Щегол - Тартт Донна - Страница 194
- Предыдущая
- 194/204
- Следующая
– Отнесу сумку вниз. Пусть в сейф положат.
Я не знал даже, есть ли у них там сейф, но не хотел, чтоб картина находилась рядом со мной – с чужими людьми, в чулане она будет в большей безопасности. Еще я собирался позвонить в полицию – сразу же, как Борис уйдет, его во все это втягивать не стоило.
– Ты туда даже не заглянул! Даже не знаешь, что там!
– Принято к сведению.
– Это ты вообще о чем щас?
– Может, мне и не надо знать, что там внутри.
– Ах, не надо? А может, надо. Это не то, что ты думаешь, – прибавил он с легким самодовольством.
– Не то?
– Не то.
– А откуда ты знаешь, что я думаю?
– Да, конечно, я знаю, что ты думаешь! И ты ошибаешься! Прости. Но, – он вскинул руки, – там кое-что гораздо, гораздо лучше.
– Лучше, чем?..
– Да.
– Что вообще может быть лучше?
– А вот так. Лучше-прелучше. Ты уж поверь. Открой, сам увидишь, – он кивком указал на сумку.
– Что это? – С полминуты я не мог ни слова вымолвить. Я вытащил из сумки один кирпичик сотенных – доллары, – потом еще один.
– Тут не все, – он поскреб в затылке. – Небольшая часть.
Я посмотрел на деньги, потом на него.
– Небольшая часть – чего?
– Ну, – он ухмыльнулся, – подумал, с наличкой я красивее выступлю.
Из соседней комнаты доносятся приглушенные комедийные голоса, отчетливые рулады закадрового смеха.
– Чтоб тебя получше удивить! И помни, это еще не все. Валюта США, тебе с ней домой проще будет возвращаться. Тут столько, сколько ты привез – ну, чуть побольше. По правде сказать, денег они еще не перевели – платеж пока не прошел. Но скоро заплатят, я надеюсь.
– Они? Кто не перевел денег? За что?
– Деньги мои. Собственно личные. Из сейфа у меня дома. Мы за ними в Антверпен заезжали. Так лучше ведь – чтоб ты их увидел, когда сумку откроешь, а что, нет? Рождественское утро! Хо-хо-хо! А потом их будет еще больше.
Я повертел в руках пачку денег, осмотрел ее: с одной стороны, с другой. Перетянута банковской лентой, на вид – будто только что из “Ситибанка”.
– “Спасибо, Борис”. “Ой, да ну что ты!”, – иронично ответил он уже своим обычным голосом. – “Рад помочь!”
Пачки денег. Как с неба свалились. На ощупь похрустывают. Что-то во всем этом было – какой-то смысл, какие-то эмоции, но до меня они пока никак не доходили.
– Короче, как я уже сказал – тут только часть. От двух миллионов евро. А в долларах это гораздо, гораздо больше. Так что – с Рождеством тебя! Вот тебе мой подарок! Я могу открыть на твое имя счет в швейцарском банке, перевести туда остаток, сделать вклад на предъявителя, и тогда… Ты чего? – спросил он, чуть ли не отпрыгнув от меня, когда я засунул пачки денег обратно в сумку, застегнул ее и сунул ему. – Нет! Это твои деньги!
– Они мне не нужны.
– Ты, похоже, не понял ничего! Пожалуйста, дай я все объясню.
– Еще раз – мне они не нужны.
– Поттер, – он скрестил руки на груди и холодно на меня поглядел, так же, как тогда – в польском баре, – другой на моем месте вышел бы сейчас отсюда, улыбаясь во весь рот, и никогда бы не вернулся.
– Ну и почему же ты не уходишь?
– Я… – он окинул взглядом комнату, будто ища ответ, – я тебе скажу, почему! По старой дружбе. Хоть ты и обращаешься со мной как с преступником. И потому, что я хочу вернуть тебе должок…
– Какой должок?
– Чего?
– Ну какой? Объясни! Откуда, черт дери, взялись эти деньги? И что, мать твою, это меняет?
– Ну, слушай, не надо так сразу думать, что…
– Наплевать мне на эти деньги! – чуть ли не в голос орал я. – Картина – вот что важно! Где картина?
– Если ты помолчишь хоть секунду и перестанешь придумывать…
– Что это за деньги? Откуда они? Кто их тебе дал? Билл Гейтс? Санта-Клаус? Зубная фея?
– Прошу тебя, хватит. Ты прямо как твой отец – чуть что в позу становишься.
– Где картина? Что ты с ней сделал? У тебя ее нет больше, да? Обменял? Продал?
– Нет, конечно, я… эй! – Он резко отодвинул стул. – Господи, Поттер, да успокойся ты. Да не продавал я ее. Ну как я мог ее продать?
