Шпион, который спас мир. Том 2 - Шектер Джеролд - Страница 50

После его разоблачения любые сомнения относительно честной игры Пеньковского были исключены благодаря массовому отзыву Советским Союзом старших военных офицеров и связанных с ними официальных лиц и посыпавшимся на их головы дисциплинарным взысканиям. Маршал Варенцов был понижен в чине до генерал-майора, выведен из состава Центрального Комитета и лишен звания депутата Верховного Совета «за утрату бдительности и совершение неблаговидных поступков». Генерал Иван Серов был понижен в чине и смещен с должности начальника ГРУ в марте 1963 года. Предполагалось, что он станет заместителем начальника штаба Волжского военного округа, однако он так и не занял этот пост. Серов запил и, судя по сообщениям, покончил жизнь самоубийством, застрелившись в одном из арбатских переулков после того, как его исключили из Коммунистической партии в 1965 году вслед за смещением с поста Хрущева^{220}. Помощники Варенцова генерал-майор А. Позовный и полковник В. Бузинов были признаны «близкими знакомыми Пеньковского» и подвергнуты «жестким дисциплинарным взысканиям», их карьера рухнула. Член Центрального Комитета, правая рука и близкий помощник Хрущева Виктор Михайлович Чураев получил строгое дисциплинарное взыскание. По оценкам, были отозваны 300 человек из числа офицеров и воен-ного персонала ГРУ и КГБ, которых Пеньковский раскрыл англичанам и американцам. Получили выговоры, были понижены в должности или переведены из Москвы в глубинку около 170 офицеров ракетных войск и артиллерии, с которыми Пеньковский находился в контакте. В Государственном комитете происходили перестановки и увольнения должностных лиц, которые работали вместе с Пеньковским. В. В. Петроченко. заместитель начальника отдела внешних сношений Госкомитета, занимавшегося координацией научных исследований, был уволен со строгим выговором^{221}.

Тем временем англичане готовили почву для обмена Винна на Гордона Лонсдейла. Лондонская «Таймс» от 13 мая 1963 года в редакционной статье, написанной, по-видимому, по заказу правительства, отмечала, что «хотя судебный процесс и происходил с соблюдением законности... тем не менее создавалось впечатление, что все это дело было чрезмерно раздуто. Очевидная неуклюжесть попыток Пеньковского вступить в контакт с американской разведкой и небрежный характер его последующих взаимоотношений с Винном могли бы подтвердить предположение, что он, возможно, с самого начала находился под контролем русских. Если это так, то свидетельские показания Винна требуют разъяснения. А объяснить это можно было бы шестимесячной подготовкой к суду над ним. И он, и Пеньковский, должно быть, подвергались всем формам психологического воздействия. Не было никакой необходимости применять более грубые формы давления, которые оставляют явные следы. Ни тот, ни другой не были доведены до состояния автомата».

Лондонская «Таймс» высказывала предположение, что помимо пропагандистских целей судебного процесса более конкретная цель «всего этого тщательно подготовленного дела заключалась в том, что до прошествии какого-то благопристойного периода Советский Союз, возможно, сам предложит обменять Винна на Лонсдейла. «Таймс» ссылалась на такой прецедент, как обмен Фрэнсиса Гари Пауэрса на Рудольфа Абеля в феврале 1962 года^{222}.

ЦРУ считало необходимым узнать, каким образом был разоблачен Пеньковский, и затеяло крупную контрразведывательную операцию с целью выявления причины. Хотя ничего нового обнаружить не удалось, еще долгие годы продолжалось копание в прошлом, и множество домыслов выдвигается и по сей день. Появилась масса версий, но, хотя на многие вопросы имеются ответы в существующих отчетах, ряд других вопросов продолжает вызывать беспокойство и остается загадкой. Англичане, у которых МИ-6 официально не существует, давно отказались от практики ведения протоколов бесед и открытого доступа к документам. Источник, близкий к британской разведке и этому делу, высказал предположение, что Шерголда мучит чувство вины за смерть Пеньковского. Шерголд, по его словам, понимал, что группа нещадно эксплуатирует Пеньковского, однако было трудно отказаться от этого, учитывая его сверхчеловеческое рвение. Анализируя ситуацию задним числом, он считает, что группе следовало бы постараться умерить это усердие и законсервировать его деятельность на какой-то период, пока не рассеются подозрения. Требования, которые ЦРУ и МИ-6 предъявляли к работе Пеньковского, были настолько непомерны, что просто не могли не привести к его разоблачению. Но каким же образом он был пойман? После смерти еще больше, чем при жизни, Пеньковский был олицетворением образа идеального шпиона периода «холодной войны». Вокруг его имени роились слухи и домыслы.

