Невидимый враг - д'Ивуа Поль - Страница 20

• Предыдущая
• 20/75
• Следующая

Наступила минута нерешимости. Но вот «Дестройер», подобно другим судам, произвел поворот и пошел навстречу своему таинственному противнику.

— Недурно! — произнес офицер, стоявший возле Оллсмайна. — Вряд ли мы догоним этого корсара, если он сам того не пожелает.

— Почему вы так думаете? — вспылил Оллсмайн.

— По многим признакам видно, что он может развить скорость до шестидесяти узлов в час, а наибольшая скорость нашего крейсера — двадцать узлов.

— И какой из этого можно сделать вывод?

— Что мы имеем дело с превосходными подводными судами.

— С подводными судами?

— Или с чертовщиной, если такое объяснение кажется вам более правдоподобным.

Этим и закончился разговор. А крейсер все ближе подходил к своему загадочному противнику. Всех охватило томительное ожидание. Чувствовалось, что бой — неминуем. Артиллеристы уже заняли свои места у тяжелых орудий Армстронга и скорострельных пушек Хочкиса; абордажные роты выстроились вдоль бортов. До «глаз корсара» оставалось не более ста метров, как вдруг они потухли.

Рулевые теперь не могли правильно держать курс. Вахтенный приказал остановить машину.

У офицеров вырвалось гневное восклицание. Неужели им придется вернуться в порт, так и не повидав врага? Ведь это означало стать общим посмешищем. Но им больше ничего не оставалось делать, и командиры судов заколебались. Вдруг вода взволновалась, из нее сверкнул луч света, и какой-то предмет, описав параболу, упал к самым ногам леди Джоан.

Море стихло.

Все бросились к упавшему предмету, командир сам поднял его и увидел обыкновенное деревянное яйцо, вроде тех, что используются для штопанья чулок. Странно, но оно было совершенно сухим, командир уже хотел было передать находку соседям, как вдруг его взгляд упал на бумажку, наклеенную на поверхности яйца. Он подошел к фонарю и прочел: «Леди Оллсмайн».

Джоан вышла вперед, и командир с поклоном передал ей таинственную находку. Открыв яйцо, Джоан извлекла из него золотую вещицу. Это был тот самый медальон, о котором говорилось в записке. Оно вскрикнула, и слезы брызнули у нее из глаз.

— Это последний подарок, который я сделала моей дочери! — прошептала она.

Оллсмайн заскрежетал зубами.

— Этот негодяй смеет шутить над горем матери! — вскричал он.

— Неправда! — с какой-то дикой силой вырвалось у леди Джоан.

Эта короткая сцена вызвала общее волнение и дала повод к самым разнообразным предположениям. Поэтому, когда эскадра направилась обратно в порт, все хранили молчание. Офицеры напрасно искали в своих умах решения загадки, матросы же были охвачены суеверным ужасом. Эти люди, без страха смотревшие в лицо бурям, теперь кидали боязливые взгляды на темные волны, боясь увидеть таинственного и грозного духа, только что проявившего свою силу. Но их опасения были напрасны.

Суда вернулись на прежнюю стоянку без всяких приключений. На набережных еще толпился народ, обсуждая случившееся. Весь Сидней пришел в волнение. Но Джеймс Пак оставался самым спокойным человеком в этом людском муравейнике. Он лишь насмешливо улыбался.

Выйдя на берег, он тотчас же распростился с Оллсмайном, ссылаясь на непреодолимое желание спать, и усталой походкой двинулся по набережной. Но, зайдя за первый же угол, он выпрямился и прибавил шагу, через полчаса он дошел до песков, окружавших мыс Джексон, на оконечности которого возвышается Северный маяк. Было темно, а Пак уверенно шел вперед, видимо, хорошо зная дорогу. Вдруг, он остановился. Перед ним выросла человеческая тень, но он не выразил ни испуга, ни удивления: видимо, он ждал этой минуты.

— Вы? — спросил он.

— Я, капитан, к вашим услугам.

— Вы немедленно отправитесь на золотые россыпи Сэнди.

— Слушаю.

— И поскорее. Скоро известная вам личность будет предупреждена. Надо схватить его во время этого путешествия.

— Хорошо.

— Главное, не теряйте ни одной минуты. Необходимо, чтобы он не смог догнать вас.

