Щегол - Тартт Донна - Страница 192

• Предыдущая
• 192/204
• Следующая

Я сунул конфеты в карман, глубоко дыша, постоял в коридоре. Даже осужденным на смерть позволено заказать последний обед, на эту тему Хоби (который без устали готовил и с наслаждением ел) частенько любил поговорить в конце ужина, за арманьяком, обшаривая кухню в поисках пустых табачных жестянок и блюдечек, которые служили его гостям импровизированными пепельницами: для него это был вопрос метафизический, о котором лучше всего говорить на полный желудок, когда доеден десерт и по рукам ходит последняя тарелочка жасминовых карамелек, потому что – если так вот задуматься под конец, под самый занавес, закрыть глаза и помахать земле рукой – что ты все-таки выберешь? Что-нибудь утешительное, что напомнит о прошлом? Незатейливо приготовленную курицу из какого-нибудь позабытого воскресного обеда, когда ты еще был мальчишкой? Или – урвешь напоследок деликатесов, чего-нибудь недостижимого – фазанов и морошки, белого трюфеля из Альбы? Что до меня, то я даже и не понимал, что голоден, до тех пор пока не вышел в коридор, но ровно в ту же секунду – у меня крутит желудок, во рту дрянной привкус, и я, похоже, в последний раз сейчас съем что-то, что выберу сам – я понял, что, кажется, нет аромата прекраснее этой сахарной теплоты: кофе с корицей, простых булочек с маслом из “континентального завтрака”. Как странно, подумал я, вернувшись в номер, открыв меню: хотеть чего-то вот так просто, жаждать чего-то ради самой жажды.

– Vrolijk Kerstfeest![96] – через полчаса сказал мне поваренок – крепко сбитый, лохматый подросток, как будто сошедший с картины Яна Стена, – на голове венок из мишуры, за ухом веточка остролиста.

Он театральным жестом поснимал с подносов серебряные крышки.

– Это особый голландский рождественский хлеб, – сказал он, иронично ткнув в него пальцем, – он у нас только сегодня.

Я заказал “Праздничный завтрак с шампанским”, куда входили маленькая бутылка шампанского, омлет с икрой и трюфелями, фруктовый салат, копченая лососина, кус паштета и еще с полдесятка плошек со всякими соусами, корнишонами, каперсами, специями и маринованными луковками.

Он откупорил шампанское и ушел (почти все мои оставшиеся евро ушли ему чаевыми), и только-только я налил себе кофе и осторожно его отхлебнул, пытаясь понять – переварю ли (меня до сих пор слегка подташнивало, а вблизи запах был уже не таким восхитительным), как вдруг зазвонил телефон.

Звонил портье.

– С Рождеством, мистер Декер, – выпалил он. – Простите, но боюсь, к вам в номер кто-то поднимается. Мы пытались их остановить внизу…

– Что? – Я оцепенел. Чашка застыла возле рта.

– К вам кто-то поднимается. Прямо сейчас. Мы их пытались остановить. Я попросил их подождать, но они не захотели. То есть мой коллега попросил их подождать. Он побежал наверх, я не успел позвонить…

– А…

Я обвел комнату взглядом. Вся моя решимость разом испарилась.

– Мой коллега… – он бросил что-то в сторону, неразборчиво, – мой коллега побежал за ним следом, все произошло так быстро, я решил, что надо…

– Он представился? – спросил я, подойдя к окну, прикидывая, можно ли его выбить стулом. Жил я невысоко, прыгать всего ничего, метра три.

– Нет, сэр, не представился, – говорил он очень быстро, – мы не смогли… то есть он вел себя очень настойчиво… проскочил мимо стойки, до того как…

В коридоре послышался какой-то шум. Крики на голландском.

– …у нас сегодня утром персонала не хватает, сами понимаете…

Кто-то решительно замолотил в дверь, я вздрогнул – крупная нервная дрожь, точь-в-точь как вечный сгусток крови, вылетающий изо лба у Мартина – и пролил на себя кофе. Черт, подумал я, оглядывая костюм и рубашку: всё в пятнах. Неужто не могли после завтрака заявиться? Хотя, подумал я, угрюмо шагая к двери, промокая рубашку салфеткой – может, это ребята Мартина. Может, все закончится быстрее, чем я думал.

Но когда я распахнул дверь, то глазам своим не поверил – на пороге стоял Борис. Помятый, измочаленный, с красными воспаленными глазами. На волосах – снег, снег на плечах. Я так удивился, что даже никакого облегчения не почувствовал.

