Перехлестье - Алексина Алена - Страница 34

• Предыдущая
• 34/97
• Следующая

— Хотя бы, что Морака зачем?то явилась в Аринтму, надев личину человека.

— Морака? Ты уверен?

— Да, — закивал дед и почесал жидкую бороденку. — Пришла проклятая, кровушку нашу пить да козни плести.

Палач магов задумался. Что ж. Если сплетни Сукрама верны, то это многое объясняет — и странное для дэйна поведение, и то, что вдруг все нити власти разом выскользнули у него из рук, рассыпались, перепутались и превратились в безобразную мешанину. Морака, старшая сестра богини любви, терпеть не могла, когда жизнь текла упорядоченно и гладко. Эта коварная и жестокая богиня постоянно устраивала всевозможные происки и каверзы, направленные на всех подряд. Она никому не благоволила, а потому никто из живущих не чтил ее. Какой смысл поклоняться той, от которой не дождешься ни милости, ни помощи, ни снисхождения?

Морака. Надо сказать Шахналу.

— Как там девка?то? — вдруг спросил Сукрам. — Прижилась, аль нет?

— Прижилась, — дэйн прикрыл глаза, пытаясь уловить силу мага. — Стряпухой хлопочет у Багоя, жениха нашла.

Старик с удивлением посмотрел на собеседника.

С каждым шагом, отдалявшим его от города, Палач магов все больше и больше походил на себя обыкновенного, того, с кем дед виделся очень часто. Старому торговцу нравился дэйн. Спокойный, гордый, мрачноватый, он не был лишен столь редкого среди других дэйнов чувства справедливости. И тем отличался от своих братьев по служению, хоть и не показывал этого. Его чувства и переживания были скрыты и загнаны глубоко внутрь сердца. С виду дэйн был такой же бездушный, как и все остальные. Вот только… дед улыбнулся своим мыслям, пряча усмешку в бороду. Занятный он.

— Жених? Жених — это хорошо.

— Он маг, — коротко сказал мужчина, которого сейчас это обстоятельство уже не вводило в прежнюю ярость. — Не просто маг. Грехобор.

Дед присвистнул и пригладил плешивую голову.

— Ишь ты! Неужто сам Грехобор вылез из своей скорлупы? Как он только смог кольцо?то девке предложить? Он же и говорить, поди, разучился.

— Да нет, — усмехнулся дэйн. — Когда хочет, вполне себе понятно изъясняется. Хотя, что невеста согласится, он, конечно, не ждал. Да и никто не ожидал.

Он даже начал было пересказывать попутчику то, что приключилось в харчевне, как едва уловимые нотки чужой силы заставили его резко остановиться.

— Бывай, Сукрам, — коротко попрощался палач магов и пустил жеребца в лесную чащу.

— И тебе не хворать, — старичок покачал головой, глядя вслед мужчине. — Эх… такую историю не рассказал…

Хижина Шильды отыскалась почти сразу. Видимо, после смерти хозяйки скрывающее заклятье рассеялось без следа. И теперь дэйн качал головой, с усмешкой глядя на полянку, мимо которого проезжал не один раз. Вот ведь нутром чуял, что магесса где?то рядом, а найти не мог. В трех соснах блуждал, чуть, вон, колею не натоптал. Тьфу. Сильна… сильная была старая, раз даже дэйна вокруг пальца обвела. Трудно представить, что натворит колдун, перенявший ее дар…

Спешившись, мужчина направился к покосившейся землянке. Низенькая дверь просела и разбухла, а уж открылась с таким противным скрипом, что, казалось, во всем лесу птицы должны были испуганно смолкнуть.

Палач магов осторожно зашел в темную хижину, стараясь ни к чему не прикасаться — мало ли что могла задумать ее обитательница перед смертью. Сейчас важно было не тряпье перебирать, а отыскать хотя бы призрачный намек на то, кем стала преемница коварной старухи.

Встав посреди убогого домишки, дэйн повернулся лицом ко входу и закрыл глаза. Дар, до сей поры мирно спящий внутри него, начал медленно пробуждаться, волнами расходиться в стороны, подниматься вверх, заставляя сердце колотиться у самого горла, а кровь мчаться по жилам, горяча и будоража. Миг другой и высокую мужскую фигуру окутало серебристое сияние.

Дэйн развел в стороны руки, с поднятыми вверх ладонями. Воздух вокруг задрожал, словно раскаленное марево исходило от напряженного тела.