— Будьте спокойны.

Они обменялись дружеским рукопожатием и уже были готовы разойтись, как вдруг Джеймс остановил своего собеседника.

— А она? — спросил он тихо.

— Она здесь, и хотела бы видеть вас.

— Нет, нет! Это слишком опасно, к тому же ей нужно привыкать к разлуке. Я надеюсь, что скоро наши усилия увенчается успехом, тогда наши пути, может быть, разойдутся и больше никогда не встретятся.

Он покачал головой, а его лицо озарилось тем внутренним светом, какой осеняет лишь лица мучеников.

— Передайте ей, что я исполню свою клятву. Пусть она ждет, верит и не беспокоится обо мне. Я всего лишь орудие судьбы.

Казалось, он хотел было прибавить еще что-то, но удержался и произнес только одно слово:

— Прощайте!

И, быстро повернувшись, он пошел обратно по направлению к городу. Скоро он исчез в темноте, собеседник еще долго смотрел ему вслед, не трогаясь с места.

— Иди, иди, добрая душа! — наконец промолвил он. — Ты не ждешь награды за свою преданность, но я-то не забуду твоей услуги! Ты работаешь для моего счастья, а я буду работать для твоего.

И таинственный незнакомец скрылся во мраке ночи.

Оллсмайн возвратился домой с тяжелой головой, разбитый физически и нравственно. Пока что Триплекс нанес ему еще один тяжелый удар, заставив Джоан публично признать, что она на его стороне. Наконец этот золотой арлекин!.. Неужели члены тайного судилища говорили правду? Неужели Маудлин действительно жива, и тот преступник, через которого действовал Оллсмайн, оказался предателем?

Всю ночь он проворочался на постели и не мог заснуть. Иногда усталость овладевала им, он закрывал глаза, но тут же начинался ужасный кошмар. Ему слышался какой-то шум, от стен отделялись какие-то смутные тени, мало-помалу принимавшие очертания арлекинов, и все они со злобным хохотом указывали на Оллсмайна и грозили ему, оскалив белые зубы. Все они блестели разными оттенками золота, то матового, то гладкого.

Оллсмайн просыпался, и видение исчезало, чтобы появиться снова. К утру он был весь как изломанный, малейшее движение причиняло ему боль. Однако он оделся и тихонько вышел на улицу. У него был вид человека, который боится встретить знакомых. И он действительно боялся встретиться с Джоан, даже с Джеймсом, боялся, что они прочтут в его глазах следы некогда совершенного им преступления.

Только одному Арману Оллсмайн доверял безусловно, почему, он и сам не знал. В беде слабые души становятся суеверными, и Арман, явившийся перед Оллсмайном в то время, когда тот висел на виселице, Арман, оказавший ему неоценимую услугу, испортив негативы, стал для Оллсмайна чем-то вроде фетиша. Начальник полиции почему-то вообразил, что, привязав Армана к своему делу, он восторжествует над своими врагами. Под влиянием этих соображений он и отправился в «Сентенниал-Парк-Отель». Войдя в общий зал, он попросил вызвать Лавареда. Парижанин, несколько удивленный таким ранним посещением, тотчас же вышел к нему.

Но Оллсмайн без всяких предисловий обратился к нему со следующими словами:

— Вас, конечно, удивляет мое посещение, но я пришел по важному делу. Я хочу заключить с вами союзный договор.

На лице Армана выразилось удивление.

— Сейчас я объяснюсь, — продолжал Оллсмайн. — У нас с вами есть один общий враг, и этот враг — корсар Триплекс. Мне он вредит в моей служебной деятельности, вам — в осуществлении вашей цели. Соединимся же вместе против этого человека!

— С удовольствием готов вам содействовать, — с невиннейшим видом отвечал журналист.

Тот оборот, который принял разговор, начинал забавлять его. Человек, обманувший его относительно Ниари, препятствовавший Роберу найти свое утраченное имя, теперь просил его помощи… Было же над чем посмеяться!

Но доверие директора могло оказаться ему полезным, и потому журналист не счел нужным выводить Оллсмайна из заблуждения.

— Благодарю вас, благодарю, — сказал Оллсмайн. — Вы умный человек и с полуслова понимаете, в чем дело. Так вот, я вам предложу…

• Предыдущая
• 20/75
• Следующая