажа самые заурядные полосатые пижама и пижамные брюки, влетели через раскрытый балкон в комнату Мухаммедова и сами по себе аккуратно повисли на той самой спинке стула, с которой совсем недавно снял их наш славный буровой мастер, чтобы переодеть продрогшего Хоттабыча.

Что же до Мухаммедова, то он, ещё не добравшись до столовой, начисто и навсегда забыл о старике и двух мальчиках, которых он только что оставил.

— Нашёл, — сказал он своему соседу по комнате. — Оба полотенца нашёл. Мы их оставили на скамеечке, когда отдыхали.

Засим он поудобней уселся за стол и воздал должное ужину…

Мухаммедов ещё и не дотронулся до сладкого, когда облака, оставленные нашими путешественниками где-то между Туапсе и Сочи, доплыли наконец-то до города-курорта и разразились над ним стремительной, очень гулкой и весьма многоводной субтропической грозой.

Мгновенно опустели и улицы, и парки, и пляжи.

Вскоре гроза доползла и до того места, где, по милости Хоттабыча, предстояло провести ночь под открытым небом на берегу расшумевшегося Чёрного моря немногочисленному экипажу затонувшего в санаторном бассейне ковра-самолёта.

Хорошо ещё, что они вовремя заметили приближение грозы. Конечно, им нисколько не улыбалось снова промокнуть до костей. Но в первую очередь надо было сохранить в сухом состоянии старикову бороду.

Проще всего было бы, разумеется, перелететь куда-нибудь подальше на юг, но в густом мраке южной ночи легко можно было со всего лёту разбиться о горы.

Они покуда что перешли под кусты и стали размышлять, куда деваться.

— Придумал! — возбуждённо вскочил на ноги Женя. — Ей-богу, придумал!.. Нужно смазать бороду каким-нибудь жиром.

— Ну и что тогда? — пожал плечами старик.

— Тогда она не промокнет даже под водопадом, вот что тогда!

— Женя прав, — согласился Волька, несколько досадуя, что не ему пришла в голову такая прекрасная, научно вполне обоснованная мысль. — Хоттабыч, действуй!

Хоттабыч выдернул несколько волосков, порвал один из них на две части, и борода его покрылась тонким слоем превосходного пальмового масла.

Затем он порвал на две части другой волосок, и наши герои оказались в только что возникшей в обрывистом берегу вполне благоустроенной и выложенной изнутри мрамором пещере. И, покуда над Кавказским побережьем Чёрного моря весело грохотала тёплая июньская гроза, они, сидя на пышных коврах, насладились обильным ужином, а затем отлично, без снов проспали до утра.

Их разбудило тихое посапывание ласкового, прозрачного, как хрусталь, прибоя.

Давно рассвело.

Сладко потягиваясь и позёвывая, они вышли на залитый косыми солнечными лучами, ещё совсем пустынный пляж, и сразу, словно её и вовсе никогда не было, бесследно исчезла приютившая их на ночь пещера.

Ребята с наслаждением плескались в прохладных утренних волнах, когда со стороны Адлера высоко в небе послышалось далёкое гудение моторов.

Поблёскивая серебристыми плоскостями, летел над морем большой пассажирский самолёт.

— Э-э-эх! — мечтательно протянул Женя. — На этом бы самолёте да в Москву.

— Мда-а, — согласился с ним Волька. — Очень даже неплохо было бы…

И тогда, не говоря ни слова, Хоттабыч извлёк из кармана что-то очень тоненькое, беленькое, похожее на тончайшую серебряную канитель, порвал её на несколько частей, и все трое вдруг оказались внутри самолёта, на удобных и просторных откидных креслах.

Самое удивительное было то, что никто из пассажиров не обратил на них никакого внимания, словно они летели наравне с остальными с самого начала, с Адлерского аэродрома.

— Хоттабыч, — шёпотом осведомился Женя, — что ты там такое порвал, похожее на серебряную ниточку?

