Щегол - Тартт Донна - Страница 186

• Предыдущая
• 186/204
• Следующая

Centraal Station[93]. Тут же Евросоюз, паспорта на границе не проверяют. Можно уехать куда угодно, любым поездом. Я представил, как кружу бессмысленно по всей Европе: Рейнский водопад и Тирольские горы, киношные туннели и вьюги.

Иногда весь смысл в том, чтоб хорошо разыграть дрянную комбинацию, сонно говорил клевавший носом на кушетке отец.

От температуры голова у меня кружилась, я уставился на телефон и сидел, не двигаясь, пытаясь все обдумать. Борис тогда за обедом говорил, что из Амстердама в Антверпен можно доехать на поезде (во Франкфурт тоже, но от Германии надо было держаться подальше), и еще – в Париж. Если отправиться за новым паспортом в парижское консульство, может, тогда меня точно к этой истории с Мартином не привяжут. Впрочем, факт оставался фактом, был свидетель – азиатик. Как знать, может, мои данные уже переданы в правоохранительные органы по всей Европе.

Я пошел в ванную, поплескал водой в лицо. Слишком много зеркал. Я выключил воду, взял полотенце, вытерся. Действуем методично, сначала одно, потом другое. К ночи я всегда становлюсь мрачнее, ночью мне делается страшно. Стакан воды. Аспирин, чтобы сбить температуру. Она тоже начинает к вечеру подниматься. Простые действия. Я сам себя накручивал и прекрасно это понимал. Я не знал, за какие преступления Бориса может разыскивать полиция, но хоть и переживал, что его могли арестовать, все-таки куда больше боялся того, что Сашины люди пустили кого-нибудь по его следу. Но и об этом я старался не думать.

На следующий день – в канун Рождества – я заказал в номер плотный завтрак и заставил себя его съесть, хоть есть-то и не хотелось, газету я выбросил даже не читая, боялся, что если еще раз увижу слова Overtoom или Moord, то у меня точно не хватит духу действовать. Наевшись, я неторопливо собрал скопившиеся за неделю у кровати газеты, смял их и выбросил в мусорное ведро, вытащил из шкафа испорченную отбеливателем рубашку и, убедившись, что пакет завязан накрепко, сунул его в другой пакет, с азиатского рынка (его я завязывать не стал, так нести проще, да и вдруг попадется подходящий кирпич). Потом, подняв воротник пальто, повязав сверху шарф, я повесил на дверь табличку для горничной, что можно, мол, убраться, и вышел.

Погода была отвратительная, мне только на руку. Косой дождь со снегом сыпал над каналом. Я шел где-то минут двадцать, чихая, дрожа, чувствуя себя препаршиво, как вдруг наткнулся на мусорный бак, стоявший на очень пустынном углу – ни машин, ни прохожих, ни магазинов, только слепые дома с наглухо закрытыми от ветра ставнями.

Я быстро запихнул туда рубашку и ушел, в приступе радостного возбуждения я проскочил улиц пять, несмотря на то что у меня зую на зуб не попадал. Ноги промокли, для булыжных мостовых у моих ботинок были слишком тонкие подошвы, и я страшно замерз. Интересно, когда у них тут вывозят мусор? Неважно.

Только вот – я замотал головой, чтоб думалось яснее – азиатский рынок. На целлофановом пакете было название рынка. В паре кварталов от моего отеля. Но нет, ерунда, не стоит об этом думать, уговаривал себя я. Кто меня там видел? Никто.

ЧАРЛИ: Ответ положительный.

ДЕЛЬТА: Маневрирую с трудом.

Хватит. Хватит. Возвращаться нельзя.

Я не знал, где в городе стоянки такси, а потому бесцельно бродил туда-сюда минут двадцать, пока не поймал наконец такси на улице.

– Centraal Station, – сказал я таксисту-турку.

Но когда он высадил меня у входа, провезя по зловещим серым улицам, похожим на кадры старой кинохроники, мне на мгновение показалось, что он привез меня не туда, потому что с фасада здание скорее походило на музей: краснокирпичная фантазия с фронтонами и башенками, щетинистая голландская викторианщина.

