Выбери любимый жанр

Морская тайна (ил. Л.Смехова) - Розенфельд Михаил Константинович - Страница 20


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

20

- Благодарите небо, - угрюмо сказал Алендорф, - если… если вы верите в чудеса…

В следующую минуту в каюту принесли баллон с кислородом и врач произвел молодым морякам искусственное дыхание. Заслышав стоны Нины и Андрея, Алендорф облегченно вздохнул, сел на койку и расхохотался.

Глава семнадцатая.

«СПАСИТЕ… И Я ВАШ РАБ!»

- Вставайте, вставайте, - хохоча, кричал немец. - Можете по-прежнему располагаться в вашей каюте. Штурман нем, как рыба… Он ничего не помнит… Никто в мире не узнает о «Крепости синего солнца». Да придите в себя, черт возьми, вы снова можете жить! Благодарите меня. Опоздай я хоть на минуту…

В три часа дня пятого декабря происходила эта сцена. Японцы перехватили радиограмму с парохода «Президент», в которой Фред Ирвинг сообщал газетам Сан-Франциско о спасении неизвестного человека, лишившегося языка и памяти. Напомним о том, как нуждались властители подводной крепости в рабочей силе, для того чтобы стало понятно, почему командование, узнав из радиограммы о безнадежном состоянии Головина, сочло возможным сохранить жизнь пленникам.

- Одно только слово. Он жив? - был первый вопрос Бакуты.

- Штурман Головин жив, - переводя дух, сказал Алендорф, - но… но… он хуже мертвеца. Не спрашивайте более.

- Больше мне ничего и не нужно знать, - радостно вскочил на ноги боцман и неожиданно вытолкнул Алендорфа за двери. - Клянусь, - восторженно закричал боцман, обращаясь к друзьям, - он придет за нами, и мы еще поплаваем!

Наивная, но несокрушимая уверенность в том, что «штурман придет», ни на миг не покидала старого моряка. Иначе чувствовали себя Андрей и Нина. Они не возражали боцману, но лишь делали вид, что тоже надеются. К счастью, вечно веселый, возбужденный и шумный боцман не давал им размышлять о будущем. Каждую ночь, укладываясь спать, старик неизменно объявлял:

- День прошел, меньше осталось ждать. Может, завтра проснемся - а он тут как тут!

Каким образом штурман спасет их - над этим Бакута не раздумывал. Он искренне верил. В туннеле, куда по утрам друзей отправляли на работу, боцман чувствовал себя еще лучше. В толпе корейцев он буквально оживал и напоминал прежнего Бакуту, каким он был на корме «Звезды Советов». Он нисколько не боялся японских часовых, и те боязливо сторонились русского великана. Боцману ничего не стоило дать меткий пинок конвойному, и офицеры были бессильны что-либо предпринять, ибо командование крейсера решительно распорядилось избегать инцидентов с советским моряком.

Бакута работал за десятерых. Чудовищная сила, с какой моряк крушил камень, внушала японцам страх. Во время работы он во все горло распевал песни, и когда однажды офицер попробовал запретить ему пение, боцман положил у ног кирку и строго предостерег:

- Имейте в виду: там, где Бакута работает, там он хозяин. А тружусь я не для вас - все равно это пропадет пропадом, - работаю я для души и песни буду петь, какие захочу.

Корейцы обожали громадину боцмана. В его присутствии никто не смел дотронуться до каменщиков - Бакута вел себя в туннеле как всемогущий хозяин. В несколько дней он перезнакомился со всеми корейцами и каждому из них дал русское имя. Печальный Андрей не мог удержаться от улыбки, слыша, как боцман командует.

- Яшка-Конь, - орал он, - заходи слева! Гришка-Камбала, гляди, по ногам попадешь!

Он учил неопытных владеть киркой и ломом, и нельзя было не смеяться, глядя, как кореец с блаженной улыбкой следил за размашистыми движениями боцмана.

Наведя порядок, боцман брался за кирку и объявлял:

- Сейчас запою, подтягивайте дружней!