– Не знаю! Откуда мне знать? Зачем вот это все было? Смысл в чем был? Да зачем я вообще сюда поехал? Зачем ты меня в это втянул? Ты что, меня сюда притащил, чтоб я тебе людей помогал убивать? Так, да?
– Я в жизни никого не убил! – надменно отозвался Борис.
– Господи боже. Это ты говоришь? Это шутка, смеяться надо? Ты, значит, только что сказал, что никого…
– Это была самозащита. Ты сам видел. Я, знаешь ли, людей чисто для удовольствия направо-налево не убиваю, но когда надо – могу себя защитить. А ты, – властно перебил он меня, – когда ты – Мартина, то кроме того, что я бы сейчас тут не стоял, да и ты, наверное, тоже…
– Слушай, сделай одолжение! Раз уж никак не заткнешься. Отойди вон туда, в сторонку, хоть на минуту. Я сейчас даже видеть тебя не хочу.
– … насчет Мартина, если б в полиции все узнали, тебе бы медаль дали, и не только они, а еще много других невинных людей, которых сейчас благодаря Мартину нет в живых…
– Или, знаешь что, можешь даже уйти. Так, наверное, будет лучше.
– Мартин был сущий дьявол. Ничего человеческого. Отчасти это не его вина. Он такой родился. Ни капли чувств, понимаешь? Мартин, знаешь, в людей не только стрелял, он с ними вытворял много чего похуже. Нет, с нами бы ничего такого не было, – торопливо прибавил он, взмахнув рукой, как будто только в этом-то и крылась причина наших с ним разногласий. – Нас он бы просто пристрелил по старой дружбе, без всяких гадостей и мерзких штучек. Но был ли Мартин хорошим человеком? Настоящим, нормальным человеком? Нет. Не был. Да и Фриц не был нежной ромашкой. Так что боль эта твоя, раскаяние – это потому, что ты на все неправильно смотришь. А надо так – что ты, мол, совершил геройский поступок во имя высшего блага. Потому что нельзя все время так мрачно глядеть на жизнь, понимаешь, это очень вредно.
– Скажи мне только одну вещь.
– Да что угодно.
– Где картина?
– Слушай… – Борис вздохнул, отвел глаза. – Лучше я ничего не сумел придумать. Знаю, ты очень хотел, чтоб она у тебя была. Не думал, что если ты ее не получишь, то так расстроишься.
– Ты можешь просто сказать – где картина?
– Поттер, – он прижал руку к сердцу, – прости, что так рассердил тебя. Не думал, что так будет. Но ты сам сказал, что не хочешь ее у себя оставлять. Ты сам ее вернуть собирался. Разве не так? – спросил он, потому что я по-прежнему сердито глядел на него.
– И ты, значит, уверен, что придумал все как надо?!
– Дай объяснить-то! Когда ж ты заткнешься и дашь мне хоть слово сказать? Вместо того чтоб огрызаться, истерить и портить нам весь праздник!
– Что – объяснить?
– Идиот, – он постучал пальцем по лбу. – Откуда, по-твоему, деньги-то взялись?
– Да хер ли я знаю, откуда?
– Это вознаграждение!
– Вознаграждение?
– Ну да! За то, что мы ее благополучно вернули!
Дошло до меня не сразу. Я стоял. Пришлось сесть.
– Злишься? – осторожно спросил Борис.
Голоса в коридоре. Медный колпак на лампе поблескивает от тусклого зимнего солнца.
– Думал, ты обрадуешься. Ты не рад?
Но я пока что не нашел в себе сил что-то ему ответить. Только пялился ошалело.
Взглянув на мое лицо, Борис отбросил с глаз с челку и расхохотался:
– Да ты мне сам идею подал. Сам, небось, не понимал, какая идея-то была отличная. Ты гений! Жаль, что я сам сразу не допер. “Позвонить арт-копам, позвонить арт-копам”. Вот бред! Это я так сначала подумал. Честно сказать, ты на этой теме малость свихнулся. Только потом, – пожал он плечами, – сам помнишь, повернулось все неудачно, и после того, как мы с тобой расстались на мосту, я поговорил с Вишней – что делать, что же делать, мы с ним ручки немножко позаламывали, потом кое-чего подразведали, и, – он поднял бокал, – идея-то оказалась гениальной! Ну почему я тебя никогда не слушаю? У тебя с самого начала башка отлично варила. Я, значит, на Аляске таскаюсь на заправку за десять километров, чтобы стырить там батончик “Нестле”, а ты-то! Гений преступного мира! И чего я тебя никогда не слушаю? Потому что я все разведал, и, – он раскинул руки, – ты оказался прав! Кто бы мог подумать? За твою картину дают больше миллиона долларов вознаграждения! Да не за картину даже! За одну только информацию, которая укажет на ее местонахождение! И никаких вопросов! Наличка – ни проблем, ни налогов…
- Предыдущая
- 194/204
- Следующая