Я влился в праздничную толпу, изо всех сил стараясь не выделяться, не глядеть на полицейских, которые как будто были повсюду, куда ни глянь, смущаясь, теряясь от того, что вокруг меня снова шумел и бурлил огромный демократичный мир: дедушки с бабушками, студенты, усталые молодожены, детишки тащат рюкзаки, сумки с покупками, стаканчики из “Старбакса”, грохот чемоданных колесиков, подростки собирают подписи для “Гринписа”, я снова окунулся в человеческий гул. Днем был поезд до Парижа, но мне нужен был ночной, самый поздний.

Бесконечные очереди тянулись до самого газетного киоска.

– Сегодня вечером? – спросила кассирша, когда я наконец подошел к окошку: крупная блондинка средних лет, грудастая, равнодушно-приветливая, словно сводница с второсортной жанровой картины.

– Да, вечером, – ответил я, надеясь, что выгляжу я получше, чем себя чувствую.

– Сколько билетов? – спросила она, даже не взглянув на меня.

– Один.

– Конечно. Ваш паспорт, пожалуйста.

– Секундочку… – из-за болезни я хриплю, ощупываю карманы – надеялся, что паспорт не спросят, – ох. Простите, у меня его нет с собой, оставил в сейфе у себя в номере, но… – Тут я вытащил удостоверение личности жителя штата Нью-Йорк, кредитки, карту соцстрахования, просунул их в окошко. – Вот, пожалуйста.

– В поездке нужно иметь при себе паспорт.

– Ну да, конечно, – я изо всех сил стараюсь говорить здраво, рассудительно. – Но я ведь только вечером уезжаю. Сами видите, – я показываю на пол, там пусто, у меня с собой нет багажа. – Я подружку провожал и решил, что раз уж я тут, то, пожалуй, куплю и билет заранее, если это возможно.

– Ну, – кассирша взглянула на экран, – времени у вас предостаточно. Не торопитесь, придете вечером и тогда же купите билет.

– Да, – я зажал ноздри, чтоб не чихнуть, – но я хотел бы купить его сейчас.

– Боюсь, что сейчас не получится.

– Ну, пожалуйста, вы мне очень поможете. Я в очереди сорок пять минут простоял, не знаю, что тут вечером будет. – Пиппа объездила всю Европу по железной дороге, и я точно помнил, что она говорила: в поездах паспорта не проверяют. – Я просто хочу купить билет сейчас, чтобы успеть закончить все дела в городе до того, как уеду вечером.

Кассирша внимательно поглядела на меня. Потом взяла удостоверение личности, посмотрела на фото, потом – опять на меня.

– Послушайте, – сказал я, потому что она заколебалась или как будто заколебалась, – вы же видите, что это я. Там написано мое имя, у вас есть моя карта социального страхования… вот, – я вытащил из кармана ручку и бумагу, – я сейчас распишусь, чтоб вы могли сравнить подписи.

Она сдвинула обе подписи, сравнила их. Потом снова взглянула на меня, на карту – и вдруг, разом, приняла решение.

– Я не могу принять у вас эти документы, – она вытолкнула мои карточки обратно.

– Но почему?

За мной выстроилась огромная очередь.

– Почему? – повторил я. – Это ведь все законно. Эти документы я предъявляю вместо паспорта, когда лечу в Штаты. И подписи совпадают, – добавил я, когда она так ничего и не ответила, – вы разве не видите?

– Ничем не могу помочь.

– То есть, – теперь у меня в голосе зазвучало отчаяние, кассирша агрессивно глядела на меня, будто говоря – ну-ка поспорь мне тут, – мне, значит, надо снова прийти сюда вечером и опять отстоять всю эту очередь?

– Простите, сэр. Ничем не могу вам помочь. Следующий! – сказала кассирша, глядя через мое плечо на следующего пассажира.

Когда я шел обратно, протискиваясь, проталкиваясь через толпу, кто-то окликнул меня сзади:

– Эй. Слышь, друг!

Я все прокручивал в голове сцену у билетного окошка и поначалу было подумал, что голос мне просто послышался. Но когда я настороженно обернулся, то увидел похожего на хорька подростка: красные воспаленные глазки, бритая голова, на ногах огромные кеды, покачивается с носка на пятку. Он так шнырял взглядом по сторонам, что я решил – небось, хочет продать мне паспорт, но он наклонился ко мне поближе и сказал:

• Предыдущая
• 186/204
• Следующая