Невероятное усилие воли и разума отзывалось тягучей болью во всем теле. Страдание накатывало волнами, становясь тем сильнее, чем больше просыпался дар, и вот, уже не ощущая ничего, кроме абсолютной, охватившей его пытки, дэйн выдохнул:

— Покажи.

И видения произошедшего, словно прорвавшийся сквозь заслон поток, хлынули в рассудок, уничтожая жар души, убивая остатки чувств. Проклятый дар… никто не знал, чем дэйны платят за него. Никто не видел боли, в которой они захлебывались. Орудия богов, не ведающие жалости палачи, как никто другой знали цену страданиям и терпению, знали настоящую муку, ведь она овладевала ими всякий раз, когда рядом оказывался маг.

Тоненькая фигурка застыла в дверном проеме, наблюдая за тем, как дэйн творит волшбу. Девушка еще с тропинки почуяла его присутствие и не смогла пройти мимо. Почему? Потому.

Вот и результат: она стоит на пороге холодной землянки и чувствует всю ту боль, которую сейчас испытывает этот высокий широкоплечий мужчина, кажущийся таким сильным… Ныне его прерывистое дыхание было тяжелым и прерывистым. О, так легко предсказать то, что будет дальше.

Не раз и не два наблюдала она за тем, как дэйны растрачивают себя в поисках ответов. Не раз и не два выхаживала их, замученных, обессилевших, опустошенных. И всякий раз возвращала им хотя бы крохотную видимость человечности. Только ей это было разрешено, несмотря на то, что боги дали девушке совсем другую работу…

Вот мужчина покачнулся, и она бросилась к нему, подхватывая неожиданно сильными руками обмякшее тело. Зашептала заклинание очищения, освобождая душу от скверны, и аккуратно опустила Палача магов на пол, мимолетным прикосновением отвела со лба прядь потных волос. Рука замерла на мгновение, когда девушка разглядела в потемках лицо дэйна… а потом незнакомка продолжила свое дело.

Легкие пальцы порхали надо лбом, пробегали по шее, плечам и груди лежащего без памяти мужчины. Тягучая тьма, похожая на потоки вязкой грязи, просачивалась сквозь человеческую кожу. Девушка черпала ее горстями, собирала на ладонях и та струилась — черная, липкая, ползла обратно к неподвижному телу. Но нет, ладони стряхивали вязкие капли и снова тянули из дэйна зло, впитавшееся в душу.

Мучительный труд, который странница взвалила на себя, длился несколько дней. Дэйн, скованный не то сном, не то беспамятством неподвижно лежал на жестких досках старого топчана. Девушка сидела над ним, перебирая пальцами воздух и что?то неразборчиво шепча. Она не знала, сколько еще продлится сон, но радовалась, что этот сон исцелял.

Раз за разом, касаясь теплой груди мужчины, она набирала полные пригоршни черноты, выходила из хижины и брела, покачиваясь под тяжестью зыбкой ноши, к дороге. Ладони пекло, словно на них лежали раскаленные угли, из?под ногтей текла кровь, но снова и снова целительница по запястья погружала руки в жесткую укатанную колею. И бесплодная земля расступалась, принимая скверну в серые, мертвые недра дороги.

После этого девушка отступала в тень деревьев и, измождено привалившись к могучему стволу, ждала какого?нибудь путника, обоз или телегу. И лишь после того, как по дороге кто?то проходил или проезжал, тем самым закрывая скверне путь в мир живых, лекарка возвращалась в одинокую избушку.

Постепенно тягучая чернота, истекающая из тела мужчины, сделалась темно-серой, потом просто серой, затем стала похожа на зыбкий туман, а вскоре исчезла вовсе. Но лишь к концу пятого дня дэйн задышал, наконец, свободно и ровно — тяжесть, сковавшая душу, исчезла. Девушка не нашла в себе сил радоваться, привалилась к стене и сползла вниз. Тяжелая усталость брала свое. «Надо уходить, пока он не проснулся» — мелькнуло к голове перед тем, как глаза закрылись, и лекарка провалилась в сон.

* * *

Дэйн очнулся и некоторое время смотрел в черный закопченный потолок. Теперь он точно знал, что именно тут произошло, и недобрая улыбка скользнула по твердым губам. Василиса — самоуверенная стряпуха из «Кабаньего Пятака» — и не догадывалась, какую шутку сыграла с ней судьба…

• Предыдущая
• 34/97
• Следующая