И во все горло запевал странную, нескладную песню:

На шхуне «Ломоносов»
Нас было пять матросов.
На север плыли мы
Проведать эскимосов…
На севере мороз.
Матросов было пять,
И ни один из них
Не хочет погибать…

Слабыми, нестройными голосами корейцы тянули что-то свое, но Бакута, с упоением круша камень и точно кому-то угрожая, гремел:

Но и во льдах мы пели,
Отважные матросы!
Команду отогрели
В ярангах эскимосы…

Правда, бывали дни, когда Бакута становился угрюмым и мрачным. В первый раз это произошло дней через двенадцать после побега Головина.

Однажды ночью в каюту наших моряков вошли восемь вооруженных солдат и заковали их в цепи. Японцы ушли, оставив двери раскрытыми, и вслед за их уходом железные стены задрожали. Послышался грохот, как будто на судно обрушился бурный водопад. Каюта заколыхалась. Пленники, насколько им позволяли цепи, приподнялись. Стены, потолок и пол закачались, как на плывущем корабле, и вдруг в каюту хлынул прохладный воздух. В конце темного коридора тускло засветилось мутное, расплывчатое пятно лунного света.

Подводный крейсер всплыл на поверхность океана. Кто-то подплывал к бортам крейсера, неслись приглушенные звуки голосов, как дальнее эхо, отдавалась беготня. Наверху отрывисто застучали дизели[4]. Друзья не сводили глаз с мутного зеленого пятна. Морской свежий воздух овевал их лица. В лунном свете, подхваченный дуновением летнего ветра, кружился клочок бумаги, и люди глядели на него с таким восхищением, как они смотрели бы на сверкающие звезды ночного неба. Бакута, звеня цепями, порывался соскочить с койки. Нина и Андрей также рвались с коек, и им казалось, что стоит только скинуть цепи - и они, взбежав наверх, будут свободны. Но вот рядом, в кубрике корейцев, раздался отчаянный шум, крик, и тотчас жалобные вопли слились в заунывный вой. Корейцы выли до тех пор, пока в коридоре не рассеялся призрачный свет лунных лучей. Серебристый клочок бумаги перестал кружиться, стук дизелей прекратился, и опять закачалась каюта. Снова загрохотала вода - то заполнялись балластные цистерны, - и, плавно качаясь, корабль медленно опустился на дно.

Сирена возвестила о наступлении утра. Угрюмо хрипя, Бакута ушел на работу.

Вечером он возвратился еще более мрачным.

- Недостает трех корейцев в моей смене, - сообщил он Нине и, отвернувшись, чуть слышно промолвил: - Хорошие ребята… Они уже научились петь мои песни…

На другой день после всплытия корейцы работали вяло. Они опять еле двигались, закрыв глаза, и спотыкались на каждом шагу. Казалось, ничто уже не могло возбудить в них энергию и интерес к жизни. Вечером, когда Нина, убрав корейский кубрик, намеревалась уходить, два японца внесли большой медный чан с водой. В кубрике появился офицер, он что-то сказал корейцам, и те безмолвно приблизились к чану. Японцы между тем сняли подвязанные к поясам небольшие мешки и, построив корейцев, раздали им мелкие медные деньги. Схватив монеты, корейцы окружили чан. Ничего не понимая, заинтересованная тем, что будет дальше, Нина тоже подошла к чану. Две пестрые рыбы игриво носились в воде.

Старый кореец с длинными обвисшими усами, присев на корточки, взял гибкий прут и опустил руку в воду. Раздраженные рыбы перестали плавать и, раздув жабры, остановились друг перед другом, как драчливые петухи. В следующую секунду они яростно бросились в бой.

- Яхх! Яхх! - азартно захлопали в ладоши корейцы.

И мигом зашумел кубрик, и несчастные рабы со смехом и криком обступили чан.

Наблюдая игру, офицер презрительно усмехался.

…Недолго печалился боцман. На другой день он опять пел песни, а ночами он долго не давал Андрею и Нине уснуть своими рассказами. Невозможно было понять, правду говорит старик или фантазирует, но друзья всегда слушали его точно зачарованные.

Как-то раз Нина спросила Бакуту, был ли он когда-либо женат, имел ли семью, сыновей или дочерей. Этого было достаточно для того, чтобы боцман проговорил до утра, рассказывая поразительную историю.

вернуться

4

Насколько нам удалось выяснить, крейсер всплывал для приема груза и зарядки аккумуляторов.

20
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело