Щегол - Тартт Донна - Страница 160

• Предыдущая
• 160/204
• Следующая

– Как здорово – снова тебя увидеть. Отлично выглядишь.

Она, похоже, не замечала, какой я при виде нее сделался ошарашенный, оторопелый, смешавшийся. А может, замечала, но не хотела ранить мои чувства.

– А где Хоби? – спросил я, не потому что мне хотелось это узнать, а потому что слишком уж это было похоже на сказку – оказаться с ней дома наедине, жутковато даже.

– О-о, – она завела глаза к потолку, – он все-таки помчался в булочную. Я просила его не напрягаться, но сам знаешь, какой он. Захотел купить мне черничных булочек – когда я была маленькой, мама с Велти мне такие покупали. Представляешь, они их там до сих пор пекут – правда, он сказал, что не каждый день. Кофе точно не хочешь? – она шагнула к плите, в походке – лишь легкий намек на хромоту.

Все было настолько невероятно – я с трудом разбирал, что она там говорит. Так оно всегда было, стоило мне оказаться с ней в одной комнате, она затмевала собой все остальное: ее кожа, ее глаза, ее чуть надтреснутый голос, огненные волосы и то, как она держит голову слегка набок, от чего кажется, будто она напевает что-то себе под нос; и свет на кухне перемежался светом ее присутствия, ее цветом, свежестью и красотой.

– Я тебе дисков записала! – она глянула на меня через плечо. – Жаль только, не захватила с собой. Не знала ведь, что заеду к вам. Доберусь до дома и сразу же отошлю по почте.

– И я тебе! – У меня в комнате стояла целая кипа дисков и с ними – вещи, которые я покупал, потому что они напоминали мне о ней, их было так много, что я стеснялся их отсылать. – И книжки еще!

И украшения, промолчал я. И шарфы, и афишки, и духи, и виниловые пластинки, и набор “Воздушный змей своими руками”, и игрушечная пагода. Топазное колье восемнадцатого века. Первое издание “Озмы из страны Оз”. Покупки эти были способом думать о ней, быть с ней. Кое-что я потом подарил Китси, но все равно я уж точно никак не мог выйти из комнаты с грудой вещей, которые я напокупал ей за все эти годы, потому что будет казаться, будто я совсем спятил.

– Книжки? Отлично! Я как раз дочитала книжку в самолете, нужна новая. Можем поменяться.

– Да, давай.

Босые ноги. Пунцово-розовые ушки. Жемчужно-белая кожа в круглом вырезе футболки.

– Rings of Saturn[67]. Эверетт думает, тебе понравится. Кстати, он передает тебе привет.

– Да, ему тоже привет, – как же меня бесило, когда она притворялась, будто мы с Эвереттом друзья, – я тут… эээ…

– Что?

– Я, знаешь… – У меня тряслись руки, и ведь не с похмелья даже. Только и оставалось надеяться, что она ничего не заметила. – Знаешь, я заскочу к себе на минутку, хорошо?

Она осеклась, легонько хлопнула себя по лбу: вот дурочка.

– Ох, ну конечно! Я тут буду.

Я задышал снова, только когда очутился у себя в комнате и захлопнул дверь. Костюм вчерашний, но сойдет, ничего, но голова грязная, и душ не помешал бы. Бриться или нет? Рубашку поменять? Или заметит? Не покажется ли ей странным, что я тут для нее прихорашиваюсь? Как бы так пробраться в ванную и почистить зубы, чтоб она не заметила? И вдруг меня накрыло встречной волной паники, что я заперся тут у себя в комнате и трачу драгоценные минуты, которые мог бы провести с ней.

Я вскочил, распахнул дверь:

– Эй, – выкрикнул я в коридор. – Пойдешь со мной вечером в кино?

Легкий проблеск удивления:

– Да, давай. А на что?

– Документальный фильм про Гленна Гульда. Очень хочу посмотреть.

По правде сказать, я его уже видел и просидел весь сеанс, притворяясь, что она со мной: представлял, как она отреагирует на ту или иную сцену, представлял, с каким увлечением мы потом станем обсуждать фильм.

– Отличный выбор. А во сколько?

– Часов в семь. Я уточню.

Весь день я думал о предстоящем вечере и был вне себя от счастья. В магазине (где я был так занят с “рождественскими” покупателями, что не мог целиком отдаться планам) я раздумывал, что надеть (что-то неброское, никаких костюмов, никакой нарочитости) и куда потом вести ее ужинать – никаких модных ресторанов, нельзя, чтоб она засмущалась или подумала, что я рисуюсь, но все равно, нужно какое-то особенное заведеньице, особенное, миленькое, тихое, чтоб можно было поговорить и чтобы было недалеко от “Фильм-форума” – и, кстати, она же давно не была в Нью-Йорке, наверное, ей понравится, если мы сходим в какой-нибудь новый ресторан (“Это местечко-то? Да, тут здорово, рад, что тебе понравилось, просто клад, правда?”), но помимо всего вышеперечисленного (тихое – вот что главное, неважно даже, что там с кухней или с местоположением, только бы не попасть в ресторан, где придется друг другу орать), это еще должен быть такой ресторан, чтоб можно было попасть без брони – и про вегетарианство нельзя забывать. Какое-нибудь симпатичное местечко. Не слишком дорогое, чтоб ее не спугнуть. Нельзя, чтоб она подумала, что я тут в лепешку расшибаюсь; должно казаться, что ресторан я выбрал бездумно, спонтанно. Да как же она может жить с этим ушлепком Эвереттом? Уродские шмотки, зубы торчком, вечно испуганные глаза! Который выглядит так, будто для него зажечь вечером означает поесть бурого риса с водорослями, примостившись за стойкой в магазине с органическими продуктами?

День еле-еле тянулся, и вот – шесть вечера, Хоби провел день с Пиппой и вернулся домой, заглянул в магазин.

– Ну, – помолчав, спросил он бодрым, но сдержанным тоном, который зловещим образом напомнил мне о том, как разговаривала с отцом мама, если приходила домой и видела, что он мечется по квартире на грани срыва. Хоби знал о моих чувствах к Пиппе – сам я ему ни о чем не рассказывал и словечком не обмолвился, но он – знал, а если б и не знал, то все равно бы сразу заметил (да тут и любой прохожий заметил бы), что у меня из ушей валит фейерверк. – Как ты тут?

– Отлично! А вы как погуляли?

– О, чудесно! – С облегчением. – Мы пообедали на Юнион-сквер – мне удалось найти местечко, мы сидели в баре, жаль, тебя с нами не было. Потом мы поехали в гости к Мойре и все втроем дошли до Института Азии, а теперь она пошла покупать рождественские подарки. А, она говорила, вы с ней вечером встречаетесь? – спрашивает как будто невзначай, но в голосе слышится напряженность, как у родителя, который волнуется, стоит ли доверять машину нестабильному подростку. – В “Фильм-форум” идете?

– Да, – занервничав, ответил я.

Не хотел говорить, что веду ее на фильм про Гленна Гульда, потому что он знал, что я его уже видел.

– Она говорила – на фильм про Гленна Гульда?

– Д-да, ммм, очень хочу еще раз посмотреть. Не говори ей, что я уже ходил, – порывисто добавил я и спросил: – А ты… сказал?

– Нет-нет, – он поспешно выпрямился, – не сказал.

– Ну, хм…

Хоби потер нос.

– Ну да, конечно, уверен, фильм-то отличный. Я и сам очень хочу его посмотреть. Но не сегодня, – быстро добавил он. – В другой раз.

– А-а… – Я изо всех сил старался изобразить разочарование, но вышло неубедительно.

– В общем, хочешь, я пока посижу в магазине? Тебе ведь нужно, наверное, принять душ, привести себя в порядок? Если собрался туда пешком идти, то выходить надо не позже половины седьмого.

На пути в кинотеатр я невольно улыбался и насвистывал себе под нос. А когда повернул за угол и увидел, что она стоит возле входа, так разволновался, что пришлось притормозить, подуспокоиться и только потом кинуться к ней, подхватить ее сумки (она стоит – куча пакетов в руках, щебечет что-то о том, как прошел день), в полнейшем, полнейшем блаженстве встать рядом с ней в очередь за билетами, прижавшись потеснее, ведь на улице холодно, потом – в кино, красные ковровые дорожки, и у нас с ней есть целый вечер, она хлопает в ладоши – руки в перчатках: “Ой, а может, попкорна?” – “Конечно! (я кидаюсь к стойке) Тут отличный попкорн…” И потом мы с ней вместе идем в зал, и я небрежно касаюсь ее спины, ее бархатистого пальто – безупречно коричневое пальто, безупречно зеленая шляпка и безупречная, безупречная рыжая головка – “Сюда – боковой ряд? Ты не против?”, – наших с ней походов в кино (пять раз) мне как раз хватило, чтобы понять, где она любит сидеть, кроме того, я это и так знал – от Хоби, у которого я годами потихоньку выспрашивал все о ее вкусах и предпочтениях, о том, что она любит и чего не любит, вставлял вопросы в разговор небрежно, по одному за раз, почти десять лет подряд: это она любит? а это? – и вот она сама оборачивается ко мне, улыбается – мне улыбается, мне! И в кинозале так много народу, потому что это семичасовой сеанс, народу куда больше, чем мне, с моей-то тревожностью и боязнью людных мест, было под силу вынести, и люди продолжали просачиваться в зал даже после начала фильма, но мне было наплевать, мы с ней могли сидеть хоть в окопе при Сомме, под немецким обстрелом, а я бы замечал только то, что она сидит рядом со мной в темноте, ее рука – возле моей. И какая музыка! Гленн Гульд за пианино, волосы в разные стороны, энергия бьет ключом, голова запрокинута – посланник из мира ангелов, порыв вдохновения подхватил его, несет! Я все косился на нее украдкой, сдержаться не было сил, но только через полчаса наконец осмелился повернуться и как следует поглядеть на нее – на ее профиль, омытый белым экранным светом, и с ужасом понял, что фильм ей не нравится. Ей скучно. Да нет, она расстроена!

• Предыдущая
• 160/204
• Следующая