Советские вскоре после его расстрела развернули кампанию, цель которой заключалась в том, чтобы внушить, что Пеньковский был двойным агентом, то есть передавал только ту информацию, которую получал от КГБ и ГРУ. Несколько раньше распространились слухи, что он не был расстрелян, а остался в живых, расстрела же избежал благодаря тому, что был двойным агентом на самом деле. Одна из первых попыток внушить это предположение была предпринята Николаем Трофимовичем Федоренко, советским представителем при Организации Объединенных Наций, на обеде, состоявшемся 27 мая 1963 года. Федоренко обсуждал дело Пеньковского с одним западным дипломатом, имевшим контакты с ЦРУ. Дипломат высказал предположение, что откровения Пеньковского нанесли Советскому Союзу тяжелый удар. Федоренко, улыбнувшись, ответил: «Не верьте всему, что пишут газеты. Пеньковский жив и здоров; он был двойным агентом, работая против американцев»^{223}.

В отчете, полученном ЦРУ в июле 1963 года от одного надежного советского агента, говорилось, что «Хрущев в декабре 1962 года упомянул в присутствии Тито и других лиц в Киеве, что Пеньковский причинил много вреда, но при этом сделал кое-что полезное, поскольку благодаря ему Соединенным Штатам теперь известны мощь и технические достижения Советского Союза»^{224}.

В то же время КГБ и советские военные круги прилагали неимоверные усилия, чтобы свести к минимуму последствия шпионской деятельности Пеньковского для общественного мнения. Для послушной печати это было нетрудной задачей. Редакционная коллегия «Известий», возглавляемая главным редактором Алексеем Ивановичем Аджубеем, зятем Хрущева, опубликовала 29 мая 1963 года интервью обвинителя Горного. Горный ответил на письма читателей, пожелавших узнать размеры ущерба, причиненного советскому оборонному потенциалу шпионской деятельностью Пеньковского.

Горный преуменьшил роль Пеньковского, утверждая, что тот не выдал секретов, связанных с военным оборудованием и оборонным потенциалом Советского государства. «Такие предположения не имеют под собой почвы. Пеньковский по роду своей работы был весьма далек от информации, связанной с вооружениями наших войск, а также с применением новых видов оружия. Он передавал иностранным разведслужбам только некоторые технические доклады советских специалистов, ездивших за границу, и отрывочные данные военного характера, которые ему удавалось вытянуть из своих болтливых приятелей или почерпнуть из закрытых публикаций... Тем не менее можно с полной ответственностью утверждать, что передаваемые им материалы не могли причинить сколько-нибудь серьезного ущерба оборонному потенциалу Советского Союза», — писал Горный^{225}.

На самом деле советские военные власти не знали полного объема деятельности Пеньковского, потому что он не составлял перечня того, что фотографировал, и уничтожил список интересующих вопросов, переданный ему англо-американской группой. В своем признании Пеньковский намеренно уменьшил объем того, что было им похищено и сфотографировано. Первые сведения, полученные КГБ, о том, какого рода секретные материалы он регулярно фотографировал, основывались на непроявленной пленке, обнаруженной в ящи-ке письменного стола при его аресте. Еще до судебного процесса над Пеньковским и Винном ЦРУ и МИ-6 обсуждали планы долгосрочного использования его материалов против КГБ. В меморандуме ЦРУ, подготовленном до суда, в мае, кратко излагался план серьезной контрпропагандистской операции, цель которой заключалась в том, чтобы свести к минимуму последствия судебного процесса, однако там предусматривалось следующее: «Некоторые документы, относящиеся к общей теме советского шпионажа на Западе, будут преданы гласности для прикрытия, при условии, что это можно будет сделать без риска или без прямой связи с делом Пеньковского».