Жаб Жабыч метит в президенты - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/16
• Следующая

— Хорошо! Хорошо! — кричала крашеная тетка. — Мы зарегистрируем вашу лягушку! Приходите завтра.

Но дураков не нашлось — не отступал никто.

Люди стали скандировать:

— Го-ли-цын! Го-ли-цын!

— Перестаньте кричать! — крикнула тетка. — Пусть один человек пройдет к председателю.

К председателю зашел папа.

Председателя Балаболкина в кабинете не было. Зато был секретарь Кувшинов. Он вовсю стучал на компьютере: «… эдтфдэо эыфомх 5678 ацьпц вм об3ъ3р…»

Папе не было видно, что он там пишет. А писал он черт-те что. Просто так, делая вид, что он занят. Из-под его клавиш сыпалось: «…Дрыфыс 09 Цфл щущу хрясьть хозвыпар хыр пыр тромб…»

— В чем дело, гражданин? — спросил он.

— Зарегистрируйте нашего кандидата.

— Давайте его паспорт и списки избирателей.

Папа подал ему паспорт и списки избирателей с адресами.

Когда секретарь увидел исправленную фамилию, он даже застонал. Он тоже стал судорожно стучать по телефону, призывая на помощь Балаболкина, но телефон молчал.

Секретарь стал мокрым, но деваться было некуда. Он взял бланк кандидатской книжечки, наклеил фотографию Жабжабыча и поставил круглую фиолетовую печать.

Для папарацци Стенькина наступили трудные времена. Надо было оформлять бумаги на новое помещение, преобразовывать запущенный полуподвал в роскошное фотоателье, зарабатывать на все это деньги и искать компромат на кандидата в мэры господина Голицына.

Найти компромат на господина Жабжабыча было трудно. Жабжабыч не пил водки. Он даже запаха спирта не переносил. Однажды, увидев заспиртованную лягушку, он замер на месте на целых два часа. Его еле пробудили. С этой стороны его взять было невозможно.

Он не брал взяток, и никто не собирался их ему давать. Так что взяточный компромат отпадал. Он не дрался и, даже больше того, не курил.

Раз компромата не было, надо было его организовать.

Сначала Стенькин решил сделать кадр: «Кандидат в мэры безжалостно бьет детей». Он стал уговаривать мальчишек облить Жабжабыча тушью и ждать, чтобы он их треснул.

Но даже самые противные дети не хотели обижать «детского мэра».

— Не-а, дядя, он хороший. Мы за него.

Путем опроса Стенькин нашел одного, наверное, самого противного подростка из трудной алкогольной семьи. Дал ему доллар и велел тушью облить Жабжабыча. Подросток взял доллар, облил тушью самого Стенькина и удрал.

Компроматные планы рушились на глазах. Вся надежда оставалась на сомнительных тетенек.

Стенькин понимал, что дружба с легкомысленными гражданками, которые приезжают на квартиры танцевать и пить вино, сгубила не одного политического деятеля. Про таких тетенек очень часто говорили в городе, но где их искать, Стенькин не знал. Не идти же на улицу, чтобы спрашивать: «Простите, господин в богатом пиджаке, нет ли у вас знакомых распущенных гражданок?»

Он взял газету «Из рук в руки». И ему с ходу очень понравилось такое объявление:

«Развлекательно-эротический ансамбль „Гибкая березка“. Танцы и песни с выездом на дом. Принимаются коллективные заявки».

Стенькин позвонил по указанному телефону:

— Вы действительно развлекательный ансамбль?

— Действительно.

— Вы действительно выезжаете на дом?

— Действительно.

Стенькин перевел деньги на указанный счет, дал адрес Жабжабыча, приготовил фотоаппарат и стал ждать.

Он очень боялся, что Жабжабыч в этот вечер уйдет из дома и все сорвется. Но ничего не сорвалось. Ровно в девять часов вечера к участку Устиновых подъехал легковой автобус.

Наверху у него стоял репродуктор. Полилась музыка, и из автобуса посыпались одна за другой сарафановые бабушки. Размахивая белыми платочками, они поплыли по кругу.

На крыльцо вышел папа Устинов, мама Устинова, и к забору прибежало несколько соседей. Из своей будки вылез Жабжабыч и вылупил глаза…

Бабушки сделали два красивых круга по участку, игриво поглядывая на Жабжабыча, и продолжили:

В этом трагическом месте из глаз Жабжабыча покатилась слеза.

Стенькин фотографировал все и тоже плакал. Но он плакал совсем по другой причине — потому что плакали его денежки. Он же совсем не этого хотел. Он хотел плясок раздетых тетенек на свежем воздухе, жарких объятий при закате солнца, шампанского, брейков и стриптизов.

А бабушки, впрочем, скорее это были пожилые тетеньки, кружились и пели. Они явно вошли в азарт и вдруг запели частушки, направленные на Жабжабыча:

Тут одна самая молодая бабушка подтанцевала со своим платочком близко к Жабжабычу и пропела ему лично и со смыслом:

Жабжабыч разволновался и даже закурил большую сигару.

А к нему уже подступила следующая бабушка:

Жабжабыч сразу выбросил сигару и затоптал ее ногой. Тут к нему подкатилась другая березка:

Хотя Жабжабыч ни за кем не ходил и никаким картузиком нигде не махал, он немного обиделся на «толстое пузико». А тут еще ему добавили текста:

От такой версии Жабжабыч пришел в ужас и чуть-чуть не замер на пару часов. Но другая, уже совсем продвинутая бабушка пропела ему совсем другие слова:

Фотограф Стенькин не выдержал. Он подбежал к автобусу и спросил у главной бабушки:

— А где же эротика?

— Что, уже нужна?

— Очень нужна.

— Сейчас будет.

Главная бабушка три раза хлопнула в ладоши — все двенадцать бабушек, как по команде, подняли вверх руки, и все двенадцать сарафанов разом попадали на траву.

Участницы самодеятельности очень испугались, сильно застеснялись и, кое-как загораживаясь и сверкая белыми ногами, побежали в автобус. Последняя, самая маленькая бабушка подобрала все сарафаны и тоже скрылась в кабине. Автобус отъехал. Представление окончилось.

Но Жабжабыч был счастлив. Он долго хлопал в ладоши вслед уехавшим артистам. И напевал:

• Предыдущая
• 7/16
• Следующая