– Что?.. – спросил я, когда он сжал меня в объятиях, и сказал решительного вида клерку, который спешил к нам по коридору: – Ничего, все в порядке.

– Видите? Чего это я должен ждать? Чего это я должен ждать? – сердито заговорил Борис, тыча пальцем в клерка, который так и замер на месте, уставившись на нас. – Я вам говорил! Я сказал, что знаю, где он живет! Если б он мне не был другом, как бы я узнал? – повернувшись ко мне: – Не понимаю, зачем вот это вот шоу. Глупость какая! Я там сто лет проторчал, а у стойки никого. Никого! Как в Сахаре! – Он злобно поглядел на клерка. – Жду, жду. В звонок – звонил! И только я собрался к тебе подняться – “подождите, сэр, подождите”, – сказал он хнычущим детским голосом, – “вернитесь-ка!”, и он, значит, за мной погнался…

– Спасибо, – сказал я клерку или, точнее, его спине – тот с неприятным удивлением поглядел на нас еще пару секунд, тихонько развернулся и пошел обратно. – Большое спасибо! Правда! – крикнул я ему вслед; все-таки приятно знать, что они остановят человека, который решит самостоятельно подняться к кому-нибудь в номер.

– Всегда пожалуйста, сэр. – Он даже не обернулся. – С Рождеством!

– Так ты дашь мне войти? – спросил Борис, когда двери лифта наконец закрылись и мы с ним остались одни. – Или будем стоять тут и нежно глядеть друг на друга? – От него воняло так, как будто он давно не мылся, вид у него был самодовольный и слегка презрительный.

– Я… – Сердце у меня колотилось, меня снова затошнило. – Ну да, на минутку.

– На минутку? – Он пренебрежительно оглядел меня с ног до головы. – А ты что, собрался куда-то?

– Вообще-то да.

– Поттер, – он бросил сумку на пол, полунасмешливо пощупал мне лоб, – плохо выглядишь. У тебя температура. Вид такой, будто ты Панамский канал рыл.

– Я нормально себя чувствую, – сухо ответил я.

– А выглядишь не очень. Белый, как рыба. И чего разоделся? Почему на звонки мои не отвечал? А это у нас что такое? – спросил он, заметив накрытый стол.

– Угощайся. Не стесняйся.

– И угощусь, если ты не против. Ну и неделька. Всю, блин, ночь ехали. Херовый способ провести сочельник. – Он стряхнул пальто, так и оставил его валяться на полу. – Хотя, по правде сказать, бывало и хуже. Зато трасса пустая. Остановились в какой-то придорожной дыре, только они и работали, заправочная, сардельки с горчицей, я их так люблю очень, но тут, господи боже, что у меня было с желудком… – Он взял из бара стакан, налил себе шампанского.

– А ты здесь, значит, – он повел рукой, – живешь, как я вижу, не тужишь. Купаешься в роскоши. – Он скинул туфли, поболтал ногами в мокрых носках. – Господи, у меня все пальцы отмерзли. На улицах грязища – снег тает, – он подтянул стул к столу, – посиди-ка со мной. Поешь. Вот я вовремя. – Он поднял крышку с блюда с подогревом, обнюхал омлет с трюфелями. – Вкуснота! И еще горяченький! Так, так, это что? – спросил он, когда я вытащил из кармана и протянул ему часы и кольцо Юрия. – Ах да, я и забыл. Насчет этого не волнуйся. Сам ему отдашь.

– Нет, отдай ему ты.

– Тогда надо ему позвонить. Тут еды на пятерых хватит. Давай-ка мы с тобой позвоним вниз, – он поднял бутылку с шампанским, проверил, сколько там еще осталось, с таким видом будто глядел на неприятный финансовый отчет, – да закажем еще, нормальную бутылку, может, две и попросим, чтобы еще кофе принесли и, наверное, чаю? Я… – он придвинул стул поближе к столу, – я с голоду умираю! Я его попрошу, – он подцепил кусочек копченой лососины, закинул в рот, полез в карман за мобильником, – попрошу его бросить где-нибудь тачку и прийти к нам, давай?

– Хорошо.

Что-то во мне так и обмерло, когда я его увидел, почти как в детстве – отца, сидишь долго один дома, потом вдруг повернется ключ в замке, невольно навалится облегчение и тут же – видишь отца, и сердце уходит в пятки.

• Предыдущая
• 192/204
• Следующая