— Обыкновенный волос из моей бороды, — с непонятным смущением отвечал Хоттабыч.

— Ты же его вынул из кармана.

— Я заранее вырвал волосок из бороды и спрятал его в карман… на всякий случай… Прости меня, Женя, но я не был уверен, что промасленная моя борода всё же не отсыреет…

— Ты не веришь в науку?! — поразился Женя.

— Я достаточно сведущ в науках, — обиделся Хоттабыч, — но не знаю, какая наука учит смазкой предохранять от порчи волшебную бороду. — Чтобы переменить разговор, он похвалил самолёт: — Сколь удобна и быстролётна эта воздушная колесница! А поначалу я предположил, что мы оказались внутри огромнейшей, поистине небывалой железной птицы, и немало тому удивился.

Дальнейшего разговора не получилось, потому что старика чуточку, самую малость, укачало. Вернее сказать, его разморило. Он продремал в своём кресле всю дорогу и раскрыл глаза только совсем близко от Москвы.

Внизу под самолётом широко раскинулось Московское море.

Волька, сидевший рядом с ним, горделиво шепнул Хоттабычу:

— Это море сделал мой дядя.

— Море?! — неприятно поразился Хоттабыч.

— Море.

— Дядя?

— Дядя.

— Ты хочешь сказать, что ты племянник аллаха?

Старик был очень огорчён.

— Мой дядя — экскаваторщик. Он командир шагающего экскаватора. Протасов Василий Петрович. Он сейчас, если хочешь знать, Куйбышевское море копает.

— У-ух ты, благословеннейший! — вспыхнул Хоттабыч. — Я тебе так верил, о Волька! Я тебя так уважал!.. И вдруг ты мне так бессовестно… говоришь неправду!..

— Вася Протасов твой дядя? — обрадовался сидевший позади них приземистый человек с обветренным широким лицом. — Нет, верно?

— Он мамин двоюродный брат.

— Чего же ты молчишь, парень! — восхитился спрашивавший. — У человека такой дядя, а он молчит! Ведь это же золотой человек!.. Я как раз сейчас с Куйбышевского моря… Мы с ним на одном участке… Да мы с ним, если хочешь знать…

Волька мотнул головой на сумрачного Хоттабыча:

— А вот он не верит, что Московское море делал мой дядя.

— Ай-ай-ай, гражданин, нехорошо как! — стал тогда стыдить Хоттабыча знакомый Волькиного дяди. — Как же это вы сомневаетесь в таком чудном человеке! Василий Протасов это море выкопал, другое копает. Третье потребуется — он и третье выкопает!.. Вы что же, газет не читаете, что ли? Да вот, посмотрите, вот как раз тут, кстати, наша газета. — Он извлёк из видавшего виды портфеля газету и ткнул пальцем на фотографию. — Видите?

— Ой, дядя Вася! — обрадовался Волька. — Вы мне дадите эту газету? Я её маме подарю.

— Бери. Твоя, — великодушно сказал строитель. — Вы всё ещё сомневаетесь? — обратился он к присмиревшему Хоттабычу. — Да вы прочитайте заголовок: «Славные творцы морей». Это как раз про его дядю, про Васю Протасова.

— И про вас тоже? — спросил Женя.

— Главное тут про Протасова. Я что… Да вы читайте, гражданин!

Хоттабыч сделал вид, что читает. Ну в самом деле, не признаваться же ему было, что он неграмотен…

Вот почему, когда они следовали с аэродрома домой, Хоттабыч осведомился у своих юных друзей, не могут ли они научить его грамоте, ибо он чуть не сгорел от стыда, когда ему предложили прочитать слова «Славные творцы морей».

Договорились, что при первой представившейся возможности ребята научат Хоттабыча читать газеты. Старик хотел в первую очередь научиться читать именно газеты.

— Чтобы знать, где какое море строится, — пояснил он, застенчиво отводя в сторону свои диковатые добрые глаза.

• Предыдущая
• 21/63
• Следующая